Кодекс целителя - Соколова Анюта - Страница 2

– Кирейская гадюка! Влюбила, околдовала! Из-за тебя Ари искал смерти! Мало тебе было забрать его сердце, да?

Я заставила себя отвернуться и смотреть в стену. Говорить что-то в таких случаях бессмысленно, всё равно не услышат. Нужно подождать, пока истерика пройдёт.

– Будь проклята ты и твоё отродье! Мерзкая тощая тварь!

Кулак Анжи врезался мне в бок. Острая боль обожгла и словно подрубила ноги. Я рухнула на колени и чудом не растянулась на полу. Катизска со всей силы пнула по моему животу носком вышитой домашней туфли и, не сомневаюсь, на этом бы не остановилась, но из кухни на шум выглянула пожилая кухарка, Ари́са.

– Что ты творишь, дура! Летт Арден тебе голову оторвёт! – Кухарка подскочила к нам и оттащила Анжи в сторону. – С ума сошла?

Анжи на удивление быстро забыла про меня, обвила Арису руками и жалобно, с подвыванием зарыдала.

– Ари уби-или-и!.. Ари-и-и!..

Перед глазами у меня кружились жёлто-зелёные пятна, внизу живота пульсировала жгучая боль. Встать удалось не сразу. Перила находились далеко, а за стену, обитую шёлком, было не ухватиться, пальцы соскальзывали. Ариса не пыталась мне помочь, она утешала Анжи, гладила её по голове, словно обиженного ребёнка. Наконец я поднялась на ноги и увидела выражение лица кухарки: Ариса злорадно скалилась.

– Успокойся, Анжи, деточка, милость Богини с тобой. А ведьму кирейскую защищать больше некому, отольются ей твои слёзы… Что пялишься? – грубо бросила она мне. – Ты теперь в этом доме никто. Родишь ребёнка – мы тебя быстро на место поставим. Полы драить будешь, ясно?

У меня хватило выдержки ответить ей холодной усмешкой:

– Ты не Совет управителей города, Ариса. Дом летта Лири́на не твоя собственность, чтобы указывать, кому какое в нём место.

Нет, я не надеялась, что управители вступятся. Просто не могла позволить, чтобы меня начали шпынять в первые же минуты после смерти Ардена. Поэтому я загнала боль поглубже и медленно пошла к двери, несмотря на то что хотелось бежать без оглядки и никогда не возвращаться. Слуги меня не любили, я и раньше это знала, но при Ардене они не осмеливались проявлять свою неприязнь открыто. Та же Ариса никогда не поднимала головы и предпочитала помалкивать.

После дождя тёплый весенний воздух напитался влагой. Брусчатка во дворе уже начала подсыхать, зато лужи на улице больше напоминали озёра. У меня не было сил их обходить, и туфли то и дело зачерпывали воду. Боль не унималась, напротив, с каждым шагом разгоралась всё сильнее, словно мой кроткий ребёнок обернулся хищным зверем и рвал меня изнутри клыками. Но я привычно сжала зубы и упрямо брела вперёд. Никто не поверит, что мне плохо, скажут, как Согар, что я бездушная дрянь. Когда я добралась до центральной городской площади, с меня градом лился пот, даже чулки промокли, хорошо, что под двуслойными гидарскими юбками ничего не видно.

Двери в дом Собраний были распахнуты настежь и подпёрты стульями. В нижнем зале, где обычно проходили открытые заседания Совета управителей, собралось неожиданно много народа. Мебель сдвинули к стенам, два стола поставили в центре и застелили белой траурной тканью. Поверх водрузили тела погибших, в пальцы скрещённых на груди рук вложили статуэтки Богини. Ронира я хорошо помнила ещё с приграничья, крупный рослый мужчина, но по сравнению с моим мужем он казался недомерком. Великанское тело Ардена Лирина еле умещалось на широком и длинном столе. Лобастая голова, бычья шея, руки вдвое толще моей ноги и ноги размером с бревно, даже одежда не скрывала рельефные мускулы. Кровь с бледного лица тщательно вытерли, веки опустили, и Арден выглядел так, словно просто прилёг отдохнуть и уснул.

Несмотря ни на что, я не желала ему зла и давно подавила ненависть. Пусть Отрешённый судит, куда отправить его мятущуюся душу – на Небеса или в Бездну. Пытаясь не думать о собственной боли, я читала молитву по усопшим и старалась не шевелить губами – вдруг решат, что я призываю бесов. Во всей Гидории одна Кирея по-прежнему чтила древнего Бога. Мир уже несколько веков поклонялся юной Богине, покойников не сжигали, а закапывали в землю. Новая вера учила, что однажды души умерших вернутся из Небесных Чертогов и мёртвые воскреснут.

– Ты глянь-ка, приползла, змеюка! – услышала я за спиной громкий шёпот.

– Ни слезинки! Верно говорят – у киреек вместо сердца камень!

– Ведьма! Не иначе, наколдовала Ардену смерть!

Оглядываться не стала. Какой смысл? С первого дня в Орлисе из меня сделали ведьму, а чувства Ардена приписали колдовству. Нет, Гидар не повторял имперский бред о попрании истинной веры и опасной ереси. Люди на севере были достаточно разумны и понимали, что громкими лозунгами Огория прикрыла захват крошечной мирной страны. Стремительно развивающейся империи стало тесно между непроходимыми горами на востоке, песками Кати́за и Нéйсским морем. Кирею завоевали за несколько дней – нам нечего было противопоставить огромной армии и знаменитому гидарскому огню. Только отношение ко мне не имело ничего общего ни с войной, ни с верой.

Высокая грузная летта в белом окинула меня цепким, презрительным взглядом.

– Летта Лирин, почему вы не в трауре? – строго произнесла она.

– У меня нет траурной одежды.

Собственный голос прозвучал жалко и сдавленно. Сказать ей правду – что все вещи покупал мне Арден, а он не думал о собственной скоропостижной кончине? Боль становилась всё сильнее. Она переместилась в низ живота и скручивала внутренности в плотный, горячий узел. Схватки?

– Вы позорите память вашего мужа, – подхватила полная летта в расшитой бисером белой кофте. – Летт Лирин великодушно сделал из вас честную женщину, а вы платите ему неуважением!

Честную женщину?.. Я закусила губу – и для того, чтобы не наговорить лишнего, и чтобы справиться с болью. С каждой минутой стоять становилось труднее. По ногам что-то потекло, похоже, отходят воды. Получается, я всё же рожаю. Но почему же боль не отпускает ни на секунду, разве так должно быть?

– Что вы с ней разговариваете, летта Ромéр, – сквозь зубы процедила старуха с волосатой бородавкой на расплющенном носу. – У неё нет души, она отдала её, чтобы обрести свою бесовскую красоту.

Дикая боль мешала мне сосредоточиться и что-либо ответить. Я переступила с ноги на ногу, беспомощно огляделась в поисках того, за что можно было бы ухватится, и неуверенно шагнула к стене. Тут же раздался истошный визг.

– Кровь! Из неё течёт кровь!

На том месте, где я стояла, образовалась тёмная, мерзко пахнущая лужа. Это точно неправильно… Вида крови я не переносила и зажмурилась, но меня всё равно затошнило.

– Ведьма рожает!

– Лекаря! Позовите лекаря!

Какая-то рослая женщина вцепилась в мой локоть и потащила к выходу.

– Давай, дурёха, иди, пока ноги держат! Здесь недалеко. Да помогите же кто-нибудь!

С другой стороны меня подхватила та самая летта в кофте с бисером. Я послушно сделала шаг – и вдруг сорвалась куда-то в спасительную темноту.

Шурх-шурх.

Странные еле слышные шорохи будоражили, мешали наслаждаться покоем. Пришлось открыть глаза. Приятный полумрак, ровные квадраты деревянных панелей на потолке. Растительный орнамент по краям и стилизованная роза посередине, на лепестках которой красиво играли блики света.

Шурх-шурх-шурх.

Я попробовала пошевелиться. От жгучей боли осталось лишь вполне терпимое тянущее ощущение внизу живота. Голова слегка кружилась, в остальном я чувствовала себя сносно. Лежала на чём-то мягком под тонким одеялом и даже была переодета в сорочку с длинным рукавом. Несмотря на слабость, я приподнялась на локте и огляделась. Незнакомая богато убранная комната, дорогая мебель, плотно задёрнутые портьеры на окнах, благородный блеск парчовой ткани. В кресле вполоборота ко мне сидел человек, неяркое сияние лампы обрисовывало узкое плечо и прядь белых волос. Видимо, какие-то его действия и издавали эти тихие звуки.

Резко вернулись воспоминания. Очень осторожно я нащупала живот. Опавший и мягкий. Я родила? Но где тогда ребёнок? Мои движения не прошли незамеченными – человек повернулся.