Крест и полумесяц - Валтари Мика Тойми - Страница 48

После долгих расспросов и поисков Ташкун приказал поднять пол в одном из разрушенных домов в ближайших окрестностях Багдада. Под полом открылся его взору древний склеп, в глубине которого обнаружили стенку, сложенную в большой спешке, о чем свидетельствовали неровности каменной кладки. Сквозь щели из глубин подземелья струился дивный аромат мускуса.

Едва узнав о находке, великий визирь срочно отправился в разрушенный дом и даже самолично вытащил несколько камней из стенки, чтобы расширить отверстие и пройти внутрь возникшего перед ним склепа. Таким вот образом и была найдена могила великого имама, на святость которого прямо указывал запах дивных благовоний. Ибо, как ни странно, останки святых ислама источают такой же аромат, как и мощи самых великих христианских святых. И, возможно, именно это обстоятельство и является неоспоримым доказательством того, что Бог во всемогуществе своем не слишком заботится о том, как люди славят Его и каким именем называют.

За султаном послали гонца, и владыка немедленно прибыл к могиле. А вскоре и вся армия воочию убедилась в том, что великий визирь Ибрагим и султан Османов Сулейман общими усилиями обнаружили по милости Аллаха останки святого Абу Ханифа, которые все считали давно уничтоженными и которые чудом уцелели.

Султан почти сутки провел у могилы, постясь и читая молитвы, и благочестивый его пыл, почти экстаз, передался войскам, ибо даже самые неразумные поняли теперь, что сам Абу Ханиф желает покончить с шиитами и, уничтожив еретиков, вознести Сунну на подобающее, главенствующее место во всех исламских странах.

Я, разумеется, тоже посетил могилу святого и собственными глазами видел пожелтевший голый череп и какой-то удивительно жалкий, высохший маленький скелет, завернутый в почти истлевший саван. Тогда же я убедился и в том, что мощи эти и в самом деле источали тот же дивный неземной аромат, который давным-давно, еще мальчишкой, впервые вдохнул я, когда в награду за прилежание в учебе участвовал в извлечении останков святого Гемминга из могилы в подземелье кафедрального собора в Або^[51] и перенесении их в реликварий. Потому-то я ни на миг не усомнился в том, что люди Ибрагима действительно нашли кости Абу Ханифа.

Однако неожиданность этой находки поразила меня и даже немного расстроила. При первом же удобном случае я воззвал к совести великого визиря, откровенно спросив его:

— Благородный визирь! Как же это случилось, что останки Абу Ханифа обнаружились именно сейчас, в самый нужный момент? Умоляю, скажи мне, нет ли здесь обмана или какого-нибудь дьявольского трюка?

Ибрагим бросил на меня просветленный взгляд. Лицо великого визиря, казалось, лучилось умиротворением, вызванным молитвами и постом. И ответил мне Ибрагим громко и уверенно:

— Зачем мне обманывать тебя, Микаэль эль-Хаким? Верить мне или нет — дело твое, но я прямо скажу тебе: то, что нам удалось найти эти кости, поразило меня самого до глубины души. Разумеется, я собирался всех немного обмануть! Ты же прекрасно все понимаешь, не мне тебя учить! Потому-то я и поручил это важное дело легковерному Ташкуну, надеясь без труда управлять его поступками. В самый подходящий момент, за день-два до начала похода, я должен был указать почтенному мудрецу, где искать останки с явными признаками святости, каковые с помощью моих верных дервишей упрятал в одном не слишком отдаленном месте, где они, наверное, до сих пор и лежат. Так что можешь себе представить, как я был изумлен и по-настоящему потрясен, когда выяснилось, что благочестивый Ташкун и в самом деле нашел могилу Абу Ханифа. Я опять поверил в свою счастливую звезду, Микаэль. Раз произошло такое, счастье не покинет меня!

Однако в серале я уже привык не верить никому и ничему и это недоверие отравило мою душу, а потому слова Ибрагима меня не убедили.

Чудесное обретение священных останков Абу Ханифа заставило великого визиря позабыть обо всех своих горестях и печалях, которые еще недавно камнем лежали у него на сердце. Последние зимние дни в Багдаде прошли весело — устраивались пышные торжества по случаю бывших и в ознаменование будущих побед, а злобные сплетни о великом визире понемногу утихли. С приближением весны Ибрагим все больше успокаивался, и уверенность в себе опять вернулась к нему. Ничто теперь не казалось ему невозможным, он снова купался в лучах славы, и власть его была безграничной.

Весь свет с завистью следил за его триумфами. Напрасно шах Тахмасп просил о мире. Великий визирь отправил в Венецию и Вену гонцов с вестью о взятии Багдада, а из Франции от короля Франциска уже спешили к Ибрагиму высокородные посланники, дабы поздравить сераскера с блистательной победой.

Уныние великого визиря сменилось пылким восторгом. Ибрагим понимал, что сейчас он — в зените своей славы, но все же сумел сохранить ясность ума и суждений и даже присущую ему обычную холодную осторожность.

За день до моего отъезда из прекрасного Багдада Ибрагим позвал меня к себе и, давая последние приказы и напутствия, проговорил:

— Я сыт по горло предательством и неповиновением и никого больше не собираюсь прощать. Поезжай к Хайр-эд-Дину, в Тунис. Ты ответишь головой, если он поддастся на уговоры сераля или императора, позабыв, чем обязан мне. Помни, Микаэль: ты собственной головой отвечаешь за преданность Хайр-эд-Дина и обеспечиваешь мне таким образом его поддержку. Я назначил его бейлербеем Африки не для того, чтобы он расширял там свои владения и укреплял свою власть. В награду за преданность он получил Тунис и теперь обязан начать войну на море с императором и Андреа Дориа, чтобы я мог спокойно воевать в Персии, не думая о возможной опасности с тыла. Разъясни ему это поубедительнее. Если же он попытается отсидеться в Тунисе, то лишится бунчуков куда быстрее, чем их получил.

Чтобы подчеркнуть свое особое ко мне доверие и расположение, великий визирь велел на прощание передать мне такие богатые дары, о каких я не смел и мечтать. И тогда я прикинул, сколько же заплатили великому визирю багдадские купцы за его покровительство. И еще я понял, что меня ждет сказочное будущее, если, разумеется, счастье не отвернется от Ибрагима, а я не подведу его и окажусь достойным слугой великого визиря.

Вернувшись домой, я застал Джулию в страшном волнении. Увидев меня, она сразу же набросилась на меня с упреками:

— Весь сераль возмущен позорным убийством казначея Искандера. У великого визиря Ибрагима не осталось в серале ни одного друга или защитника, ибо ужасная судьба благочестивого Искандера окончательно убедила всех в том, что ни знатность, ни богатство, ни огромные заслуги перед султаном, ни годы преданной службы господину нашему и повелителю — ничто не может спасти человека от ненависти и злобы этого кровожадного безумца Ибрагима.

Примерно в том же духе Джулия еще долго ругала меня за всевозможные прегрешения великого визиря, но я не обращал внимания на ее слова, ибо все еще пребывал под впечатлением великолепия Багдада и ни минуты не сомневался в том, что счастливая звезда великого визиря Ибрагима озаряет его путь с небесных высот.

Как-то вскоре после моего возвращения домой меня неожиданно навестил один богатый еврей, торговец драгоценностями; он передал мне роскошные подарки и наилучшие пожелания здоровья и благополучия от Аарона из Вены. После долгого обмена любезностями гость мой решился наконец рассказать о цели своего визита.

— Ты друг великого Хайр-эд-Дина, Микаэль эль-Хаким, — начал он, — поэтому я и осмелился обратиться к тебе. Мне говорили, что прошлым летом, когда Хайр-эд-Дин захватил Тунис, бей Мулен Хасан в такой спешке покидал свою касбу, что в испуге забыл обо всем на свете, и прежде всего — о красном сафьяновом мешочке, который он, владыка Туниса, на всякий случай наполнил двумя сотнями тщательно отобранных крупных алмазов. Когда же случай этот пришел, Мулен Хасан позабыл прихватить с собой красный мешочек. Однако в перечне даров, которые Хайр-эд-Дин преподнес султану Османов, сокровище это даже не упоминается, да и торговцам, тайно перепродающим драгоценности, — ни в Стамбуле, ни в Алеппо, ни в Каире — такие алмазы не попадались. Я долго старался выяснить хоть что-нибудь о судьбе красного мешочка, расспрашивал своих единоверцев в разных городах, ибо, как ты понимаешь, благородный Микаэль, дело это очень меня заинтересовало. И, разумеется, ты не пожалеешь, Микаэль эль-Хаким, если откровенно расскажешь мне, что известно тебе об этих алмазах. Аарон заверил меня, что на тебя можно положиться, ибо ты — человек чести и уже имел раньше дело с подобными драгоценностями. Поверь мне, я щедро заплачу тебе за эти камни и, конечно же, сохраню нашу сделку в строжайшей тайне. Если потребуется, я продам алмазы в Индии, возможно — даже в Китае, так что никто ничего не узнает. Мне кажется, что великий визирь все же причастен к этому делу — ведь речь идет об огромном богатстве! — но благородному Ибрагиму можно смело положиться на мою скромность.