Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/112
• Следующая

— Тебе-то вольно, — завидовал Грише одноклассник Федька Минин, — твой тятенька недалече, голодать тебе не позволит, а нам-то каково? Вон и Ванька Елагин мало, что дворянского звания, а то бос и наг. Забыли его родители.

Спиридов знал, что Федька сирота. Мать его умерла рано. Отец служил стряпчим монастыря. Когда он скончался, Федька какими-то путями добрался до Петербурга. Гриша частенько помогал ему, делился куском хлеба, подкармливал. Подкармливал он и Елагина Ваню. Этот, хоть и дворянского «семени», но бедного, подмоги из дома не получал... Когда Григорий запросился на практику к Бредалю, офицер-воспитатель ехидно ухмыльнулся:

— Проштрафился твой Бредаль. В распрю вступил с флагманами. С корабля его потурили. Где-то на берегу ошивается. А на кораблики тебя отошлем, ныне туда охотников мало среди вашего брата.

До отправки на корабли Спиридова судьба вновь столкнула с адмиралом Петром Михайловым, на этот раз на берегу, в стенах Морской академии...

Знойным июльским днем в академию нагрянул внезапно государь, впервые за много лет. Следом за ним тянулись гуськом Апраксин, Сенявин Наум, Сиверс.

В полупустых комнатах гулял сквозняк, бледные, худосочные воспитанники вскочили, испуганно пялили глаза на царя.

— Где воспитанники, гардемарины? — кипел он от ярости, считая по пальцам учеников. — По кабакам шляются?!

— Государь великий, безденежны мы, — бормотал растерянно директор, капитан Нарышкин, — босы и наги они, в казармах сидят, а кто и на пропитание подрабатывает на стороне.

Если бы Нарышкин не приходился царю родственником, наверняка не миновать ему крепкой царской затрещины.

Искоса Петр бросил гневный взгляд на Апраксина.

— То так есть, государь, — смиренно опустив глаза, пожал плечами Апраксин, — казна нынче пуста, с деньгой жмется. На всем экономим, учителям не плачено за полгода.

В штурманском классе царь поостыл. Понравился четкий рапорт унтер-лейтенанта Алексея Чирикова, да и учеников было больше, но все они были одеты в затасканные, заплатанные мундиры, в стоптанных, дырявых башмаках.

— Добрых навигаторов готовишь? — кивнув на исписанную мелом доску, спросил Петр. Он знал, что Чириков одним из первых кончил академию и слыл отменным штурманом на флоте.

Покидая академию, царь распорядился начать расследовать законность расходования денег. Но моряки говорили правду. Около сотни воспитанников, установило следствие, «за босотою и неимением дневного пропитания не ходили на занятия, кто три, четыре, а кто и пять, месяцев, а многие объявили, что кормились вольною работой»...

Визит в Морскую академию вновь напомнил Петру о скудных запасах валюты.

— Сколь раз говорил купцам, — с досадой сказал он Апраксину, — надобно тщиться, по всякой возможности, свои товары на деньги продавать, нежели менять на другие товары.

— Людишки тяжелы на подъем, Петр Алексеич, — ответил Апраксин, — по старинке торговлишку ведут, да и иноземцам свою деньгу нет охоты тратить у нас.

— Верно говоришь, — оживился Петр, — давно знамо, наш товар надобно в Европу возить. Задумал я с Испанией открыть торговлю, компанию завести покуда под призором, за казенный кошт.

— Суда готовить надобно добротные, да капитанов опытных маловато, скудно у нас с ними, — вздохнул Апраксин и вдруг вспомнил о Беринге. — Сыщем. Снаряжай на первый случай три фрегата...

Не одну неделю выбирал Апраксин момент, чтобы доложить Петру рапорт Беринга. Сиверс упросил Апраксина походатайствовать за своего земляка перед государем. Потыркался Витус Беринг и опять запросился на службу. Видимо, более, чем в России, денег не сулят. Апраксин к Сиверсу относился с прохладцей. На службу его двадцать лет назад сосватал Крюйс. Сиверс служил ни шатко ни валко, тяжел на подъем. Командовал кораблями, иногда сажал их на мель. Действовал не торопясь, в боях себя не показывал, да и нерасторопен. Когда тот готовил эскадру в Копенгаген, Петр рассердился. Отписал ему, Апраксину: «Ежели бы я ведал, что так будет, лучше бы на себя взял сие дело; по-моему, надлежит вычесть у Сиверса за это из жалованья...» Если бы за Беринга не просил и Наум Сенявин, быть может, генерал-адмирал и не докладывал бы его рапорт царю, знал твердо: дезертиров обратно не берет.

Прочитав рапорт, Петр усмехнулся. У него было жесткое правило: иноземцев, которые сами уволились из русского флота, обратно не принимать.

— Каково думаешь, Беринга возвратим?

— Поразмыслить, так не стоило бы. Но капитаны нам потребны.

— Верно, в Испанию отправлять фрегаты. К тому же и на Великий океан экспедицию пора приуготавливать, проведать, сошлась ли Америка с Азией. Определим его капитаном на «Лесное», а там поглядим. — Петр чиркнул пером на рапорте.

Из указа Петра о создании компании для торговли с Испанией:

«1. Собрать компанию из торговых людей того ради Коммерц-Коллегия для сей новости дирекцию над сим и управление должна иметь, как мать над дитем по всем пока в совершенство придет.

2. Сия компания собою сперва не может дела своего исправить, для скудности денег: того ради вспоможена иметь быть, а именно кораблями и матросами от Адмиралтейства, деньгами частью из казны».

Осень, как было в прошлые годы, в Петербурге выдалась промозглая и довольно ветреная. Временами в залив нагоняло волну. Нева то и дело топорщилась, поднималась, топила берега. Несмотря на непогоду, жизнь на берегу не замедляла свой обычный ритм и даже удивительным образом везде наблюдалось ускорение. В Адмиралтействе заложили 100-пушечный линейный корабль по чертежам Петра. В Сестрорецке на оружейных заводах спешили выдать заказ фузей, ружей с новыми замками. Один за другим поднимались каменные особняки вдоль обозначившейся перспективы Невского, который начали мостить булыжником.

Всюду чувствовалось незримое присутствие направляющей властной руки венценосца. Как никогда прежде, спешил Петр завершить начатые с размахом дела. Мчался в Олонец, заезжал на железные заводы, оттуда на стройку Обводного канала на Ладоге. Заезжал и на солеварни в Старой Руссе, корпел над чертежами кораблей в модель-камере, то и дело его долговязая фигура мелькала на подмостках стапелей Адмиралтейства...

В заботах не замечал важные перемены рядом с собой. Помог случай.

Октябрьской ночью, на Лахте, как истый моряк, бросился спасать тонущих солдат, попавших в беду на море. Купель в ледяной воде обернулась напастью — дали знать, скрутили намертво старые болячки.

Отлежавшись в Лахте, неожиданно появился дома и не застал жену, уехала к своему камер-юнкеру, моложавому Виллиму Монсу. «Сколь раз мне намекал Апраксин, а я слепец оказался»...

Монса арестовали за мздоимство, приговорили к смерти и тут же казнили. Отрубленная голова долго торчала на колу...

Отношения с Екатериной изменились, исчезли прежняя сердечность и радушие, царь только внешне проявлял знаки внимания и решился на крайнюю меру — уничтожил завещание на трон в ее пользу. А болезнь не отпускала, то и дело приходилось отлеживаться. Предчувствуя неизбежность скорой развязки, торопил Апраксина отправить экспедицию на Великий океан. Еще раз просматривал отобранных людей.

Чириков вполне за вожака потянет. Штурман он отличный, на кораблях плавал. Честен и с людьми ладит.

— Все так, Петр Алексеич, — осторожно возражал Апраксин, — токмо к хозяйским делам он еще не сподручен, много не ведает, деньгу не чтет, а вояж-то тыщу людишек по Сибири за собой потянет. Да и в Охотске суда строить на голом месте сноровка надобна.

— На Беринге стоишь?

— Судачили и рядили мы с флагманами. Кроме него нет других капитанов.

— Добро, быть посему. Чирикова ему в помощники определим. Займусь я нынче же, генеральную инструкцию им сочинять...

На Крещение в Морской академии появились Алексей Чириков и гардемарин Петр Чаплин, собирали вещи, готовились в дальний путь. В модельном зале их окружили воспитанники и гардемарины. После визита царя в классных комнатах, не в пример прошлому, топили печки, занятия посещали без пропусков, физиономии воспитанников выглядели пристойно, на хлеб хватало. Все как один были экипированы в новенькие мундиры.

• Предыдущая
• 7/112
• Следующая