Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/112
• Следующая

Целый день «верховники» продолжали корректировать условия, названные «Кондициями», которые должна была принять и подписать Анна Иоанновна, прежде чем вступить на российский престол.

Поздно вечером Дмитрий Голицын зачитал основные пункты «Кондиций»:

«Понеже по воле всемогущего Бога и по общему желанию российского народа мы через сие наикрепчайше обещаемся, что наиглавнейшее мое попечение и старание будет не токмо о содержании, но о крайнем и всевозможном распространении православной нашей веры... такожде по принятии короны российской в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника ни при себе, ни по себе никого не определять. Еще обещаемся, что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит... без оного Верховного Тайного Совета согласия:

1. Ни с кем войны не исчинять.

2. Миру не заключать.

3. Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать.

4. В знатные чины, как в статские, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного Тайного Совета.

5. У шляхетств живота, и имения, и чести без суда не отымать.

6. Вотчины и деревни не жаловать.

7. В придворные чины как русских, так и иноземцев без совету Верховного Тайного Совета не производить.

8. Государственные доходы в расходы не употреблять. И всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать.

А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской».

«Кондиции» подписали все «верховники», исключая хитроумного Андрея Остермана. Сославшись на усталость, он уехал домой.

Благое дело задумал Дмитрий Голицын, ограничивая самодержицу, но поскольку делалось все в спешке, оповестили об этом только верхушку правителей, сенаторов, вельмож и генералитет. Пренебрегли они закоперщиком духовного сословия, самолюбивым Феофаном Прокоповичем, не учли власти церкви над православными.

Собственно, если Дмитрий Голицын не привлек к исполнению своих замыслов Феофана Прокоповича, то у него были на это причины. Духовник был ярым приверженцем всех начинаний Петра I и всегда стоял за неограниченную власть самодержца.

А князь Голицын не утаивал свои планы от кого-либо. Накануне в Лефортовском дворце, когда канцлер граф Головкин объявил собранию о кончине императора, князь Дмитрий Михайлович Голицын встал и сказал: «Так как со смертью Петра II потомство Петра I пресеклось в мужской линии, а между тем Россия страшно пострадала от деспотической власти, чему содействовали иностранцы, в большом числе привлеченные в страну Петром I, то следует верховную власть ограничить полезными законами и поручить царствование той императрице, которая будет избрана не иначе как под некоторыми условиями».

Так что, быть может, Голицын даже оплошал, поспешив огласить свои намерения, чем ловко воспользовались недруги его и многие любители поправить карьеру в столь смутное время.

Для вручения «Кондиций» в Митаву снарядили депутатов. От Верховного совета поехал Василий Долгорукий, сенаторы выбрали моряка, одного из героев Гренгама, капитан-командора князя Михаила Голицына, генералитет направил генерал-лейтенанта Леонтьева.

Быстро оценили затеянные перемены иноземцы, им было с чем сравнивать порядки на Руси, и они были единодушны в оценке происходящих событий.

Не прошло и недели после отъезда депутации в Митаву, в Париж сообщил свое мнение посол Франции: «В настоящее время еще нельзя знать, какова будет эта новая форма правления и будет ли она составлена по образцу Англии или Швеции. Однако относительно намерений старинных русских фамилий известно, что они воспользуются столь благоприятной конъюнктурой, чтоб избавиться от того ужасного порабощения, в котором находились поныне, и поставят пределы той безграничной власти, в силу которой русские государи могли по своей доброй воле располагать жизнью и имением своих подданных без различия в составе и форме суда... В этих видах для России предлагаются различные формы правления: одни хотят ограничить права короны властью парламента, как в Англии, другие — как в Швеции; иные полагают учредить избирательную форму правления по образу Польши».

Ему вторил испанский посланник де Лирия: «План управления, которое хотят установить здесь, отнимает у ее царского величества всякую власть.

Она не будет иметь никакой власти над войском, которым будут распоряжаться фельдмаршалы, давая во всем отчет Верховному совету, и царица будет иметь в своем распоряжений только ту гвардию, которая будет на действительной службе во дворце. Она не будет иметь ни одного слуги, который бы по форме не был утвержден Верховным советом».

Кому грозили предстоящие перемены в установившемся веками самодержавном правлении? Прежде всего обладателю верховной власти, владельцу трона. Не меньшую опасность усматривали в нем и пришлые иноземцы. Большинство из них без особых забот жило припеваючи на русских хлебах.

Одним из первых почуял для себя смертельную опасность вестфалец Генрих Остерман, или Андрей Иванович, как давно укоренилось его прозвище среди окружающих. Потому-то с первых дней междуцарствия любимец покойного Петра II сказывался больным и отговаривался, что как иноземец «в такое важное дело вступать не может».

Быстро смекнул, чем грозят ему перемены в России, и бывший любовник Екатерины Скавронской, граф Рейнгольд Левенвольде.

— Переоденься в холопскую одежду и скачи во весь опор в Митаву, к герцогине. Запомни и предупреди ее на словах о том, что я тебе передам.

И таки успел ловкий немец обскакать посланцев из Москвы и предупредить герцогиню.

«Он первый возвестил новоизбранной императрице о возвышении ее и уведомил о том, что брат ему писал в рассуждении ограничения самодержавия» и советовал Анне Иоанновне подписать предложенную депутатами бумагу, «которую после нетрудно разорвать».

Не удалось упредить «верховников» гонцу от выходца из Саксонии Павла Ягужинского, который поначалу принял сторону «верховников», а потом отшатнулся от них. Его гонца схватили и заковали в железо. Но герцогиня не забудет услуг верных подданных и назначит Ягужинского кабинет-министром, возведет в графское звание, осыпет милостями и Левенвольдов.

Морозно на пустынных улицах Москвы, коренная зима дает о себе знать. Да и нет поводов к веселью, покойного государя еще не предали земле.

Возвратились депутаты из Митавы, привезли «Кондиции» с подписью герцогини, закованного в кандалы посланника Ягужинского, взяли под арест и самого бывшего обер-прокурора Сената.

Санный поезд везет без остановки в белокаменную новую владелицу трона. Но чтобы занять его, потребна присяга войска, сановного люда. Кому присягать? По замыслу «верховников», ей, императрице, и Верховному совету. Что-то будет на деле...

Всего месяц минуло со дня обручения Петра II и его невесты, а события без перерыва навились в запутанный клубок. Близилась развязка этих хитросплетений, от ее исхода зависело будущее и людей и державы, еще недавно казавшейся Европе колоссом.

Между тем, пока депутаты ездили туда-сюда, в Москве закипели страсти среди дворянства, прибывшего на свадебные торжества. Все они были недовольны замыслами «верховников». Страшило их, что среди них половину составляли Долгорукие, а их воздействие на нравы проявилось наглядно в последние два года царствования Петра II.

Собирались пока что скрытно, группами вокруг объявившихся предводителей, «обиженных» князей — Черкасского, Трубецкого, Барятинского. На их стороне оказались и «птенцы гнезда Петрова» — Василий Татищев и Феофан Прокопович. Последний вспоминал: «Знатнейшие, сиречь из шляхетства, сноситься и советоваться начали, как бы действительно вопреки верховникам хитрое их строение разрушить и для того по разным домам ночною порою собирались».

Множество великих дел совершил Петр I, но вот в обустройстве семейных дел ему явно не везло. Нескладно сложилась его личная жизнь, не сумел он дать семейного счастья ни своим детям, ни детям своего брата Ивана. Сам назначил двум его дочерям супругов и оба раза неудачно. Так случилось и с Анной.

• Предыдущая
• 26/112
• Следующая