Самый лучший коммунист (СИ) - Смолин Павел - Страница 35

А говорили, что этот артефакт навсегда утерян! Не утерян, значит, а был спрятан до лучших времен, которые наступили как раз сейчас.

«Виктор Васильевич Гришин по личной инициативе согласовал „демонстрацию“ задним числом и связался с МВД, попросив обеспечить безопасность демонстрантов от потенциальных провокаций».

Молодец Гришин, правильно решил — нам, очевидно, никаких разгонов совершенно мирного крестного хода тут не надо. И не перекидывал ответственность на Центр, на себя взял — осваивает Советская номенклатура новый, повышенной опасности и динамики способ работы.

«Согласно полученным от информатора К. сведениям, цель Крестного хода — „Молебен за здравие невинно пострадавшей отроковицы Ольги“».

— Сигнал ясен, — отложил я папку. — Старообрядцы демонстрируют жест, подкрепленный казавшейся утраченной навсегда иконой. Ответным жестом, по их мнению, должна стать передача архиепископству для реконструкции и использования храма Святителя Николая в Толмачах. Вот так, товарищи, — добавил для КГБшников. — Мракобесие и множится: вроде как и не просят ничего, но явочным порядком демонстративно молятся и переживают за сильных мира сего и их близких. Вот как тут не отдариться?

— Храм все равно закрыт, — не стал осуждать меня дядя Дима. — Руины — дети лазят, того и гляди зашибет кого.

— Попам волю давать нельзя, — встал в оппозицию дядя Семен. — Сейчас храм отдадим, они поймут, что так можно. Потом каждую болячку члена Политбюро будут отмаливать ходить прямо к Кремлю.

— Они у нас пожилые, храмов не напасешься, — покивал я. — А что предлагает Контора? — снова взял папочку и «перемотал» на последний листочек. — Предлагает действовать на свое усмотрение, — разочарованно отложил обратно.

— Сам кашу с мракобесами заварил, сам и расхлебывай, — пожал плечами дядя Семен.

— Обидно, но справедливо, — признал я.

«Крестный ход» впечатлял — все свободное пространство перед госпиталем утопало в разновозрастных — от младшего школьного до пожилого — гражданах. Одеты, как и положено, скромно, в черно-серые тона. Для дам — белые платочки, для мужиков — бороды и кепки. В руках — хоругви и самодельные плакаты с цитатами на строславянском. Товарищи стояли на коленях, вторя молитвенным песнопениям одетого в парадный архиепископский наряд Никона, который вздымал над головой потемневшую от времени, но все еще блестящую золотыми наличниками, икону.

Из окон больницы и жилых домов на происходящее оторопело таращились нормальные Советские граждане. Понять можно — не каждый день в самой материалистической стране такое увидишь. О, вон там, там и тут фотографируют. А где же СМИ? Ага, вижу — вон машина «Времени» подъехала, решили не замалчивать, а наречь происходящее образцово-показательной акцией, которая поможет общению с западными мракобесами и не навредит общению с азиатскими материалистами. Что ж, опыт масштабируется и без меня — теперь по всем городам попы с молитвами и «оккультными материалами» ходить начнут. Да и хрен с ним — это все-таки не шабаши сатанинские, а тысячелетняя традиция.

Так, ну и что делать? Нет, Сережа, вот эта вот нерешительность совершенно неуместна — у тебя же вот-такенные яйца и пламя Революции в глазах, чего от попов оторопь ловишь? К главному попу шагом марш!

— … и всех ра́ди святы́х, поми́луй и спаси́ боля́щую рабу́ Свою́ Ольгу, я́ко Благ и Человеколю́бец. Ами́нь, — дочитал Никодим «Канон за болящаго», и они с паствой закрепили целебный эффект троекратным «Господи, помилуй», сопровождая рефрен поклонами.

Умиление и благодать ощущаю! Стоп, не поддаемся!

— Капитализм — сатанизм суть есть! — мощно гаркнул Никодим.

Мое приближение он краем глаза точно заметил, равно как и часть его паствы, но все делают вид, что не замечают — заняты обрядом мол.

— Не вчера зародилась классовая борьба, — продолжил он. — Стяжатели проклятые капиталу сатанинскому продались, за золотые уборы да богатые одежды душу в муки адские ввергли! За то и пострадали в начале века от рук большевистских да люда простого. Не Церковь то была, но прислуга Тельца Золотого!

Мощный теолог этот Никон, походу.

— Темные времена и многие испытания посылал Господь святой Руси, ибо сошли мы с пути Истинного. Теперь — вернулись, и снова по Руси Святой Благовест разносится, вселяет в сердца рабов божьих веру истинную, веру богоугодную! Большая в этом заслуга Генерального секретаря ЦК КПСС, раба божьего Юрия Владимировича Андропова да его соратников. На материализм уповают, юродствуют, но сказано — «по делам их узнаете их». И дела эти — богоугодны!

Аплодисменты и троекратное «ура!» было архиепископу ответом. Оно, конечно, верующие, но все еще Советские люди — митинговать в созидательном смысле приучены.

— Советский Союз — государство благодати, — продолжил главный старообрядец Союза. — Любо сердцу моему смиренному видеть, как люд наш в спокойствии и благочестии трудится во славу Его…

«Его» в данном случае — мировой рабочий класс.

— … любо видеть, как возрождается Вера Святая по всей Руси Великой. Тако ж любо смотреть, как братские народы наши в Вере своей укрепляются. Все мы — люди Книги, и промеж себя усобиц устраивать не должны, дабы кары божьей не навлечь…

Карающая длань у Господа на наших землях сильная, в виде КГБ, так что да — лучше не надо.

— И сейчас, когда возрождается Русь Святая в новом, поистине богоугодном виде, враги наши, в сатанизме да стяжении погрязшие, в злобе бессильной корчатся. Грех алчности и ложное чувство собственной богоизбранности на подлости всяческие их толкают. Верная раба божия Ольга делами добрыми славится, лагеря пионерские для деток строит, через песнопения богоугодные свет душам несет.

Там через одну — попса про то, какие мужики козлы!!!

— Велико горе народное, да не оставил нас Господь в милости своей с мировым империализмом в одиночестве! Явил он нам Чудо, икону утерянную возвратил. Место ей — в Москве, древнем оплоте старообрядчества русского! Господи помилуй!

— Господи помилуй! — откликнулся народ с поклоном.

— Здоровья и жизни долгой отроковице Ольге у матери Божией смиренно просим, и да услышит нашу молитву Господь! А сейчас, товарищи, расходимся — негоже воинов Советских беспокоить, они за Веру нашу пострадали.

За интересы Красной Империи! Ладно, коммунизм — это тоже, прости-господи, вера, а Крестовый Поход против мирового империализма я сам и инициировал, похерив потенциальное десятилетие «разрядки». А смысл? Потом опять обострение будет, и так до победного — нашего или вражеского. Недоговороспособен Запад, проверено практикой и большой ценой.

— Здравствуйте, батюшка, — пока народ расходился, я успел добраться до иерарха.

— Здравствуй, Сергей, — улыбнулся он в бороду. — А ты чего здесь?

— С вами поговорить, — честно признался я. — В ваших руках — невероятная культурная ценность, ее нужно под стекло, в микроклимат и стерильность.

— Нужно, — не стал он спорить. — Но такой иконе в храме место, не в музее. На нее поколениями молились, Сережа. Негоже, чтобы безбожники пьяненькие пальцем тыкали.

— У нас в музеи пьяных не пускают, — заметил я. — Но суть ясна. Временно поместим в спецхран, а после реставрации… Под вашим чутким присмотром и с молитвами, конечно, — добавил для нахмурившегося попа. — А потом разместим в храме Святителя Николая в Толмачах — вы отреставрировать своими силами сможете, или помочь?

— Всем миром справимся, — заверил Никодим.

— Все? — спросил я.

— Что Господь посылает, за то и благодарны, — перекрестился он.

— А откуда икона-то?

— Из Южной Америки, — ответил он.

— Еще что-нибудь важное для родной культуры и истории из Южной Америки вернулось? — спросил я.

— Так люди наши, — ухмыльнулся он.

— Люди — это главное, — согласился я. — Но артефакты…

— Артефакты были показаны товарищам из музея Алтайского старообрядчества. Копии изготовлены, опись составлена — исторической и культурной ценности не представляют, — перебил Никодим.