Самый лучший коммунист (СИ) - Смолин Павел - Страница 15

В дверь постучали, я выключил телек — сейчас будет не до него — и пошел открывать, по пути порадовавшись тому, насколько я стал эффективный. Загранка получилась любо-дорого посмотреть! Ну и что, что пересравшиеся страны-члены блока НАТО запретили мне въезд в их страны? Я и так туда не собирался! Контент и промышленный продукт пока не трогают, соблюдая реноме радетелей за свободу слова. А у нас ее чтоли нет? Гражданин СССР полностью свободен в своем желании хвалить такую замечательную Родину. Вправе и ругать — сотни тысяч «доброжелателей» не покладая рук строчат анонимки, руководствуясь исключительно благими намерениями! Вот ворует директор цеха, собака такая, взятки носит. В такие вещи государство тыкать носом нужно обязательно, с непременным поощрением гражданина за бдительность. Ну а если несознательный товарищ, вопреки объективной реальности, Родину не любит и пытается вредить, значит он либо куплен ЦРУ или сумасшедший — не даром диссидентов в дурдом сажают, подлечиться.

Карательная психиатрия нынче не приветствуется. Ряд препаратов, шоковые терапии и прочие пыточные атрибуты запрещены, теперь буйным дают живительные транквилизаторы, от которых те становятся мирными. Галоперидол — который, конечно, та еще бяка, потому что мозги сушит, но объективно помогает тысячам больных — применяется только в связке со снимающими болезненные побочные эффекты препаратами. Санитаров за злоупотребления карают беспощадно. В качестве пряника подняли зарплату, чтобы на такую неприятную работу шли не только от безысходности или срывать зло на больных бедолагах.

С сердечным трепетом открыв дверь, расплылся в улыбке: на пороге стояла одетая в серый короткий плащ, черную шляпку и черную длинную юбку, надевшая на лицо модные французские солнечные очки, жующая жвачку и держащая в руке ручку чемодана на колесиках, Виталина.

— Я недовольна! — заявила она и зашла в квартиру.

Поежившись, я отобрал у нее чемодан, помог снять плащик и спросил:

— Почему?

Обняв меня, любимая жена прошептала на ухо:

— Заделал ребенка, а теперь под пули лезешь!

Отстранившись, сняла очки и жалобно посмотрела на меня влажными глазами:

— Не делай так больше!

— Я не могу, — грустно — потому что кто вообще на пули лезть хочет⁈ — улыбнулся я. — Исторический процесс по-разному поворачивается. Будет сильно надо — придется лезть.

Шмыгнув носом, Вилка погладила меня по щеке:

— Угораздило же меня.

— Меня угораздило не меньше, — погладил ее в ответ. — До появления наследника буду сидеть на попе ровно, чтобы ты не нервничала.

— Я думала, ты будешь рад, — надувшись, она отстранилась и принялась снимать туфли.

— Так я рад! — развел я руками. — Просто мы подошли к делу сознательно, все расписали и спланировали, получив закономерный результат. Я знал, что ты вернешься беременной.

— Скучный ты человек, Ткачев, — вздохнула она. — Пожрать бы.

— Это есть! — заверил ее я, взял за руку и повел на кухню. — Рассказывай, как съездила.

— В те моменты, когда не следила за тобой через телевизор и переживала — отлично, — улыбнулась она. — Я теперь восходящая звезда литературного мира, жена скандально известного, запрещенного на законодательном уровне во многих странах Сергея Ткачёва и пример для подражания всех мечтающих об «из грязи в князи» клуш. Меня принимали в лучших салонах Парижа как имперскую княжну — за ручки подружки водили, джентльмены как кот на сливки глазели…

— Моё! — вклинился я.

— Вот потому и не лезь под пули! — ткнула она в меня пальцем. — Я после тебя ни с кем жить не смогу.

— Приятно, — признался я.

— Приказа делать «приятно» так и нет, — прижавшись, она чмокнула меня в губы и прошептала. — Но есть желание.

— Остынет, — кивнул я на кухню.

Не убоявшись, Виталина потащила меня к спальне:

— Разогреем!

Неделя после возвращения получилась очень динамичной: я ходил по СМИ, дал три пресс-конференции, возглавил митинг в поддержку албанской революции, проконтролировал запись третьей пластинки Магомаева, сводил Вилку в театр на «Гамлета» в исполнении Высоцкого и много торчал на Мосфильме — «Звездные войны» сами себя не доделают.

Ночевали все это время в «Потёмкине», слушая ласковые мамины жалобы:

— Сказал бы мне кто года три назад, что в тридцать один год бабушкой стану — я бы шиш поверила!

— Акселерация, — заметил я.

— Весь в меня, — вздохнула родительница и взбодрилась. — И ничего — как-то же в люди вышла: дом, муж, шестеро детей.

— Все буржуйки Европы в твоих платьях ходят, — добавила Виталина.

— Точно! — рассмеялась мама. — Отсюда-то не видно: то дом, то фабрика, забывается. Ух, Монте-Карло, конечно! — с улыбкой зажмурилась. — Красиво-о-о… Но дома все равно лучше.

— Лучше! — охотно согласился я.

Особенно мне.

Сегодня у нас перелет до Байканура, но сначала нужно зайти в Министерство связи — секретарь министра лично звонил, проигнорировать нельзя!

Министр связи Псурцев Николай Демьянович, семидесятидвухлетний седой дед, встретил меня неприветливо, сразу же после появления у него в кабинете и знакомства заявив:

— Я был против этой идеи.

— И я был против, — покивал я. — Но масштаб личности, если не юродствовать, позволяет.

— Позволяет, но все равно как-то… — он поводил рукой в воздухе.

— Попахивает кумовством, — помог я.

— Попахивает, — ухмыльнулся он.

— И я так сказал, но это — пережитки, — развел я руками. — Я — везде: в телеке, на радио, на наглядной агитации, в журналах и газетах…

— Я понял, — оборвал он словесный поток. — Такой фонтан не заткнешь.

Мы с Виталиной и министром хохотнули. Хороший дед — тоже из Эпохи Титанов, за жизнь повидав и Гражданскую, и Великую. Грандиозный опыт профильной работы, очевидно, прилагается. Жаль — тоже скоро уйдет, а на мое время правления кто останется? Ай, ладно — в трехсот(в будущем)миллионной стране десятков пять толковых министерских работников уж как-нибудь наберется.

— Давай выбирать, — перешел он к конструктиву и достал из ящика стола старую добрую папочку.

Внутри оказалось аж восемь образцов почтовой марки со мной. Тираж — пятьдесят тысяч, будущая филателистическая редкость. Побочным эффектом начатой мной культурной экспансии стал кратно возросший спрос на Советскую сувенирную продукцию. Коллекционные монеты, «мерч», водка — это само собой! — балалайки (фабрика имени Луначарского строит в Хрущевске «экспортный» филиал), игрушки, фотографические альбомы, открытки и марки — все это приносит немалое количество валюты. Которую и тратить-то некуда — такого вот уровня нынче проблемы у страны.

— Эта! — я ткнул пальцем в самый солидный профиль.

Отметив карандашиком, Николай Демьянович кивнул:

— Ну всё, беги.

— Спасибо, Николай Демьянович, — поднялся я на ноги.

Пожимая мне руку на прощание, министр решил добавить моему перелету нервов:

— В Хрущевске подарок тебя дожидается.

— Какой?

— Не пропустишь! — хохотнув, заверил он, и мы покинули кабинет.

— Очень интересно, — намекнул я Виталине.

— А я что? Я не знаю, — пожала она плечами.

— Жаль, — вздохнул я. — Прилетим, а там все по-другому: придется за избыточную инициативу товарищей журить и награждать, если изменения позитивные. Если негативные… Лучше «подарку» таким не быть, — поежился от собственной строгости и справедливости.

— Я бы плохого не ждала.

— Значит не будем! — решил я.

По пути в аэропорт слушали радио:

— С опережением срока покинул финскую судоверфь «Вяртсиля» дизельный ледокол «Ермак», построенный финскими товарищами по заказу В/О «Судоимпорт». Судно названо в честь русского исследователя Сибири Ермака Тимофеевича, унаследовав тем самым название легендарного ледокола «Ермак» 1898 года. После доработки, заправки и загрузки в порту Мурманска, обновленный «Ермак» возглавит первую в мире морскую надводную экспедицию к Северному полюсу.