Вечное (СИ) - Вересень Мара - Страница 24

– Легче?

– Да, я…

Он был так спокоен, что меня начало трясти.

– Мика, – обнял и поделился своим спокойствием. Он столько ждал что что-то случится, что когда случилось, не стало и страха. Понять бы еще, что именно случилось…

– Мар, мы не вышли? Это изнанка? Я не понимаю…

– Вышли.

– Видел? В зеркале? Почему мы здесь, а они все – там?

– Через тебя, да. И… Магистр Холин, прекрати панику разводить. Зеркала с серебром хранят информацию, как кристалл. Недолго, но хранят. Много эмоций, много сил… Мы под колпаком. Это щит. Странный. Многослойный. Я не могу разобрать. Думаю, тебе удастся лучше, и лучше, если мы выйдем из павильона. Здание трясет.

Мы быстро пошли к холлу в том же порядке, только теперь я держалась ближе, иногда касаясь его руки. А Мар продолжал говорить, и от его голоса мне становилось легче. Я все еще слышала флейту. Без звука. А он чувствовал ее как тянущий по полу сквозняк и иногда ежился. И тогда я дотрагивалась до его руки, а он продолжал говорить и от голоса…

– У тебя не было магфона, а я свой отключил. Нас потеряли. Я и хотел, чтобы нас потеряли. Ненадолго, не так, как вышло. Нас не было несколько часов. Три… Может, больше. С тобой время бежит незаметно, я увлекся.

Холл был пуст, ярко освещен и пуст. Ни пылинки, ни следа. Нас все еще догоняли звуки наших шагов из коридора. Арка, ведущая в банкетный зал, была достаточно широкой, и там тоже было светло и пусто. Никаких столов и следов, что там что-то праздновали.

– Мар, мы не вышли, – сказала я.

Теперь и мой голос звучал чуть иначе. Похожее ощущение я испытывала под куполом безмолвия. Но в правильном безмолвии вообще никаких звуков нет, а здесь – неправильные. Здесь всё неправильное. И я будто во сне. Будто не я. Какая-то другая я. И только Мар – настоящий, как якорная точка на углу монитора.

Рука. Коснуться руки. Он мой якорь.

Я бы прижала ладонь плотнее, но на тонкой золотой нитке на запястье – три ключа. И тогда я взяла его за большой палец, как любила делать Дара, когда была совсем маленькой, пока он читал ей перед сном.

– Мы не вышли, – соглашаясь, повторил Марек.

Губы шевелились, голос запаздывал. Глаза были тревожные, он чувствовал, что со мной что-то не то, и не знал, как это исправить. Может это “не то” действительно только со мной? Может это именно я опаздываю и потому мне все кажется иным?

– Значит нужно выйти, – продолжал он, проговаривая то, что я и так знала, но мои мысли опаздывали тоже. – Если ты идешь за кем-то через изнанку, можно выйти только вместе с ним. Помнишь, как было в первый раз, когда ты упала за грань и утащила за собой меня и Эфареля? Я попросил тебя найти выход. Нужен символ. Образ. Так будет легче. Дверь вон там. У нас получится. Вместе. Поняла? Как тогда.

Мы подошли к двери наружу. Он встал позади и взял мои руки в свои, обхватив запястья большими пальцами и мизинцами. Это тандем. Я помню. Я опустила затылок на его плечо. Он мой якорь, то, что держит меня. Делает меня целой. Отражается во мне даже там, где не может быть отражений.

– Ты ведьмомаг, магистр Холин, ты все можешь, – шепнул он, оставляя тень поцелуя на виске, я толкнула дверь, и мы шагнули.

Будто сквозь стенку пузыря.

Мерзко щелкнуло в ушах, под ногами чавкнуло, в лицо ударил воздух, живой и прохладный, он пах сыростью и гнилью.

– Глядь, – сказал Холин.

25

Громада павильона, вместе с парком, оградой, фонтанами и парковкой расползлась туманом. Позади, в таком же тумане размывались края выцветшей пустоши с разбитой дорогой, ведущей непонятно куда, впереди влажно дышало болото. Мы стояли на краю, а в паре метров от нас, брюхом на мокром мху и чахлой траве, мой “МА-Хинэ”, выглядящий здесь удручающе нелепо. Как и мы с Маром с своих вечерних нарядах. На мне хоть ботинки были.

Прямо за магмобилем начинались мостки. Они убегали к странного вида холму, замотанному в туман, как завалявшийся носок в клочья пыли. Ветра не было, но серые неопрятные комки шевелились, и сквозь прорехи, на плоской вершине иногда проступали края выпирающих из земли камней. Там же, в этом тумане, по обе стороны от мостков перемигивались тусклые медленные светляки. Шептались…

Колено врезалось в лоснящийся бок “хинэ”, и не подставь я ладони, оставила бы в крыше отпечаток лица.

– Я бы на твоем месте повременил убиваться от отчаяния.

– А по мне – самое время. Это не Новигор.

– Разве? А мне кажется, что очень даже он. А точнее, Навья гора. И болото. Только болота здесь уже лет шестьсот, если не больше, нет.

– Но Нодлут же шестьсот лет назад был! Где?

– Вон там, наверное, – Холин махнул рукой в сторону уходящей в туман дороги и лицо у него было такое спокойное…

– Мар…

– Я не слышу грань. Я всегда ее слышу. Я слышал ее, когда мы были в павильоне, сразу после неудачного выхода, а теперь нет. Совсем, абсолютно. Зато мертвых в болоте – слышу. Их там как грязи и это… Это все… Это…

– Дети, – севшим голосом произнесла я.

Нужна была пауза. Отключиться от внешнего. Чем-то занять тело, чтобы подумать. Я приподняла юбку, прочавкала до багажника, и принялась дергать крышку вверх.

– Что ты делаешь?

– Хочу переодеться. У меня… там… штаны… лежа…

Холин протянул руку и куда-то надавил. Крышка отщелкнула, и из темного нутра на меня, сбивая с ног, бросилась зубастая темная морда с горящими глазами. Мар шмальнул пульсаром.

– Глядь! – заорала я, отшатываясь, наобум выставив щит и падая спиной в грязный мох. – Копать! Холин! А-а-а! Гадство! Тьфу… Пошел вон, зараза! Да не ты! Ты руку сюда давай!

Кот с дымящимся, как древний сельхозмобиль на масле, хвостом успел совершить пару кульбитов у меня на пузе, до того, как Мар помог поднятся, и продолжал с воем нарезать круги и тыкаться в ноги.

Отчистившись от грязи, добыла штаны с рубашкой. При моей удачливости первое, что я всегда делаю – пихаю в пустой багажник запасные штаны и лопату. Кота я туда не приглашала, но против дополнительного утепления в виде шерсти на штанинах теперь совсем не возражала. Становилось холодно. Сырость пробиралась к коже, несмотря на согревающее проклятие, даже в салоне.

Еще и сквозняк. Сквозняк при отсутствии ветра. Не дует, только звучит.

– Сюу-у-у…

Холин вздохнул и посмотрел в сторону убегающих к холму мостков, удрученный тем, что вместе с запасными штанами не нашлось запасных ботинок для него. Модельные туфли не самая лучшая обувь для прогулок по болотистой местности, а проклятия непромокаемости быстро рассеиваются. Задумчиво прошуршал ладонью по приборной панели, потом вышел и принялся пристально разглядывать капот и под капотом. Я выбралась следом.

– Какому ретрограду ты доверила составлять договор собственности? Он тебе мобиль заговорил, как дом. На крови, что ты на договор капнула.

– Ретрограду? Нормальный был нотариус, а вот заговор… Эверн! Феррато сказал, сделай как мне, чтоб никто чужой не покусился.

– А, тогда ладно. Тогда хорошо, – заулыбался Холин. Его пляски вокруг мобиля были такой же паузой на подумать, и улыбался он…

Больше не улыбался.

Болото вздохнуло, качнулись огни, и дрожью по телу, поставив дыбом волоски на руках, протянуло:

– И-и-иди сю-у-уда-а…

Меня повело, ватой забило уши, вязкой тишиной и стылым безмолвием, холодный белый свет и голос, невыразимо прекрасный и такой желанный звал. Мы связаны, мы одно… Я…

Ударилась будто налетела с размаху на стену. Не просто на стену – в зеркало – звон по нервам пошел. Мар, очутившись впереди, перегораживал путь, удерживал меня за запястье так сильно, что начали неметь пальцы. Там, где наши руки касались, на моей коже сначала проступила вязь эльфийского браслета, а затем, поверх и выше – плотно прилегающие друг к дружке спиральные витки, тонкие, как паутина, золотые, серебряные, радужные, жемчужные, алые. На запястье Марека тоже сверкало.