Кровавая Ведьма (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 47

И одежда до сих пор вся в том же цвете — темно, тёмно-красная, будто старинное, дорогущее вино.

Алый Ворон… Ворон он и есть!

— Чего это? — гневно посмотрела на него Лили, сжимая кулачки и пряча их в складках пышного серебристо-зеленого платья. — Я если и приголубила кого по дороге, так за дело!

— А я разве спорю? — очаровательно, так, что явились ямочки на щеках, улыбнулся Ворон.

И моя поганка въедливая даже сразу не нашла, что ему ответить!

Я так и вовсе, отвар допивала, находясь здесь, на балконе, и где-то помимо него одновременно.

Бред. Это всё какой-то бред воспаленного сознания!

Ведьма, особняк, пожар… Лили, которой одной из Воплощенных зверей глазки строит. А она как будто и не против вовсе. Интересно, это всё наяву, или мне дым все-таки отравил мозги и разум? А, может, я вовсе умерла на пожарище, и нахожусь в ином мире?

— Нет, ну ты слышала? Ник? Доминика!

— Знаете что, — подняла я на них уставший взгляд, внезапно устав бороться с реальностью, к которой оказалась абсолютно не готова. — А идите ка вы отсюда? Оба!

— Ты, — вспыхнула моя куколка, не ожидавшая такого подвоха. Посмотрела, посмотрела, да и догадалась, наконец, ладошкой мой лоб потрогать. И вздохнула с заметным облегчением. — А-а. Отвар подействовал. У тебя жар поднимается.

— Угу, — мрачно буркнула я, складывая руки на груди, да так и сползая по подушке. — И потому я хочу спать. Очень.

— Так может… — засуетилась было моя помощница, но вдруг была остановлена Вороном, который бесцеремонно и крайне ловко, будто всегда так делал, уцепил ее под локоток.

— Не надо, Лили. Сон — лучшее лекарство. Доминике порядком досталось за последние дни.

— Да, но, — попробовала протестовать она, еще и каблучками в мраморный пол. Но маг был непреклонен:

— Идем. Лекарства ты ей дала, всё остальное сделает природа.

Прав он был, конечно. После пожара, да дыма, которым надышалась, мне много не требовалось, разве что много спать, да дышать свежим воздухом. А сироп, да отвар так, для ускорения всех процессов, легкие почистить и организм укрепить. Такое отравление обычные маги в два счета лечат, но у меня ж не всё, как у людей!

Правильно Звери сделали, что кровать на балкон перенесли.

Но неправильно, что всем скопом снова в жизнь мою явились, с ног на голову ее перевернув. Но как повернуть теперь всё, как было? Назад, увы, дороги нет. И смириться с этим надо. Вот только как это сделать, покуда каждый раз при виде их сердце кровью обливается?

Нет, не надо было мне пить отвар, от него только хуже стало. Мысли — одна тяжелей другой пришли, лоб вскоре испариной покрылся, а дышалось тяжко, прерывисто. И вроде сон пришел сразу, да не спокойный он был, урывками. Еще и тело ломило всё, от чего я ужом на простынях вертелась, то и дело одеяло скидывая. Не отдых, а кошмар!

И только гадать оставалось, кто всё это время меня укрывал и влажным платком лицо с шеей утирал — я всё это чувствовала, только проснуться никак не могла. И, в конце концов, уснула глубоко и крепко, так, что ничего уже не чувствовала совсем. Всю заразу отвар из тела выгнал, и теперь давал ему передых.

Наверное, от того я и не проснулась сразу, тонкие, нежные звуки услыхав.

Сначала они легонькие были, будто щекотка. А потом тихонько, словно кошка влажным носиком, ткнулась в шею, побуждая проснуться. Простенькая мелодия, иногда повторяющаяся, с ласкающими переливами, она негромко растекалась по округе, вторя шумевшей листве. Или наоборот, природа тихо подпевая, шелестела мелодии в ответ? И такой нежной она была, что даже не верилось.

Я не сразу поверила в нее даже, и села, оглядываясь по сторонам. И отыскав источник звука, еще с минуту наблюдала, пытаясь осознать, правда ли это, или чудится опять.

А неподалеку, сидя прямо на полу, привалившись спиной к перилам, на тонкой белой флейте играл Волк.

Хотелось даже глаза потереть, уж слишком необычно было видеть его таким… спокойным. Глаза его были закрыты, мелодия продолжала ласкать слух, а сильные пальцы лениво, но не без изящества, перебегали по музыкальному инструменту.

И не смотреть на него сейчас не было никаких сил. Таким одиноким он казался, неуловимо родным. До зуда в кончиках пальцах хотелось к нему подойти, присесть рядышком и…

— Разбудил? — нарушая ход моих смутных мыслей, негромко усмехнулся мужчина, свою песнь на незавершенной ноте прекращая. На меня он не смотрел, лишь музыкальный инструмент, совершенно непривычного для него цвета, протер шелковым платком, едва касаясь — и тут фруктовые деревья, будто сожалея, нелегко вздохнули в ответ. Миг, и флейта каким-то привычным жестом скрылась во внутреннем кармане черной кожаной куртки, а я неуверенно произнесла, кутаясь в одеяло:

— Не знала, что ты играешь.

Маг с ответом тянуть не стал. Только голос его, вроде как ровный, прозвучал с нотками сожаления:

— Научился. Нужно было чем-то занять время, пока магия не вернулась.

Я только поежилась, не зная толком, что сказать в ответ. Только сейчас, почему-то, мне стало ясно, насколько же тяжело в то время пришлось всем, а не только мне. Привычный мир рухнул в одночасье для всех, и каждому нужно было учиться жить по-иному.

В одиночестве.

Поднявшись с кровати, забыв про тяжелое одеяло, я подошла к магу, привычно прихрамывая на первых нескольких шагах. Остановилась напротив и, склонив голову набок, взглянула на мужчину совершенно по-новому. Пыталась отыскать в его лице новые черты, находила их, и всё равно без труда угадывала старые. Мне хотелось понять, что изменилось в нем за это время, а что осталось неизменным.

И меньше всего ожидала равнодушного хмыка, как и такого же взгляда невыносимо-черных глаз:

— Замерзнешь.

Неопределенно пожала плечами в ответ, переступая босыми ногами по холодному мрамору. Разве это так важно сейчас?

Но вместо ответа Волк, легко оттолкнулся ладонью от пола и одним слитным движением оказался на ногах. И, подхватив меня на руки, без лишних эмоций понес в сторону кровати. Я только лишь успела, что слабо запротестовать по дороге:

— Я не хочу спать.

Его ответ, как всегда, был насмешлив и беспрекословен:

— А я разве спрашивал?

— Ты никогда не спрашиваешь, — пришлось надавить на его совесть, заодно чуть царапая ногтями его крепкую шею. Хотя это так слабо, тихо и неуверенно вышло, даже как-то по-детски. — А я не хочу.

И он вдруг передумал.

До кровати оставалось каких-то два шага, когда он, развернувшись, опустился в одно из кресел, усаживая меня к себе на колени. Одернул подол нижней рубашки, прикрывая всё, что мог, и иронично изогнул бровь, откидываясь на высокую плетеную спинку:

— Так лучше?

Я промолчала, чувствуя себя неловко — неуклюжей, сонной и почти раздетой. А после неуверенно кивнула, едва-едва расправляя шелковый подол на коленках, тщетно пытаясь прикрыть покрытые шрамами лодыжки… И проделано это всё было вовсе не от холода.

Просто такого Волка я едва ли знала.

Да и знала ли я его когда-нибудь вообще?

Равнодушный, бесстрашный, самоуверенный, гордый и непоколебимо-спокойный — таким я его помнила. А еще знала тем, для кого не существовало рамок и запретов, лишь только те, что он устанавливал для себя сам. У него не было привязанностей, слабостей и недостатков.

Но кого теперь я видела перед собой?

Я терялась в этих ощущениях. И что теперь делать с этим не знала.

— Что тебя беспокоит, Доминика? — удивительно, но о моем самочувствии он не спрашивал. Наоборот, смотрел прямо, будто прожигая своим непередаваемо-прожигающим взглядом, который, казалось, всегда смотрел всегда прямо в душу, играючи угадывая самые потаенные желания. Это всегда смущало и злило.

Но теперь же я лишь пожала плечами.

Всё давно изменилось безвозвратно, разделяя наш мир на «до» и «после».

— Как будто у меня поводов мало, — задумчиво протянула в ответ. — И думать вовсе не о чем.

— Расскажи, — внезапно предложил он, но я лишь пожала плечами.