Кэннон (ЛП) - Пейдж Сабрина - Страница 24

Он не торопится меня вылизывать. Это не медленно и томно. Он пожирает меня так, словно думал об этом годами и не мог насытиться, и я закрываю глаза и отпускаю его. Я притягиваю его голову к себе, когда он втягивает мой клитор в рот, снова и снова проводя по нему языком кругами. Когда он скользит пальцами внутрь меня, я уже так близко, что почти кончаю от этого ощущения, и я знаю, что хочу большего. Я хочу его всего.

Я стону его имя, не заботясь о том, насколько громко, потому что его уносит ветром, призывая его трахнуть меня сильнее пальцами, когда на самом деле я хочу его член. Когда он стонет, вибрация отражается от моей киски, поднимая меня выше. Я провожу руками по своей груди, едва прикрытой прозрачной тканью рубашки, и возбуждение практически сводит меня с ума. Я хочу подождать, насладиться тем, как он делает то, что он делает у меня между ног, но Хендрикс завёл меня так далеко, что я не могу. Кончая, я выкрикиваю его имя, мои руки сжимают его голову, а мышцы сжимаются вокруг его пальцев. Освобождение настолько сильное, и я так долго ждала, чтобы быть с ним, что плачу, когда кончаю. Я, блядь, рыдаю и слёзы смешиваются с дождём.

Глава 15

Хендрикс

Пять лет назад

Я смотрю на дом в последний раз, прежде чем уйти. Сейчас пять утра, а солнце ещё не взошло. Я убегаю из этого места как трус, ни черта не сказав Эдди. Даже не попрощавшись. И уж точно не то другое, что я должен был бы сказать, то, что действительно важно.

Таксист закрывает багажник, и я откидываюсь на спинку сиденья, отказываясь оборачиваться и оглядываться на это место. Так будет лучше. Вчера вечером я попрощался с нашими родителями. Мой отец дал мне свой единственный мудрый совет:

— Не подставляй морскую пехоту.

Эдди была единственным человеком, которого я хотел увидеть, но прошлой ночью она ушла в кино или куда-то ещё со своими друзьями, и я не стал будить её сегодня утром. Это оправдания, которые я придумывал себе, и они полная чушь. Я мог бы увидеть её. У меня просто не хватило смелости.

Я смотрю на конверт в своей руке, на записку, которую я собирался оставить для неё, но струсил, прежде чем успел просунуть её под её дверь. Вместо этого я стоял там, уставившись на дверь этим утром, моё сердце громко билось в груди, желая, чтобы она открыла дверь, чтобы я мог сказать ей лично. Я засовываю конверт в свой рюкзак.

Нахуй.

«Я забуду её», — говорю я себе.

Проблема в том, что я знаю, когда лгу себе, и эта ложь очень большая. Эдди не из тех девушек, которых можно забыть.

***

Наши дни

— Я не пойду внутрь, — говорит Эдди. Она стоит у машины, прикрыв голову зонтиком, что выглядит нелепо, поскольку она уже промокла до нитки. Я стою на приличном расстоянии от неё, просто на случай, если кто-нибудь наблюдает за нами, когда я действительно хочу закончить то, что мы начали. — Я не хочу их видеть, особенно после…

— После того, как мой язык был внутри тебя?

Если бы темнота и дождь не мешали мне видеть, я бы сказал, что Эдди сильно покраснела. Мне нравится видеть, как она краснеет.

— Да, — отвечает она, поднося руку ко рту, как будто вспоминает. — Они поймут, что что-то случилось.

— Если мы не войдём внутрь, они будут гадать, где мы, — говорю я.

— Я написала своей матери и сказала ей, что плохо себя чувствую, и ты отвезёшь меня домой, — как раз в этот момент у Эдди загорается телефон, и она проверяет его. — Чёрт. Моя мама говорит, что на холме наводнение. Моста нет.

— Моста нет, — повторяю я.

— Блять.

Мой член должен был бы сдуться при этой новости, но этого не происходит. Он всё ещё твёрдый, прижатый к молнии моих джинсов, когда я смотрю на Эдди, насквозь мокрую, её прежде полупрозрачная рубашка теперь полностью прозрачна и прилипает к груди.

— Думаю, тебе придётся вожделеть меня ещё какое-то время, — говорю я.

— Я вожделею тебя? — спрашивает она улыбаясь. — Это у тебя огромный…

— Огромный член? Да, я знаю. Но спасибо, что заметила. Они не зря называют меня Кэнноном (прим. перев. — «Cannon» вульгарный перевод слова — «пенис»).

— Я собиралась сказать огромный стояк, — говорит Эдди, хихикая. — Люди называют тебя Кэннон, потому что это твоё второе имя, а не из-за размера твоего члена.

— Ты когда-нибудь видела мой член? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она.

«Пока нет», — думаю я.

— Точно. Когда ты увидишь его, то поймёшь.

Эдди смеётся, звук лёгкий:

— Ты слишком самоуверен.

— Ты тоже скоро наполнишься мной, сладкие щёчки (прим. перев. — игра слов «full of» — переводится как «наполненный» и «уверенный»).

Она хлопает меня по руке.

— Только не в родительском доме, — говорит она.

Я останавливаюсь на минуту, когда подхожу к двери, Эдди следует за мной.

— Ты уверена, что эта Злая Стерва не лжёт? — спрашиваю я.

Эдди закатывает глаза:

— Я и забыла, что ты её так называл. Я уже много лет не слышала, чтобы кто-нибудь так говорил. Нет, конечно, я не уверена. Но ты знаешь, что это правда — помнишь, раньше он всегда затоплялся, когда лил дождь. Это была одна из тех вещей, которые ты ненавидел в том, что был здесь.

Я громко выдыхаю. Я поворачиваюсь, прижимаясь спиной к двери.

— Знаешь, то, что я застрял здесь, ничего не меняет, — шепчу я. — Я всё ещё намерен заставить тебя кончить на мой член сегодня вечером.

Лицо Эдди краснеет, и я чувствую себя довольным собой.

— Кто называет тебя Кэнноном? — она спрашивает. — Подружки? Не уж то подружки?

Я смеюсь, открывая дверь и впуская нас внутрь, где нас немедленно встречает сама Злая Стерва, идущая по коридору.

— Я не могу поверить, что вы двое, — шипит она, — вот так ставите себя в неловкое положение. И унижаете отца и меня. Этот ужин был посвящён бизнесу, Эддисон Стоун, и поскольку ты, очевидно, недостаточно думаешь о своём будущем, чтобы заботиться о деловых сделках, мне остаётся сделать это за тебя.

— Это не было похоже на бизнес, мама, — говорит Эдди срывающимся голосом. — Это было похоже на свидание вслепую. Не то чтобы я просила тебя сводить меня с кем-либо. Ты когда-нибудь думала, что это может быть неловко для меня?

— Почему это должно быть неловко? Вы с Джаредом снова вместе? Вы ведь вместе, не так ли? Господи Иисусе, Эддисон, он такой кошмар для пиарщиков.

— Я ни к кому не вернулась, мама, — отвечает Эдди, вздыхая. — Можно я просто пойду переоденусь? Здесь есть какая-нибудь одежда, в которую я могла бы переодеться?

— Я не знаю, почему вы двое оставили ужин и пошли бегать по улице под дождём, — говорит Венди, поворачиваясь и идя по коридору. Мы следуем за ней, и я замечаю, как сильно изменился дом с тех пор, как я был здесь в последний раз. Всё было отремонтировано, современно, чисто и лишено очарования. Это подходит матери Эдди. — Я попрошу горничную принести вам сухую одежду. Честно говоря, о чём, чёрт возьми, вы двое хотели поговорить под проливным дождём?

— Я рассказывал Эдди, почему все стали называть меня Кэннон после того, как я уехал из дома, — отвечаю я. Рядом со мной Эдди задыхается. Она пытается скрыть это, несколько раз кашлянув, но её лицо красное.

— Видишь? Ты застигла свою смерть там, и теперь ты истощаешь свой голос кашлем. Я попрошу горничную принести вам горячего чая. Я бы не подумала, что рассказав Эддисон о своём втором имени, вы станете бегать по улице, как пара сумасшедших. Кроме того, разве вы не разъезжали на танках или что-то в этом роде? Кажется, очевидным, что я должна обращаться к тебе так. Я имею в виду, ты же солдат.

— Я был морским пехотинцем, Венди, — поправляю я её с раздражением в голосе. — На самом деле, это была долгая история, которую было трудно рассказывать.

Я подчёркиваю эти слова, надеясь, что Эдди понятен намёк, и по тому, как она сейчас практически согнулась пополам, я вижу, что так оно и есть. Я не могу сказать, смеётся ли она, кашляет или умирает от смущения.