Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр - Страница 10

Весной 1974 года музыканты «Аквариума» решили сыграть несколько концертов с группой ZA, с которой они делили репетиционную комнату. Основу этого интернационального дуэта составляли вышеупомянутый Лёня Тихомиров и нью-йоркский флейтист Ричард Мейер, которому периодически удавалось вырываться в Ленинград. Оба ансамбля были по-настоящему дружны, не в последнюю очередь — как «товарищи по несчастью». Как-то они даже замутили на примате настоящий джем: Джордж придумал броское название «Электрик Птица», а Марат этот кайф попытался записать.

«Мы собрались полными составами: Боб, Фан, Джордж, Вадик Васильев, Ричард и я, — вспоминал Тихомиров в книге Shule Aroon. — Произнеся известную фразу Фрэнка Заппы “для тех, кто не понимает — мы играем в ля-миноре”, я взял на гитаре ля-минорный аккорд, Марат нажал на кнопку “запись”, и “Птица” полетела… Ричард на отличном англо-блюзовом языке выдал в микрофон: “Сегодня у меня много свободного времени, и я хочу вам рассказать об «Электрик Птице»”. Слова дали новый толчок, и полёт закончился нормально. Приземление “Птицы” было встречено всеобщим ликованием».

Через несколько недель группа ZA выступала на танцах в Ольгино. По договорённости им предстояло целый вечер развлекать аборигенов, что было невозможно — по причине отсутствия нужного количества песен. Поэтому по просьбе Тихомирова последний акт взяли на себя Гребенщиков с друзьями. Игрище в занюханном доме культуры ознаменовалось тем, что «Аквариум» выступил с новым клавишником — длинноволосым битником в круглых ленноновских очках, которого звали Андрей «Дюша» Романов.

Случилось так, что органист Вадик Васильев не смог участвовать в концерте, и Боб попросил сыграть приятеля, которого знал со времён летних пионерских лагерей. Когда-то Дюша учился в одной школе с Родионом, а позже познакомился с Джорджем. В юные годы он профессионально занимался фехтованием, да так удачно, что только чудом не получил условный срок — за нанесение на улице колющей травмы ровеснику. Параллельно окончил музыкальную школу, а услышав по радиоприёмнику The Beatles, создал группу «Странно растущие деревья», из которой и был похищен Борисом.

«Приход Дюши не был ничем обусловлен, — рассуждал Гребенщиков. — Это было настолько естественно, что никаких последствий не возникало… Вообще-то изначально он был пианистом, но, как показала практика, фортепиано сложно таскать с собой, особенно когда ездишь автостопом. Помню, как мы с Дюшей разучивали по рукописным нотам двухголосия в песнях The Beatles: Tell Me What You See, Hello Little Girl и I’ll Keep You Satisfied. Мы предпочитали петь неизвестные песни, потому что в этом случае чудеса красоты творили мы сами, не имея понятия, как именно это пелось в оригинале. Поэтому каждая новая композиция добавляла счастья в нашу жизнь».

Больше всех фактом материализации Дюши впечатлился Армен Айрапетян, который увидел перед собой контуры реальной рок-группы.

«Я знал, что Джордж о музыкальной грамоте имел смутное представление, впрочем, как и Фан, — говорил Марат. — Но Миша хотя бы был неплохим гитаристом и, на мой взгляд, куда сильнее, чем Борис. И только с появлением Дюши профессиональный уровень “Аквариума” подпрыгнул до небес».

И в этот момент импульсивный Андрей Романов, который, по слухам, «распространял вокруг себя свет», сумел всех приятно удивить. Находясь под влиянием университетских друзей из группы ZA, он внезапно увлёкся игрой на флейте. Дело в том, что Ричард привёз из Америки пластинку Джереми Стейга, выступление которого в одном из нью-йоркских клубов покорило Мейера. Тогда он не догадывался, что Стейг сотрудничал с Биллом Эвансом и подыгрывал Тиму Хардину, Jefferson Airplane и Джими Хендриксу. С неподдельным восторгом Ричард рассказывал Дюше о частных занятиях со знаменитым флейтистом, а затем предложил послушать его альбом Wayfaring Stranger. К ним тут же присоединился Лёня Тихомиров, который уже читал о культовом музыканте в журнале «Америка».

По иронии судьбы я расшифровал эти воспоминания в день 65-летия Дюши, и это отличный повод рассказать, как мне довелось брать у него интервью. Так случилось, что в середине девяностых Андрей Игоревич приехал вместе с Фаном, барабанщиком Петей Трощенковым и гитаристом Наилем Кадыровым завоёвывать столицу. Несмотря на то что я вписал его группу «Трилистник» к себе домой на Преображенку, Дюша всячески отбивался от любых журналистских вопросов. Но когда всё-таки согласился, я даже не подозревал, в какое испытание превратится эта беседа. Тем более начало не предвещало никаких конфликтов и мне искренне казалось, что «всё идёт по плану».

«С самого первого дня мы в “Аквариуме” жили одним настроением, одними событиями, сидели на одних кухнях, пили кофе, бродили по одним улицам, — терпеливо втирал мне Романов очевидные вещи. — Боб писал песни, приносил их и показывал нам. И когда была возможность включить магнитофон, мы старались тщательно зафиксировать наше состояние. Какая в тот день стояла погода? Шёл дождь, светило солнце, был снег? Или мы были на пляже с самого утра? Возможно, накануне состоялся концерт и нас прихватили менты… А сегодня у кого-то заболел зуб или случились проблемы с девушками».

Однако вскоре Андрей начал терять интерес к разговору и стал игнорировать вопросы. Полагаю, что его в тот момент интересовал исключительно «Трилистник», а всё остальное казалось ошибками молодости. Впрочем, я могу заблуждаться. В итоге господин Романов дошёл до того, что в полемическом азарте начал сравнивать свою торговлю арбузами во время записи альбомов с… гипотетическими абортами у моих девушек. Потом, правда, он смягчил настрой и даже выдал любопытную теорию.

«В течение многих лет “Аквариум” работал как ателье искусств, центром которого являлись несколько интеллектуально заряженных личностей: Боб, Джордж, Фан, ваш покорный слуга и, чуть позднее, Сева Гаккель, — вещал Андрей Игоревич, размахивая руками. — Это был пиратский корабль, который ежедневно плыл по океану познания: Кастанеда, Гоголь, Beatles, Jethro Tull, Эрмитаж и театр Товстоногова. Тогда мы часто ходили в “Кинематограф”, это как “Иллюзион” в Москве — постоянный лом. Я не знаю, как именно мы туда попадали, но. попадали».

Я уже собирался выключить диктофон, но Дюша никак не мог угомониться. В качестве десерта на плёнке осталось его категорическое высказывание: «Я не увлекаюсь исследованием “Аквариума”, пусть этим занимается сам Борька».

Как восклицал в своё время загримированный под Ленина артист Щукин, это был «форменный идиотизм или полная измена». Я реально посочувствовал Гребенщикову, который был вынужден постоянно искать компромисс в общении с «партизанами подпольной луны». На собственной шкуре я осознал, о ком конкретно поётся в песне «Мой друг музыкант». И не сильно удивился, когда прочитал фразу, вскользь брошенную Бобом в начале восьмидесятых:

«Мы пришли к тому, что “Аквариум” стал существом, абсолютно независимым даже от меня. И как бы я ни пытался в последнее время этим управлять, это управление будет чисто внешним».

В финале этого рассказа уместно вспомнить, что спустя несколько лет Дюша закончил написание фолианта «История “Аквариума”. Книга флейтиста». В этой очаровательной непоследовательности и была скрыта вся суть Андрея Романова — одного из краеугольных камней в историческом фундаменте группы.