И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск (СИ) - Чернышова Алиса - Страница 22

Для мальчика я была более замораживающе-обжигающей, более пугающей, более холодной и чуждой. Он в первый момент едва не отдёрнул руку, шокированный этим ощущением — но сдержался. И дальше, конечно, всё стало намного проще: пауки ползали у него под ногами, создавая ровный шелест, трепетали далёкие огни городка в низине долины, высвечивая переплетение тропинок, шептали паучьи голоса, задавая множество искушающих вопросов.

“Ты знаешь, каков на самом деле этот мир, мальчик?”

“Ты понимаешь его законы?”

“Ты знаешь, кто ты такой, мальчик?”

“Ты уверен, что жизнь в рамках чужих представлений об этом мире — твоя жизнь?”

“Ты знаешь, где пролегают границы миров?”

“Ты хочешь узнать, что прячестся за порогом? За всеми порогами?”

Я внимательно следила за мальчиком, прищурившись. Задатки у него есть, но вопрос ещё в том, как он себя проявит…

Тут просто нужно понимать, что изначально, в классическом гендерно-психологическом паттерне условно солярная энергия ближе мужчинам, а хтоническая — женщинам. Психологически и физиологически обусловленное правило, основанное на роли женщины-проводника, женщины-матери. Та, кто дарует жизнь, и та, кто приводит в мир навстречу страданиям и смерти; та, кто ласкова, и та, кто жестока и неумолима; та, чья мягкая сила обладает подчас большей властью, чем прямое и агрессивное могущество…

Живое воплощение Первородной Тьмы, из которой всё пришло — и в которую всё уйдёт.

Понятно, что из этого правила, как из любого стереотипа, существует просто хренова туча исключений, оговорок и сносок.

Так, представители творческих направлений всегда ближе к хтоническому началу, вне зависимости от их пола (и что бы они сами о себе ни думали). Туда же относятся учёные-исследователи, книжники и изобретатели всех форм и мастей. Часто сильную связь с хтонической стороной бытия имеют также люди всех полов, постоянно путешествующие, постигающие колдовские тропы, соприкасающиеся с лесами, пещерами, дорогами и гробницами.

С другой стороны, прирождённым воинам, чиновникам, судьям и завоевателям (и прочим, в ком достаточно развита агрессивно-состязательная энергетика, смешанная с покорностью кажущимся незыблемым основам бытия) предсказуемо подходит исключительно солярная энергетика.

Если Шан сейчас осознанно начнёт взаимодействие с хтонической энергией, это практически перечеркнёт для него некоторые вероятности в будущем. Сомнительно, что из него после этого получится среднестатистический счастливый обыватель или зажиточный чиновник… Да и как колдун он далеко не в каждом местном сообществе приживётся. Скажем, с железкой наперевес после такого знакомства с магией много не побегаешь, она сойдёт разве что как украшение и вспомогательный элемент…

Наверное, правильно было бы спросить у паучонка, согласен ли он на такую судьбу. Но кто в свои лет эдак тринадцать вообще по-настоящему осознаёт, чего хочет от этой жизни? И потом, он уже однажды согласился стать моим миньоном.

А значит, жребий брошен, и всё в том же духе…

Будто подтверждая мои мысли, мальчика шагнул вперёд, принимая мою энергию на удивление легко, жадно, полной грудью, отбросив оковы “можно и нельзя”, погружаясь с головой в вопросы — и тем самым соглашаясь всю жизнь искать ответ…

Правильно я сделала, что купила их.

Отличные паучата.

…

Хотя, конечно, оставалась Шийни.

С ней было проще и одновременно сложнее, потому что она вся была — как отражение в мутном зеркале времени, как комок подозрения, недопонимания и жажды силы… А ещё в ней скрывалось больше всего страха, потому что она уже успела много чего повидать, но пока не осознала, насколько на самом деле это всё не важно.

Типично для её лет, конечно.

Вообще, сотне эдак ко второй прожитых годиков приходит полное и подлинное осознание того, что любой страх — это всего лишь вариации на тему ощущений в момент, пока подброшенная монетка ещё в воздухе.

К третьей — четвёртой сотне лет в полной мере осознаёшь, до какой степени на самом деле не важно, какой стороной пресловутая монетка выпадет, потому что процесс существования — это именно монетка в воздухе, и, чтобы хоть что-то почувствовать, стоит взвинтить ставки и…

Ну вот Мастер Масок, кажется, понемногу подбирается к этому этапу. Рановато как-то, ему, кажется, и двухсот ещё не стукнуло — но что с них взять, с этих вундеркиндов?

К пятой-шестой сотне (если благополучно пережил прошлый этап и не спятил в процессе) окончательно примиряешься с играми вероятностей. И с собой. И с пресловутой монеткой примиряешься тоже, куда деться, с любопытством ожидая её падения вне зависимости от того, выступает ставкой в игре горстка мелочи или твоя собственная жизнь…

А ближе к десятой сотне ты снова учишься по-настоящему ценить моменты, когда монета выпала интересно.

Ты больше не предвкушаешь ни один из вариантов, не боишься втайне другого, не испытываешь слепящий азарт, который (якобы) мог когда-то доказать тебе твою живость (на самом деле просто выжигая дотла)… Ты больше не умеешь бояться.

Даже людей.

Даже себя.

Даже времени.

Ты просто смотришь в глаза Пряхе, бездонные, полные звёзд и вечности, и улыбаешься: что интересного ты покажешь мне завтра, Госпожа? Какие круги на твоей поверхности разойдутся от новой брошенной монеты?

Приятный этап, своеобразное подлинное взросление.

Но не все доживают, да.

Вот и девочка (хотя её как раз впору называть девушкой, но с моей перспективы она всё ещё дитё-дитём) уже умела бояться этого мира, но ещё не умела ему верить. Характерно для возраста; не очень приятно — для встречи с хтоническим ужасом…

С другой стороны, так награда выше.

Она протянула руку и тут же отдёрнула, чувствуя, как острые нити режут подушечки пальцев.

— Посмотри мне в лицо, — сказала я.

Она сделала шаг вперёд — и, разумеется, рухнула в тот самый колодец.

Правило кругов, которые всегда замыкаются.

Цепи не-случившейся судьбы, оковы не-состоявшихся воспоминаний охватили её, сжали в своих тисках.

На дне колодца холодно, и боль от сломанных конечностей ужасна, но не заглушает страха с пустотой, не стирает воспоминаний о случившемся. И от тьмы нет спасения, она наползает со всех сторон, и на сломанных ногах не сбежать, и мутная вода наполняет лёгкие, и пауки громко шепчут человеческими голосами о беспомощности, и страхе, и вине, и отвращении к себе самой…

Ох, бедный паучок. Иногда я даже почти жалею, что не могу влиять на то, что существа видят, соприкасаясь с моей сущностью. Ну что ж ты так…

— Твои ноги не сломаны, — шепнула я мягко, изображая по старой привычке голос подсознания. — Ты не в колодце. Ты не просто вырвалась из него, ты в него не попала. Ты здесь, среди сбывшисхся и несбывшихся судеб, в паутине вероятностей, среди твоих и чужих голосов, которые для тебе подобных звучат так громко… Ты обычно не слышишь их, но ощущаешь их давление, их тяжесть, их паутину. Они давят на тебя каждый миг твоего существования, каждый шаг твоего бытия. Они толкают к пропасти — и спасают… Я толкаю тебя во тьму — и спасаю.

…

— Время не похоже на ровную ленту, — шептала я, — оно напоминает сплетение множества нитей, закольцованных и убегающих вникуда, переплетённых и спутанных. Ты в пещере, в роскошном наряде и в безопасности — или всё же на дне колодца? Ведьма ты или бессильная девчонка? Жива или мертва? Выбери, чего сама желаешь прямо сейчас.

— Такие вещи невозможно выбирать! — ага, мы уже способны говорить. Ну разве не чудно?

— Ты права — и ты ошибаешься. Просто спряди нужную линию. Просто отодвинь неслучившееся ради случившегося. Просто рассмотри за мной меня.

— Я ненавижу тебя!

Я усмехнулась.

— Ненависть — не худшее чувство, когда доходит до меня. Любить меня намного опаснее, как ни посмотри. А ненавидеть — ненавидь, если именно это в конечном итоге приведёт тебя к твоему собственному величию. Ненависть стимулирует в той же степени, что и разрушает; она — одна из самых важных ступеней становления таких, как ты и я.