Зверь 4 (СИ) - Калинин Алексей - Страница 5

Алекард краем глаза следил за тем местом, где возникло шевеление. Ничего не происходило, если не считать того, что серые штаны старосты потемнели на паху, а в воздухе резко запахло мочой. Пятно начало расползаться по ноге. Алекард взмахнул мечом, и староста упал на колени. Дикий визг напомнил недавний крик летучей мыши.

— Ми-и-илорд, не убивайте!!!

— Ты обманул меня, мерзавец. Прими же смерть, как подобает мужчине!

— Не оставьте детей сиротами. Можа господин Топарин вышел по нужде и чичас вернется? Не убивайте, милорд.

Сколько седых волос прибавилось у старосты, потом скажет только его жена. Она заметила пряди серебристых нитей в его голове, когда он мрачнее грозовой тучи вернулся домой. Но это будет часом позже, а сейчас же Гопель вспоминал не о деньгах, и не о коровах, а именно о двух мелких мальчишках, которые ещё и мотыгу-то правильно не научились держать.

— Оставь его, — прошелестел голос за их спинами, и принц отметил про себя, что он не обманулся в ожиданиях.

Ветви вереска раздвинулись, и наружу выглянула седая борода. Маг выбрался из небольшого углубления, откуда наблюдал за незваными гостями. Если не знать, что это самый могущественный маг, на которого указали остальные колдуны и волшебники, то старца можно принять за сумасшедшего деревенского дурачка, которого из жалости подкармливают добросердечные бабы. Дырявое рубище, ноги в цыпках, на руках многолетняя грязь. Волосы спутаны и до такой степени испачканы, что слиплись в черно-серые сосульки. Колючки репейника торчали из этих сосулек зелеными волдырями. Лишь глаза сверкали, как два драгоценных камня. Один зеленый, другой фиолетовый.

— Многоуважаемый маг Топарин, слава о тебе, как о самом искусном кудеснике долетела до моих ушей. Прошу тебя… — принц не успел докончить речь, когда старец поднял заскорузлую ладонь.

— Я слышал, о чем ты просишь, принц Алекард. Да, я могу помочь, но цена моя будет высока. Подумай, способен ли ты её заплатить?

— Я щедро отблагодарю тебя, маг Топарин. Я… цена не имеет значения. Только помоги мне сделать то, о чем я прошу.

— Принц! — повысил голос маг. — Есть шанс, что ты не сможешь вернуться назад.

— Плевать! Я должен спасти Тариэль, — сквозь зубы проговорил Алекард.

В пещере вновь повисла тишина, которую нарушал треск костра и кипение варева в котелке. Гопель боялся дышать, ведь меч так и не вернулся в ножны. Принц смотрел на мага, а тот уставился на желтый ноготь большого пальца правой ноги. Не отрывался от лицезрения, будто и не было в его пещере двух взрослых людей, один из которых готов ринуться в самоубийственное путешествие, а от второго остро несло мочой.

Так продолжалось целую вечность. Гопель успел перебрать в уме всех богов-защитников и мысленно пообещал каждому поставить светильник с лучшим маслом. Наконец маг шумно вздохнул:

— Что же, тогда назначь наместника вместо себя. Я смогу перенести тебя в другой мир, но ты… ты должен пожертвовать всем. Ты готов к возможным бесконечным скитаниям?

Принц на миг замер, затем тряхнул головой, прогоняя малодушные мысли и рявкнул:

— Готов!

— Я жду тебя при первых лучах утренней звезды. Через три дня. А теперь прощай… и забери с собой эту отрыжку тролля, пока он всю пещеру не провонял.

Принц коротко кивнул. Меч скользнул в ножны, чем вызвал у Гопеля вздох облегчения. На трясущихся ногах староста поднялся из желтой лужицы. Он едва не падал, а ещё нужно было идти обратно. И проклятая икота напала так не вовремя. Топарин всё также безучастно изучал ноготь на ноге.

— Через три дня, маг! — кинул на прощание Алекард и ступил следом за икающим от страха старостой.

— Через три дня, принц Алекард, — проговорил старый Топарин и криво ухмыльнулся. — А пока мне нужна свежая кровь для приготовления эликсира…

— Свежая кровь? — нахмурился принц и оглянулся по сторонам.

— Не-е-ет!!! — что есть силы закричал успевший всё понять староста.

Меч резко выпрыгнул из ножен, чтобы в следующую секунду погрузиться в податливую плоть. Староста охнул и осел на каменный пол.

— Этого тебе хватит? — спросил Алекард.

— Вполне, — ответил Топарин. — Правда, придется искать нового посыльного, но… чего не сделаешь ради такой любви?

Его улыбка блеснула ярким пламенем, а в следующий миг прогремел гром.

Кощей вскочил и сел на большой кровати, тяжело дыша. Он смахнул рукой холодный пот со лба. Опять этот сон. Как же он надоел за все прошедшие года. Опять это напоминание от королевы смерти.

Схватив с тумбочки стакан воды, Кощей выхлебал его в несколько глотков. После этого опустил голову и выдохнул:

— Тариэль…

— Господа, сходитесь! — раздался громкий голос секунданта противника.

После этого возгласа мы с Михаилом Павловичем Лавриным начали сближение. Когда оставалось меньше трех метров, нервы Лаврина не выдержали.

Он хлестнул огненным кнутом, стараясь попасть по ногам. Кнут мелькнул в воздухе, превращаясь в сплошную горящую полосу.

Лихо! Но недостаточно быстро!

Ага! Я такой дурачок, что буду ждать пока эта полоса захлестнет мне щиколотки? Конечно же нет!

Прыгнул назад, делая красивое сальто мортале. Можно было обойтись и без него, но мне нужно было произвести впечатление на Светлану. Всё-таки из-за неё сейчас сражаемся с Лавриным.

Кнут пролетел подо мной огненным шлейфом, а я эффектно приземлился с выбросом вперед левой руки. С кончиков пальцев сорвались маленькие шаровые молнии, не больше бусины в диаметре. Мог бы и побольше запустить, но тогда бы меня посчитали убийцей, а так…

После всех приключений в прошлом наша учебная группа поредела, поэтому нас объединили с другой группой. А в этой новой группе как раз и был Михаил Павлович Лаврин, сын барона Лаврина, хозяина золотодобывающих приисков. И у этого сына количество мозгов обратно пропорционально денежному состоянию его бати. То есть, если закрома банков ломились, то вот в голове сыночка гулял ветерок.

Ему бы жить и не тужить, но сегодня на перемене колкость сорвалась с языка и полетела в сторону Карамазовой:

— Я бы всех предателей на кол сажал. А вот их прекрасные половинки повертел бы на колах другого толка.

Его двое друзей-подхалимов тут же заржали, пуще орловских рысаков. На его беду, рядом ошивался защитник и заступник Карамазовой. Я увидел, как вспыхнуло лицо Светланы, а потом она опустила голову и понуро пошла прочь, словно собака, получившая незаслуженный хозяйский пендель. Ну что же, у меня в подчинении была Чопля, а эту мелкую занозу хлебом не корми, дай только хозяина подколоть. Вот, в ответах служанке и заточился мой язык до остроты бритвенного лезвия.

— Подобные вещи не престало говорить лицам с интеллектуальным багажом знаний. Но что требовать от человека, которого обидел аист? — со скучающим выражением лица заметил я так, чтобы другие тоже слышали.

На нас тут же устремили взоры стоящие рядом одноклассники.

— Что вы имели в виду, Эдгарт? — тут же ощетинился Лаврин.

— А то, что когда вас принес аист, то родители долго смеялись, и сначала хотели взять аиста, — ответил я.

На грубость я привык отвечать грубостью. Чтобы задира получил по сусалам гораздо сильнее, чем ударит сам. Подобное всегда находило отклик в моих оппонентах и заставляло впредь подумать сто раз прежде, чем возникнет желание ударить вновь.

— У кого-то очень острый язык. Его не мешало бы затупить кирпичом, — хмыкнул Лаврин.

— А у кого-то другого дерьмо вместо мозгов, раз оно выплескивается через рот, — парировал я.

Это было очень грубо. Очень. Однако, я не собирался соревноваться в витиеватости языковых изысков, а хотел достичь иного…

— Жду сегодня после уроков за черным рестораном, — процедил побледневший Лаврин.

— Да базара ноль. Раз на раз смашемся, как настоящие быдлофаны. Ведь шутка в адрес девушки была недавно отпущена именно в таком тоне, — хмыкнул я беспечно.

— Там мы и выясним, кто быдлофан, а кто нет, — с пафосом произнес Лаврин.