Зверь 4 (СИ) - Калинин Алексей - Страница 3

После этого начал разрывать землю возле корней. Мерзлая земля слабо поддавалась даже ножу, придется постараться. Полчаса, не меньше. Тут игоша соскочил на снег и быстро-быстро разрыл приличную яму своими когтищами. Управился за минуту.

Я невольно сглотнул, видя эту силищу. Всё-таки хорошо, что я не бросил нож в палате…

— Тут ты и обретешь покой, — проговорил я. — А завтра сможешь отправиться обратно, к маме.

— Ма-ма, — проурчал игоша.

— Вот и таскай эту сумку. А она ведь тяжеленная, — послышался издалека голос Чопли. — Мне за вредность молоко единорога выдавать нужно. И на пенсию раньше положенного срока. А ещё льготы разные и трех цветочных эльфов в мужья…

Она притащила сумку, из которой я извлек пустырник, валериану, мелиссу и незабудку. Весь этот сушняк уложил на дно ямы, а потом кивнул игоше:

— Пора.

Тот опустил веки, а потом вытянулся на выложенной траве и сложил по-покойницки руки на груди. Я взял в руки первый ком ледяной земли и положил ему на грудь. Игоша слабо дернул уголками губ и одобрительно кивнул мне, мол, давай смелей.

Дальше я начал зарывать большими горстями. Вскоре игоша скрылся под холодной землей. На черный холмик я положил змеиный корень. Дальше присыпал уже снегом. Пришлось постараться сделать так, чтобы со стороны не было заметно какого-либо вмешательства в природу.

После всего остановился и произнес, глядя в то место, где лежал игоша:

— Если ты пан, то будь Иван, а если ты панна, то будь Анна… Силами природы заклинаю — прости всех и прими прощение…

Как только я произнес последнее слово, так сквозь тучи прорвался яркий луч луны и упал точно в то место, где лежал игоша. Он осветил серебристым светом небольшой холмик под дубом.

Это был хороший знак. По крайней мере мне так казалось…

Девушка с изумрудными глазами склонилась над принцем. Он терялся в этой зелени глаз, словно в густых зарослях Тигаморского леса, в ту пору, когда всё живое расцветает и тянется к солнцу. Девушка что-то шептала, а он не мог оторвать взгляда от сочных губ. О таких губах поэты говорили, что они созданы исключительно для поцелуя.

Лишь спустя вечность он услышал её ласковый голос.

— Мой принц, любимый… спаси меня! Спаси!

Алекард подался к Тариэль, но не смог сдвинуться с места. Что-то тяжелое, холодное лежало на руках и ногах, не давая пошевельнуться. Девушка улыбнулась. Изумрудные глаза увеличились в объеме. Теперь они уже мало походили на человеческие, на глаза той девушки, ради которой принц готов пойти на всё. Зрачки удлинились вверх и вниз, превратились в черные прорези, вокруг которых сначала зеленели верхушки эльфийских лесов, а теперь плясало колдовское пламя.

— Мой принц… Я жду тебя-а-а…

Лицо Тариэль, то самое нежное личико, которое он любил покрывать поцелуями, вытянулось вперед и позеленело, словно её вот-вот стошнит. Мягкая кожа треснула и начала отслаиваться, обнажая ровные чешуйки. Нос втянулся в выступающую часть лица, а ноздри ушли в разные стороны.

Алекард не мог оторваться от огромных глаз, каждый не меньше подноса, на котором в праздничный день лежит жареный поросенок. Принц дернулся, но снова безуспешно. Он зачарованно смотрел, как из пасти чудовища вылетела алая лента языка. Раздвоенный кончик мазнул по лицу принца, и его передернуло от омерзения.

— Алекард, спаси-и-и…

Волосы свалились с лысого черепа, словно пряди черных нитей выпали из рук неумелой пряхи. Треугольная голова змеи смотрела на принца изумрудными глазами. Такой же изумрудной была чешуя гигантской твари.

Королева смерти. Она пришла лично… В Коратурии её взгляд считается последним, что видит на своем жизненном пути любое существо. Она забирает души с собой, в подземную нору, где вечно пылает огонь, а королева смерти нежится на душах, пытаясь согреть ледяное тело.

Принц смог оторваться от завораживающего взгляда и скосить глаза на свои конечности. На руках и ногах лежали тяжелые кольца змеиного тела. Язык твари снова выметнулся наружу, и принц опять почувствовал, как тысячи мурашек устроили пляску внутри грудной клетки.

— Тариэль? — просипел принц, всё ещё надеясь проснуться.

— Да, это я-а-а, твоя Тариэ-э-эль, — пропело чудовищное создание и за головой змеи распустился огромный капюшон.

Большой капюшон из кожи… Так может распуститься парус на рыбацкой лодке.

Голова змеи начала покачиваться из стороны в сторону. Неподвижный взгляд приковывал принца к земле не хуже ледяных колец. Пасть открылась, внутри полыхал яркий огонь, и принц успел удивиться — почему тварь не сгорала изнутри? Два зуба, каждый не меньше доброго меча, выскочили наружу. Жар из её пасти опалил волосы на лбу Алекарда.

— Я спасу тебя, Тариэль! — громко крикнул Алекард, но лишь жалкий писк донесся из пересохшего горла.

— Ты сссебя ссспасссти не можешшшь, — прошипела королева смерти. Ничего похожего на мелодичный голосок Тариэли, скорее это был скрежет ломаемого дерева. — Живи и забудь Тариэль, как сссказочный сссон. Я пришшшшла за твоими подданными… Ссстрашшшна будет их учасссть, Алекард. Ссстрашшшна будет моя жатва. Я не уссспокоюсссь, пока в Коратории будет жив хотя бы один человек. Прощщщай, принц.

— Стой тварь, освободи Тариэль! — дернулся принц. — Освободи её!

Зеленоглазая змея склонила голову набок, словно в раздумье. На концах клыков поблескивали две капли, угрожающие вот-вот сорваться на голую мужскую грудь.

— Нет, принц, её душшша продана мне. Она хотела быть сссс тобой и она была ссссс тобой. Теперь её ссссрок вышел. Я забрала ссссвоё… Ты не сссможешшшь её взять назад, так что даже не пытайссся. Найди сссебе другую принцессу, — после этих слов голова змеи отошла чуть назад.

— Стой! — выкрикнул Алекард. — Я хочу тоже продать душу! Продам свою взамен души Тариэли!

— Что-о-о? — произнесла королева смерти. — Ты хочешшшшь заключить ссссо мной договор?

— Да, договор! Я готов на всё, лишь бы вернуть Тариэль!

— Принц, а ты знаешшшшь, что твоя жена носсссила под ссссердцем ребенка? Одной твоей души будет мало…

— Сколько? Сколько душ тебе нужно? Я могу пойти войной на соседнее королевство, я могу пойти на десяток королевств! На весь мир пойду войной, лишь бы вернуть Тариэль!

— Вессссь мир? Хм… Этот мир Коратурии мал для меня, принц… Но ессссть другой мир, который жители называют Землёй. Вот если ты отдашшшшь мне их душшшши, тогда я верну тебе твою Тариэль. Верну вмессссте с ребенком… И вы проживете долго и ссссчассстливо…

Принц сглотнул. На его скулах дрогнули желваки. Чужой мир против жены и ребенка? Миллионы, если не миллиарды жизней…

— Я согласен!

— Договор? И ты вечно будешшшшь мучитьссся мысссслями о Тариэль и не найдешшшшь покоя до тех пор, пока ссссам не наложишшшшь на ссссебя руки… Или не принессссешшшшь мне мертвую Землю… Я дарю тебе бессмертие, и только ты ссссам можешшшшь отказатьсссся от моего подарка. Но тогда ты сссстанешшшшь моим ссссамым любимым рабом и будешшшшь сссслужить мне вечносссссть… Ссссоглассссен?

— Согласен! — твердо ответил Алекард.

Змея бросилась вперед. На принца. Капли на клыках блеснули в отблесках огня из глотки…

— А-а-а! — принц сел и ошарашено осмотрелся по сторонам.

Нет никакой змеи. Он пошевелился, ничто не сковывало движений. Лишь тело отозвалось лютой болью, будто по нему прошелся легион пехотинцев. Чуть поодаль затухал синий овал портала, через который ушла королева смерти. Три стука сердца, и он пропал из вида.

Алекард находился на постаменте общего зала. Но что за вид был у этого места, где совсем недавно собирались лучшие мужи королевства? Осколки витражных зеркал блестели на обломках кресел и разбитых столов. Колонны посечены так сильно, словно по ним били топорами безумные орки. Огромные люстры, которые освещали зал холодными зимними вечерами, валялись на полу, разломанные в щепки. Штандарты сорваны и напоминают половые тряпки.

Принц подтянул к себе обломок ножки от стола, крепкое дерево удобно легло в руку. Он снова осмотрелся, но не нашел и следа от того чудовища, которое только что привиделось ему. Лишь запах… по залу пронесся запах гнилых яблок и сырой земли. Такой можно почуять глубокой осенью, когда гуляешь по яблоневому саду. Но сейчас была не осень…