Поворотный момент (СИ) - Осипов Игорь - Страница 11

— Княже, он тебя дрессирует. Приучает к дисциплине и документообороту, — выдал свою резолюцию капитан после нескольких минут размышления.

— Да пошёл он в задницу! — выкрикнул Иван и пнул стенку капитанского мостика, но помня, как сломал кулаком перегородку, пнул легонько. И это тоже бесило, почему он должен сдерживаться⁈ Почему нельзя делать всё, что хочется⁈ Нельзя от души ударить даже простую железяку! Князь он или не князь⁈

Парень выругался и быстрым шагом покинул мостик. Висящие за его спиной окна с сообщениями сами собой погасли и свернулись за ненадобностью.

Но домчаться до каюты парень не успел, так как по общей связи звездолёта разнёсся возглас пилота: «Вот он! Лайнер!»

Иван остановился, крепко выругался, круто развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл обратно на мостик.

«Мирабелла». Так назывался этот достаточно большой космический корабль. Триста метров в длину. Весь белый, с иллюминаторами в три ряда. И триста пассажиров. Для межзвёздного транспорта он был скорее средних размеров, так как громадные трансгалактические лайнеры, пересекающие весь человеческий сектор, могли быть и в пять раза больше, но всё равно впечатлял.

И вопреки ожиданиям, у жертвы нападения пиратов было отнюдь не безлюдно. Рядом с «Мирабеллой» дрейфовали патрульные катера. По обшивке сновали туда-сюда служебные дроиды. А немного поодаль висел военный корвет.

— Нам точно туда надо? — с ухмылкой спросил Петрович.

Иван глянул на капитана, и тот продолжил мысль:

— Жестянку и без нас излазили вдоль и поперёк. И ты мог бы попросить у куратора, чтоб он скинул данные.

Княжич провёл ладонью по волосам и раздосадованный плюхнулся в кресло. Действительно, он почему-то решил, что будет как в предыдущие разы, что окажутся наедине со страшной загадкой.

На вопрос Петровича парень ответил тихо и неохотно:

— Нет, наверное, не надо, но всё равно хочу глянуть. Надо же понимать, откуда начинать поиски Фёклы. Если она жива, конечно, а то вдруг пираты избавились от свидетелей, спалив в фотосфере звезды или сбросив на планету типа Юпитера.

— Тогда идём на сближение, — кивнул с улыбкой капитан и глянул на робота-пилота: — Только без форсажей, а то вояки на корвете могут подумать что-нибудь не так и швырнуть большую торпеду.

— Я что, больной, что ли⁈ — огрызнулся Женёк. — Конечно, малый ход.

И «Синяя птица» принялась медленно приближаться к первому ключику в новой судьбе Фёклы.

Фёкле снился торговый центр. Шумный. Вонючий. Быдлячий. Было не протолкнуться от дешёвых людей, прущих вязанки дешёвых вещей.

Девушка шла босиком на цыпочках по мусору, стараясь не наступить в человеческое дерьмо, размазанное по серому бетону, и не прикасаться голой кожей к суетящемуся сброду, которому самое место в этой грязи.

А потом Фёкла проснулась. Это был даже не сон, а мучительная полудрёма, в которую время от времени она проваливалась, выныривая для того, чтоб, пересиливая брезгливость и страх, справить нужду, либо свернуться клубочком от боли в пустом желудке.

Купчиха уже потеряла счёт времени.

Сколь прошло? Три дня? Четыре? Неделя?

Часы и минуты тянулись липкой белой массой, словно расплавленное стекло, в которое накидали кусочками ужас неизвестности и животный страх перед смертью, неудобства пребывания и отвращение к публике, которая располагалась рядом.

Все триста человек были напичканы как сельди в бочке в большой контейнер-скотовоз, у которого не было ни иллюминаторов, ни часов. Гаджеты у пленных отобрали, а тем, у кого встроены имплантаты, нацепили ошейники с глушилками.

Зато по всепроникающим вспышкам можно было сказать, сколько прыгали через гипер — восемнадцать с большими перерывами раз, словно дух был очень слабым, и ему требовалось долго собираться с силами.

Люди сидели вдоль стены. Кто-то дремал, но нормально спать получалось плохо, так как яркие, режущие глаза лампы не выключались. Посередине помещения стояло три ведра, которые использовались в качестве туалетов, и от них воняло неимоверно. Аж выворачивало. С торца прямоугольного загона, у входа, валялись пластиковые бутыли из-под питьевой воды. Пленных не кормили. Желудок даже перестал просить свою долю. Навалилась слабость и апатия.

— Папенька за меня заплатит, — в который раз, словно молитву, повторила купеческая дочка и посмотрела на труп у вёдер. Недавно у мужчины в дорогом костюме случилась истерика, и пираты пристрелили его и оставили валяться там, где упал.

Фёкла уже устала плакать, а от высохших слёз щипало глаза.

Так бы и продолжалось это монотонное сидение при ярком свете, среди хныкающих или просто угрюмых людей, но дверь открылась, и в неё зашли несколько громил, а следом долговязый в чёрной медицинской маске с белым черепом и костями, изображёнными в стиле пиратского флага.

— Так, падаль! — заорал самый большой головорез после того, как пробежался довольным взглядом по людям. — Сидим смирно! Щас вас будут выкупать!

Пленные оживились и принялись перешёптываться. Летевшие с семьями успокаивали своих домочадцев.

Головорез постучал в дверь, и через минуту в скотовоз двое в неряшливых одеждах занесли столик и стул. А у дверей встали ещё несколько вооружённых людей.

Громила уселся поудобнее и положил на столешницу небольшой проектор и планшет. В воздухе возникли окна с таблицами. Долговязый в маске стал сбоку.

— Ха, я же говорил, что хороший улов. Деньжат срубим и заляжем на год на дно какого-нибудь кратера.

— Рано залегать, — картаво ответил масочный.

— Не, метеор мне в задницу. Босс совсем по краю ходит, — недовольно пробурчал головорез.

— Сказал рано, значит, рано, — произнёс долговязый и неспешно пошёл по скотовозу, водя головой и очень внимательно рассматривая людей.

Так же пристально и Фёкла глядела на человека. А масочный спокойно обогнул труп, дошёл до стены, развернулся и дотронулся пальцами до наушника в левом ухе, словно прислушиваясь к чему-то.

— Сортируй!

Головорез хлопнул в ладони и встал с места.

— Раздеваемся! Живо!

Люди стали неуверенно переглядываться, и тогда громила достал пистолет и выстрелил в ближайшего пленного.

— Я сказал, живо встаём и раздеваемся!

Толпа, по которой прокатилась волна плача, зашевелилась. На грязный пол стали падать пиджаки, рубашки, штаны, платья.

— Совсем раздеваемся!

За верхней одеждой под ноги посыпалась и нижняя. Вскоре всё, и женщины, и мужчины, и дети, остались нагишом. А затем свет померк, сделавшись таким, словно под потолком горела лишь одинокая восковая свечка — жёлтым и тусклым.

Буквально несколько секунд спустя в скотовоз стали заходить новые посетители. Иным словом язык не поворачивался их назвать.

Громила рявкнул на головорезов у двери, и те вытянулись по струнке, словно часовые у мемориалов.

— Чё так темно? — громкой пробасил толстый бородатый мужчина в старинной одежде, недовольно щурясь. На нём была багряная жилетка, расшитая цветочными узорами, белая рубаха и широкие полосатые штаны, заправленные в блестящие сапоги. В руках у него плётка, а вместо пояса — обычная толстая верёвка, похожая на бельевую. Словно это приказчик на костюмированной ярмарке.

Тем временем бородач отошёл от двери и пропустил ещё несколько лиц. Следом неспешно просочилась странная бледная троица, главным в которой был высокий худой человек в чёрном плаще с красной подбойкой и глубоким капюшоном. У белой рубашки имелись длинные кружевные манжеты и такой же шейный платок вместо галстука. Плащ скрепляла красивая золотая заколка. При этом глаза блестели каким-то неестественным светом, словно зрачки были не чёрные, а сине-зелёные, или даже индиго.

Остальное одеяние составляли обычные брюки со стрелками и лакированные туфли.

— А! Упыряки пожаловали! — отрывисто пролаял бородатый, разглядывая соседа.

А худой аристократически поджал губы, словно бородатый был ему до крайности омерзителен. Впрочем, на голых пленных, стоящих вдоль стен и прикрывающихся ладонями, он смотрел так же.