До основанья, а затем (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 9

— Куда прешь? — передо мной возникла рябая морда в солдатской фуражке с винтовкой наперевес: — Вон на стол ставь самовар и можешь идти.

— Ты кто такой будешь, что бы я тебе подчинялся? — я теснил солдата пузатым самоваром.

— Мы четвертая рота Преображенского полка, личная охрана Александра Федоровича Керенского, понимать надо! — гордо подбоченился солдат.

— Ну, так бы сразу и сказал. А скажи, брат, как можно с господином Керенским поговорить?

— Ну ты и сказал! Кто ты и кто Керенский? Он, понимаешь министр Революции, а ты…- меня смерили пренебрежительным взглядом, но слово «блоха» не произнесли, и на том спасибо.

В это время генерала, не дав ему даже до конца одеться, завели в соседнюю комнату, где, через раскрытую дверь я успел заметить десяток человек сановного, но, несколько потерянного вида.

Поставив, наконец, самовар на стол, я решил покинуть это странное помещение, пока мне не начали задавать неудобных вопросов или не лишили меня материальных ценностей, больно по- простому они отнеслись к привезенным с генералом ценностям. Солдаты частично подошли к столу, рассматривая сгруженные туда вещи, кто-то стал щупать рукой ткань, а один, подняв крышку, стал, по-хозяйски, заглядывать в самовар.

Вернувшись в основное здание Таврического дворца через стеклянную галерею, я нашел кабинет, на двери которого было написано «Комендант Таврического дворца полковник Перетцъ Г. Г». Я потянул дверь на себя и заглянул. На меня уставились десяток человек в полувоенной форме, в основном чернявой масти и семитскими чертами лица.

— Пардон муа. — почему-то сказал я и поплотнее прикрыл дверь — самая революционная нация решала свои дела, мне там делать было нечего.

Пройдя буквально два десятка шагов, я набрел на кабинет комиссара города Петрограда и Таврического дворца Л. И. Пущина.

Пожалуй, комиссар города, что сейчас назначались Временным правительством вместо градоначальников, мне больше всего подойдет.

В кабинете, на диване, спал, укрывшись с головой, темным пальто, какой-то человек.

— Господин Пущин? Господин Пущин… — я стал медленно подходить к дивану, обходя большой стол для совещаний, когда обратил внимание на предметы, завалившие стол. Кроме всевозможных бумаг и амбарных книг, в уголке лежала скрепленная скрепкой, стопка серых, отпечатанных в типографии, бланков, на которых большими жирными буквами было написано «ПРОПУСК», а рядом, соблазнительно, на пористой подушечке, стояла небольшая печать.

Я быстро пропечатал несколько пропусков и даже не глянув на оттиск, сунул их в карман и отошел к большому окну. Буквально, через минуту, за моей спиной распахнулась дверь и кто-то строго спросил меня:

— Вы кто такой будете, милостивый государь?

Глава пятая.

10 марта 1917 года

«Без применения военной науки победить нельзя».

В. И. Ленин

На пороге кабинета стоял мужчина лет сорока на вид, с торчащим вверх бобриком, коротких, седоватых волос и пристально смотрящим на меня злым взглядом через стеклышки пенсне. Одет посетитель был в любимый всеми около военными мужчинами защитного цвета английский френч.

— Здравствуйте. Я ожидаю комиссара Санкт-Петербурга.

— Я спросил вас — кто вы?

Судя по тону, это был не посетитель, а хозяин кабинета.

— Надо полагать, вы Лаврентий Иванович Пущин, демократический градоначальник столицы?

— Я комиссар Временного правительства Пущин, а вы кто? — мужчина остановился в паре шагов от меня, покачиваясь с пятки на носок и скрестив руки на груди. Если я не ошибаюсь, согласно психологии, последнее означает отгороженность от меня или враждебность ко мне.

— Я начальник народной милиции Адмиралтейской части Котов Петр Степанович.

— Милостивый государь, мне ни о какой народной милиции ничего не известно. Если вы о рабочей милиции, то это инициатива рабочих комитетов отдельных заводов и фабрик….

— А наша милиция — инициатива населения. Вот список протокола схода жителей Адмиралтейской части о ее организации.

Комиссар Временного правительства впился взглядом в бумагу, потом вернул ее мне обратно.

— Мне по-прежнему ничего неизвестно о вашей милиции. Я считаю ее незаконной. Мы с сегодняшнего дня начали формировать органы общей полиции, в каждую часть Петрограда назначены коменданты и начальники районных полицейских частей. Если желаете поступить на службу, что милости просим, в общем порядке. А если вы по поводу проведения арестов и обысков, то это…- лицо Пущина презрительно скривилось: — к господину Керенскому Александру Федоровичу, этим занимается исключительно этот господин.

— Послушайте, Лаврентий Иванович…- я уселся на стул напротив севшего за стол комиссара: — Я не понимаю, о каких обысках вы говорите. Если о обысках богатых квартир, то мы этим не занимаемся. Законность нашей милиции ничуть не меньше, чем законность вашего назначения, но это все глубокая теория, а есть более неотложные дела. У меня сейчас под ружьем около ста человек, которые хотят кушать каждый день, причем, что удивительно, не по одному разу. Их положено снабжать оружием, патронами, бумагой, дрова в конце концов. Лошадям овес нужен, машине газолин и масло. Я уже не могу лично продолжать все содержать своими силам, а сотня вооруженных бойцов, когда они голодные, они вам могут еще одну революцию сотворить.

— Вы с ума сошли, как вас там…

— Моя фамилия Котов, капитан Котов, и я с ума не сошел, а вполне серьезно вас предупреждаю, что моя сотня бойцов, если они останутся голодными, придут сюда и разнесут здесь все к такой-то матери. Вы понимаете, какие будут последствия?

— Какие?

— Очень много облеченных властью лиц демократической направленности умрут, в столице образуется политический вакуум. В результате, власть, естественным образом, вернется в руки реакционных сил и вот тогда они закрутят гайки так, что мало никому не покажется. Повторения политического безволия конца февраля уже не будет. Все, у кого есть голова на плечах, уже поняли, что новая власть не особо лучше старой. Всех, кого вы успели обидеть, похватают оружие и утроят тут такой кровавый террор…

— Скажите, Котов, а вы не боитесь…

— Чего или кого? Вас? Нет не боюсь. Я уже умер далеко отсюда, в Мексике…

— Так, погодите… Вы тот самый, самозванец из Мексики, чья банда захватила дворец на набережной?

— Ни хрена себе! Это у меня банда? Подскажите, кто распространяет о мне и моих людях эту клевету, и я этого человека поставлю в позу ответственности!

— Куда, простите, поставите? — Комиссар развеселился, так что у него запотели стекла пенсне: — Я, милостивый государь уверен, что это вас поставят в эту позу. Военная комиссия со вчерашнего вечера план составляет, как банду с пулеметами и пушкой из великокняжеского дворца выбить, наряд сил и средств собирает, а тут их главарь во дворец приходит и ничего не боится, да еще и на государственный кошт свою банду принять просит. Кстати, говорят, что вы псих и с гранатой ходите?

— Уже двумя. — я достал из-за пазухи гранаты (позавчера обзавелся отличной французской «лимонкой») и постучал ими друг о друга.

Комиссар Временного правительства сморщился, как будто я ломал пенопласт у него под ухом.

— То есть, звать караул не стоит?

— Ну, если вы хотите жить, Лаврентий Иванович, то не стоит. А следует, чтобы избежать лишней крови, срочно поставить на все виды довольствия мою команду. А так, как я вас назначаю ответственным за это дело, то требовать выполнения вами этих обязанностей я буду именно с вас, как с градоначальника, причем по-революционному быстро, без всякой, старорежимной бюрократии, и с высочайшей степени личной ответственности.

— Что-то я вас милейший, не понимаю. — господин Пущин откинулся на высокую спинку удобного стула.

— Объясняю. Не позволю морить голодом моих людей. Невыполнение моих законных требований расценю как контрреволюционный саботаж с немедленным приведением приговора в исполнение.