Князь Сибирский. Том 3 (СИ) - Ан Игорь - Страница 13

Глава 7

До деревни мы ехали минут сорок. Причем Мефодий гнал снегоход, словно от дьявола ноги уносил. Хотя, наверное, я не прав. Эти ребята ноги дьяволу оторвут и в задницу ему же запихают. Как еще они могли совмещать какую-то дикую разновидность веры, граничащей с сектантством, и легкое нажатие на спусковой крючок пистолета, приставленного к голове связанного человека?

Тут нужен особый склад ума. Вера частенько выворачивает мозги набекрень, особенно, если ее трактовать свободно.

Но я не в обиде. Глупо обижаться на того, кто тебя спас, хоть перед этим и чуть не пристрелил. Я вообще очень терпим к верующим людям. У каждого свои тараканы в голове. А такие, может еще получше некоторых будут.

Ровная ледяная поверхность сменилась рубленым припаем, а значит мы приближались к суше.

Ничего, кроме этого, особо не изменилось и я уже подумал, что ошибся или же в момент становления ледяной корки был небольшой шторм, но поверхность стала иметь явный уклон. Мы двигались в едва заметный, но однозначно имеющийся подъем.

Снег вокруг стал глубоким. Уже не лед. Гусеница стала проваливаться глубже под весом машины и двух седоков, так что наша скорость заметно упала.

То справа, то слева начали появляться какие-то заснеженные, торчащие прямо из земли столбики. Я не сразу понял, что это полностью заметенные снегом крошечные деревца. Зато, когда увидел выпирающую из-под снежной шапки кривую ветку, картинка сразу сложилась. Мы двигались по тундре.

Еще через десять минут впереди появилась растительность повыше и среди редких тощих стволов замелькали низенькие строения.

Казалось, домики жались к земле точно так же, как хилые деревца, но была в этих невысоких строениях какая-то основательность.

То, что деревня оказалась устроенной на твердой земле, а не на льду. То, что дома окружали, пусть редкие и невысокие, но все же деревья. То, что я видел людей на улице, хоть и не много. Все это вызывало во мне какие-то теплые эмоции.

Мефодий остановил снегоход не доезжая околицы. Было видно, что обжитая территория начинается только метрах в пятидесяти впереди. Я хотел задать вопрос, но мужик начал объяснять сам.

— В деревне на технике нельзя. Запрещено. Оставим машину здесь.

Ого! Сурово тут у них. Еще, поди, аквамарилл не используют.

Я, конечно, иронизировал и прикалывался в своих мыслях, но как оказалось был абсолютно прав.

Мефодий повел меня к стоящему в самом центре большому дому.

Из дверей нам навстречу выскочила парочка молодых девушек, закутанных в теплые платки и дубленые шубы до пят.

Та, что оказалась кареглазой и, видимо, чуть помоложе, бросила на меня удивленный взгляд и улыбнулась. За что тут же получила подзатыльник от подруги, и обе девчонки, склонив головы и уставившись в землю, прошли мимо.

Сурово тут у них, ничего не скажешь.

Мефодий проводил вертихвостку тяжелым взглядом и покачал головой. Я не понял его выражения лица, но спрашивать не стал.

За входной дверью оказалась небольшая прихожая. Тут было темно и тепло. Свет проникал только с улицы. И едва дверь за нами закрылась, наступила темнота.

Мефодий тут же толкнул дверь, что вела в дом и тусклый свет, проникающий внутрь помещений через крохотные оконца, разогнал сумрак.

— Обожди здесь, — попросил меня мой провожатый. — Я подготовлю народ к твоему появлению. Незнакомцы к нам не забредают. Так что… В общем погоди, — немного скомкано закончил Мефодий.

Я присел на короткую лавку, что стояла у стены и с удовольствием вытянул ноги. Сидеть на снегоходе позади водителя оказалось не слишком удобно. Ноги затекли. Да они у меня еще и не отошли с того времени, как были привязаны к стулу.

Сам же мой проводник разоблачился. Даже обувь снял. Передо мной стоял крепкий мужик лет тридцати, может чуть больше. Пышная окладистая борода не давала точнее определить возраст. Я знал по собственному опыту, что растительность на лице легко может прибавить с десяток лет визуальному образу.

Мефодий переступил порог, чуть повернулся к углу, перекрестился, поклонился и, три раза шаркнув ногами, вошел внутрь.

Тут же раздались голоса, но голос моего провожатого перекрыл их все, забубнив громко и восторженно. Слов я разобрать не мог, но догадывался о содержании беседы.

Входная дверь вдруг распахнулась. На пороге стояла давешняя кареглазенькая. Раскрасневшись не то от морозца, не то от чего другого, она прошмыгнула мимо меня заглянула в комнату, откуда тут же послышался недовольный мужской рык.

Девица откуда-то со стены за углом стащила непонятного предназначения тряпку и вновь оказалась передо мной.

— Простите, — пролепетала она, стреляя глазками, — забыла забрать.

Развернулась и тут же выскочила из дома.

На меня она приходила посмотреть, что ли? То же мне диковинку в деревню привели. По улицам, мать их, слона водили. Но сверкающие глазки любопытной девушки мне запомнились. Симпатичные. Я даже улыбнулся.

И не заметил, как передо мной снова возник Мефодий.

— Идем, — восторженно произнес он. — Дед тебя хочет видеть.

Ого! Дед. Так он еще живой. И впрямь бог его благословил, раз внуку не меньше тридцати. Хотя, если дети ранние и у него, и у потомка, то нормально.

— Одежду можешь не снимать. Только разуйся.

Я и не собирался снимать плащ. У меня под ним ничего не было.

Сняв ботинки, я вошел в большую и единственную в этом доме комнату.

Справа от меня виднелась печь. Печь, Карл! В левом дальнем — на полочке стояла икона.

Под ней располагался стол, за которым сидело три человека.

Я понимал, что будь я старовером, то должен был перекреститься и поклониться красному углу, как это сделал Мефодий, входя в комнату. Но я не собирался выдавать себя за другого. Не собирался играть в эту игру. Спасся от выстрела благодаря недопониманию и хорошо. Заигрывать с силами, что мне неведомы я не хотел. Тут и без них проблем хватает.

Мефодий шел впереди и не видел, что я не совершил «приветствие». Зато сидящие за столом нахмурились.

Мой провожатый открыл было рот, чтобы что-то сказать, но старик, сидящий по центру, властно поднял руку и Мефодий промолчал.

— Выйдите все вон, — коротко и спокойно произнес дед.

Не споря, не говоря ни слова, трое вышли из помещения, повозились в сенях и вышли в холод.

— Проходи, садись, не стой столбом, — пробормотал старик, показывая рукой на деревянный стул перед собой.

Я молча прошел. Мне было интересно, что будет дальше. Помогать старику, сказав хоть что-то я не собирался. Да он и сам все понимал. Маразм его еще не коснулся.

На вид деду было лет сто. Глубокие морщины прорезали его лицо, казалось, сразу во всех направлениях. Я такое видел только на фотках каких-нибудь известных фотохудожников, которые они привозили из далеких восточных стран.

Но несмотря на сморщенное лицо, глаза старика были живые. В них горел разум. И сразу становилось ясно, что мозги у него были на месте. Это меня, однозначно, радовало. С разумным всегда можно договориться.

— Что не старовер вижу, — прокряхтел старик одними губами. — Внучок мой слегка блаженный. Вот мы его и отправляем на такие дела. А деньги деревне всегда нужны.

Я молчал.

— Молчишь?

— Молчу, — в тон ему произнес я.

Старик закашлял, но через секунду я понял, что он так смеется.

— Пулю остановил, значит, — перестав перхать, не то сказал, не то спросил дед. — Силой остановил?

— Даром, — машинально поправил я его.

— Кому он может и дар, а кому проклятье, — наставительно произнес старик. — Значит из одаренных?

— Из них, — признался я, хоть и так все было понятно.

— И что мне с тобой делать? Пришлых иноверцев положено расчленять и зверью скармливать. Так мне с тобой поступить?

— Хотел сначала сказать делайте, что хотите, только не бросайте в терновый куст, но быть расчлененным мне не улыбается. Да и справитесь ли?