Дело сибирского душегуба - Шарапов Валерий - Страница 9

Только теперь доходило: а ведь и после спасения я подвергалась опасности! Преступник не был уверен, что я его не разглядела. Но шли дни, за ним никто не приходил, расследование сошло на нет. И он решил оставить меня в покое. Больше подобных случаев в городе не происходило. Зверь перестал выходить на охоту. Почему? Сел в тюрьму, переехал, исправился? И вот проходит семнадцать лет, похищена десятилетняя девочка, найден ее обнаженный труп. Она изнасилована, задушена, да еще и скальпирована…

Это не могло быть совпадением. Действовал тот же субъект. Откинулся с зоны, вернулся на родные хлеба? Понял, что погорячился с исправлением? Взялся за старое, и убийства будут продолжаться? И самое интересное – он может знать, кто я такая. Несостоявшаяся жертва, уязвленное самолюбие. Уже не глупая девчонка, а женщина с юридическим образованием и опытом работы. Возраст не тот, но он ведь не давал себе зарок не убивать взрослых? Некстати вспомнилось: при осмотре тела Дины возникло неприятное жжение в спине. Навалилось тогда изрядно, просто не придала значения. Могли наблюдать из кустов на другой стороне дороги, видели, кто приехал на вызов. Старая байка, что преступника тянет на место преступления, может, и не байка вовсе?

Я вскочила в два часа ночи и стала блуждать по квартире. Страхи возвращались. Где был этот нелюдь семнадцать лет? Не важно. Теперь он снова в строю. В пятьдесят девятом орудовал именно он, а теперь вернулся, и знаю об этом только я…

Мысль была убийственной. Значит, следовало рассказать еще кому-то. Но с кем поделишься столь длинной историей в два часа ночи? Нынешние сотрудники и не знают о той истории. Она не прибавила престижа советской милиции. Пожилые могут вспомнить, но будут «плавать». Родные пропавших девочек давно не живут в городе. Где работал в пятьдесят девятом году подполковник Хатынский? Да нигде, пришел в управление годом ранее меня, перевелся то ли из Канска, то ли из Ачинска…

Я убедила себя не пороть горячку, попыталась уснуть. «Спи спокойно, дорогая, – уговаривала я себя. – Никто не придет тебя убивать. Посмотри на себя, размазня несчастная, а еще сотрудница милиции!» Кое-как я уснула.

А проснулась ночью – страх сковал суставы. Тихо провернулась собачка в замке, но я услышала, хотя между мной и входной дверью была еще одна дверь! Лежала ни жива ни мертва, стараясь не дышать. Может, почудилось? Как говорил один мой шапочный знакомый, пролежавший год в психлечебнице (до этого он разобрал на детали телефонную трубку): немного паранойи не повредит. Было тихо. Я расслабилась. Померещилось… Но снова онемела кожа на лице – тихо звякало, злоумышленник просунул руку в щель и снял цепочку. Я должна была бежать, бить его по рукам, звать на помощь! Но не могла пошевелиться, мной овладела предательская слабость. Снова тишина, потом открылась входная дверь. Человек вошел, постоял на пороге, двинулся дальше. Онемение прошло, нужно было что-то делать! Я как сомнамбула поднялась с дивана, села, зачем-то сунула ноги в тапочки. Никакого оружия поблизости. Телефон не оружие, да и жалко. Я пошарила вокруг себя, левая рука уперлась в стену, зацепила металлический настенный светильник. Он едва держался, Малеев прикручивал его шурупами к стене, искрошил весь бетон. Конструкция поддалась, звякнула стеклянная подвеска. Второй рукой я выдернула шнур из розетки. Приоткрылась дверь из прихожей в гостиную, что-то перетекло, застыло посреди арочного проема. Человек всматривался. Я подскочила с неудержимым индейским воплем, метнула светильник! Получай, маньячина! И ведь попала, прозвучал вопль, злоумышленник отпрянул, повалил стул, стоящий у стены. Я вскочила, пользуясь замешательством противника, бросилась в атаку, оттолкнула его, метнулась в коридор, побежала к входной двери.

– Ритка, дура, ты что, спятила? – прохрипел злоумышленник.

Неясное чувство заставило остановиться. Голос был знакомый, а я, кажется, оконфузилась. Помялась, вернулась к проему и включила свет в гостиной. Поражение было точным, светильник угодил Малееву в голову. Разбились подвески, лопнули лампочки. На лбу у Малеева набухала роскошная царапина. Он стряхивал с кофты осколки стекла, но напрасно – стекло вцепилось в шерсть, он только ранил пальцы.

– Это кто тут дура? – не поняла я. – Крадешься, как тать в ночи, а я виновата? Меня из-за тебя чуть кондратий не хватил! Малеев, объясни, какого рожна тебе надо в моей квартире в два часа ночи? В постель ко мне решил прыгнуть? Елкина уже не котируется? И давай сюда ключи, иначе замки поменяю!

Мой бывший имел несчастный вид, даже жалость взяла. И напрасно, своим «эффектным» появлением он просто разорвал мою нервную систему!

– Ритусь, прости, хреново мне, – начал плакаться Малеев. – Пусти обратно, я больше не буду…

Детский сад, да и только! Я рассмеялась демоническим смехом.

– Малеев, все кончено! Будь мужиком, прими эту чертову реальность! Ты трахался с бабой в нашей постели, будучи уверен, что я на работе. И предлагаешь тебя простить? Поимей мужество, Малеев, не ной, что бес попутал, жить негде. Забирай свои вещи и катись к Елкиной. Уверен, она тебя приютит. Но знаешь, баба не дура, понимает, что если ты со мной так поступил, то и с ней так же поступишь. Уходи, Малеев, будь человеком, – взмолилась я. – Мне и без тебя тошно. В понедельник придешь, заберешь свои вещи.

– Может, хоть покормишь? – сник этот несчастный. – Светка готовить не умеет. Ты тоже не повар, но хотя бы не травишь. Да и нет ее, к матери в больницу на ночь умотала. У нас рыбка в морозилке есть, я знаю. Там немного, но мне хватит, быстро пожарю…

– Блистательно, Малеев, – восхитилась я. – И рыбку съесть, и на елку влезть. Может, тебе еще и рюмочку налить? Ладно, горе луковое, жарь свою рыбу, но, чур, не засиживаться, спать пора. Поел – и отвали, моя черешня.

Я сметала с пола осколки, украдкой посмеиваясь, а Малеев колдовал на кухне. Гремели шкафы, шипело масло на сковородке. Светильник свой срок завершил ударно – аж железо погнулось.

– Милая, посиди со мной, – жалобно протянул Малеев. – Давай поговорим, не уходи…

Он давился своей камбалой, а я сидела на пионерском расстоянии, скрестив руки на груди, и выражала полное презрение. Где же раньше была моя проницательность? Все отдала работе, не видела, что происходит под носом. Витька, подлец, променял меня на Елкину, а теперь с такой же легкостью готов поменяться обратно. А Светка дура, свято верит, что у них все будет, как в сказке. Малеев жадно ел, поглядывая на меня со щенячьей преданностью. «Сейчас насытится и будет окучивать», – подумала я. Смотрела на него и еле сдерживала улыбку. «Витя Малеев в школе и дома», блин. Была в пятидесятые годы популярная книжка Николая Носова, посвященная бытию обычного советского школьника. Местами забавная, местами нравоучительная. Но написанная талантливо. Совпадение было стопроцентным. Над Малеевым ржали, ехидно спрашивали, поделился ли писатель с ним авторским гонораром. Впрочем, Витька мог за себя постоять, рука у него была тяжелая. Но все равно у него за спиной хихикали. Та история давно забылась. Из школьного хулигана выросло что-то непутевое, хотя и обладающее высшим образованием.

– Ладно, я виноват, – Малеев закончил трапезу и сыто срыгнул. – Глупо не признать свою вину. Но ведь и ты, Ритуля, не ангелок на этажерке. Давай вспомним, сколько раз за последний год…

Он говорил, распалялся, приводил доводы в свою пользу – смешные, но с видимостью логики. Я тоже начала распаляться, собралась ударить контраргументами. Ну все, держите меня семеро. Но затем передумала. Зачем? Сколько можно себя растрачивать? Малееву ничего не докажешь, мужик всегда прав.

– В общем, давай обо всем забудем, – миролюбиво предложил Малеев. – И начнем все заново, с чистого листа.

– Согласна, – сказала я. И быстро добавила, чтобы он не раскатывал губу, – но только с первой частью твоей декларации. Давай обо всем забудем, Малеев. Шесть лет – это много, но сделаем вид, что их не было. Знаешь, дорогой, – я немного помялась, – ведь дело даже не в том, что ты мне изменил в нашей супружеской кровати.