Белый шаман (СИ) - Лифановский Дмитрий - Страница 4

— Его Сиятельство полковник гвардии, Вечной Империи граф Т’Лин, виконт Новосибирский…– Что⁈ Виконт Новосибирский⁈ Что за бред⁈

— Бред, это твое существование, чернь! — как мне надоел этот неудачник невесть откуда взявшийся в моей памяти. С этим еще предстоит разобраться, когда выберусь из медкапсулы.

— Ха, чернь! Кто в слюни нажрался на Валгалле–4 и побратался с Бонди? Граф и фермер! Почти как галантерейщик и кардинал!

— Заткнись, неудачник! Борька мне жизнь спас! И не фермер, а бонд.

— Бонд. Джеймс Бонд. Не трынди Сиятельство тебя вон Император ждет. Слащавый он у вас какой-то. Заднеприводный что ли?

— Повежливей, когда говоришь о монаршей особе, — одергиваю я подселенца. Но, черт побери, этот хам безусловно прав. В проницательности ему не откажешь. Император у нас ничтожество, да и не зря при дворе поговаривают, что у Его Императорского Величества кормовая дюза, как у межгалактического крейсера.

— Подойдите, граф, не бойтесь! Мне докладывали, что Вы редкий смельчак, — фальшиво улыбается мне Карл-Минь Четвертый. А глазки смотрят злобно. Значит, действительно, этот наркоман маркиз Т’Ардо… Ну, тем более, туда ему и дорога. Но сейчас, похоже, предстоит расплачиваться за эту дурацкую дуэль.

— Я не боюсь, Ваше Императорское Величество, в гвардии трусов не держат, — губы кривятся в презрительной усмешке. Император бледнеет. Знает, что гвардия им недовольна. О, Боги! Как⁈ Как у такого великого отца могло родиться вот это?

— Отрадно это слышать, — Карл-Минь берет себя в руки, — Ваши подвиги, граф, наделали шуму при дворе.

— Я лишь выполнял свой долг, Ваше Императорское Величество. Мы все принадлежим Империи, — эк тебя перекосило. А ты думал, гвардия служит лично тебе?

— Мы сочли правильным наградить Вас за такое рвение, дорогой граф. Думаю, Алмазная Звезда первой степени с мечами вполне соответствует Вашим деяниям, — кто-то из лизоблюдов сунул ему в руки коробочку с наградой и Император собственноручно приколол орден к моему мундиру. В нос шибануло запахом духов. Дамских.

— Служу Империи!

Монарх вежливо покивал на мой уставной ответ.

— Я знаю в гвардии принято обмывать награды. Давайте выпьем, граф, — Карл-Минь протягивает мне бокал с вином, — С моих личных виноградников, — его губы кривятся в змеиной усмешке. Ну что же, похоже, пришло время самого главного, ради чего, собственно, и затевался этот фарс. Точно. Как же он предсказуем и ничтожен. Ноздри улавливают легкий аромат «Черной радуги». Отсроченная смерть. Император не хочет омрачать свое существование моей смертью. Значит, сейчас последует приказ покинуть столицу. Ну, точно. Как же он глуп и предсказуем! — Я рад видеть, господин полковник гвардии, — о, уже по званию, — столь блестящего офицера при своем дворе. Но, к сожалению, Империи вновь нужна Ваша служба, — Карл-Минь делает паузу, ожидая вопросов. А вот хрен тебе! Императору пришлось продолжить самому, — Здесь назначение на Терру–5, — планета–каторга, ну кто бы сомневался, — там начались волнения среди контингента. Вам надлежит разобраться и предпринять незамедлительные меры по пресечению.

— Могу ли я перед отбытием навестить отца?

— Нет, нет и нет, полковник, вопрос слишком серьезен, чтобы откладывать его. Отправляйтесь незамедлительно.

Скотина! Мстительная мелочная скотина! Непонятная смута на задворках Империи среди полного человеческого отребья, с которой легко справиться обычный лейтеха-вован только-только окончивший училище, самое неотложное дело для лучшего агента Департамента дальней разведки и псиона-биокинетика третьего уровня.

— Служу Империи! — не отдавая чести, разворачиваюсь и, под перешептывания свитских, шагаю на выход. Почти в самом конце бальной залы, словно нож в сердце, в меня вонзается холодно–равнодушный взгляд Мариэль. Полные, чувственные губы, еще вчера ночью шептавшие мне страстные слова любви, кривятся в пренебрежительной усмешке. Меня уже списали. Ну, это вы зря! Улыбаюсь ей в ответ, отчего баронесса бледнеет. Не пугайтесь, Ваша милость, гвардия с женщинами не воюет. Посылаю ей воздушный поцелуй и под изумленный гомон придворных бездельников выхожу в ночь. Недоделанных дел так много, а времени мне отведено так беспощадно мало! Успеваю услышать на задворках сознания сочувственный голос подселенца:

— Ну и гадюшник, этот твой высший свет, Сиятельство! — и проваливаюсь в темноту.

В то же мгновение ослепительно вспыхивает яркий свет. Сквозь пелену боли прорывается знакомый голос.

— Дима, нам надо расстаться…

Смотрю в знакомые и в то же время абсолютно чужие глаза.

— А она ничего, — тут же выдает сиятельный подселенец, — Лоска, правда, не хватает, но откуда ему взяться у простолюдинки.

Лениво огрызаюсь в ответ:

— Заткнись, благородие.

— Тогда уж высокоблагородие, неуч, — насмешливо отзывается граф.

— Ты знаешь, мне похер! — а ведь я думал отболело, отлегло. Но нет. Особенно, вечным укором мне прячущие глаза дети. Наверное, я был не лучшим отцом. Всегда на первом месте была работа. Ну а как иначе? Мужчина должен обеспечивать семью. Вот и упустил. Пока мотался по командировкам, метался между объектами, ругался с клиентами и прорабами, воевал с гастарбайтерами, жена нашла себе того, кто обеспечит и при этом вниманием не обделит. И ладно жена, но сын с дочкой! Именно дети ранили больнее всего.

— Хам! — высокомерно выплевывает граф. Только хрень все это. Эмоции и мысли, в отличие от памяти о прошлом, у нас теперь одни на двоих. И я знаю, что граф так же далек от сословного снобизма, как я от высшего света. Хотя стоит признать, если Сиятельство захочет, то может быть изрядным говнюком, но в том серпентарии, где он вынужден был обитать по–другому никак.

— Благодарю Вас, граф, — и я сейчас совершенно серьезен. Просто знаю, что за напускной язвительностью графа скрывается сочувствие и растерянность. Мы застряли в собственной памяти. Плюс непонятные приступы боли. Так быть не должно. Хотя кто знает, как должно, а как не должно. Технология переноса сознания только-только тайно проходила полевые испытания в лаборатории ДДР, когда Т’Лин был приговорен собственным монархом. Директором Департамента дальней разведки, непосредственным начальником графа был старый друг отца. Он и предложил Дмитрию (да, мы тезки, оба Дмитрии, только я Никитич, а он Евгеньевич) стать участником испытаний. Это был шанс вернуться и отомстить. И плевать, что мстить придется Императору. Не в первой гвардии решать судьбу монарха. Тем более Его Императорское Величество зарвался.

А потом мы осознали себя здесь. В осколках нашей памяти. И чем больше мы блуждали по ним, тем сильнее становился страх остаться здесь навсегда, переживая раз за разом самые горькие, самые тяжелые моменты двух жизней. Измены, предательства, потери… Снова, и снова, и снова… А между ними приступы всепоглощающей боли. И если это не ад то что тогда считать таковым?

Я вывалился из медицинской капсулы и, не удержавшись на ногах, рухнул на обжигающе холодный пол. Кто я? И где? Не знаю. Не уверен. Наши сознания слились и кто я теперь в большей степени непонятно. Дмитрий Евгеньевич Строганов, граф Т’Лин, виконт Новой Сибири, полковник гвардии и псион-биокинетик третьего уровня, блестящий офицер, кавалер десятка орденов Империи или обычный инженер–строитель с Земли, бизнесмен средней руки Дмитрий Никитич Уколов? Ровно, как непонятно где я сейчас нахожусь и как сюда попал, да причины нашего слияния, кхм… Хотя нет! Слияние звучит как-то двусмысленно. Пусть лучше будет симбиоза. Хоть и не верно, зато благозвучней. Так вот в причинах нашего симбиоза тоже предстоит разобраться.

Тело пробрал мерзкий озноб. Взгляд остановился на худой обтянутой бледной кожей с синей сеткой вен руке. Мысли ворочались медленно и лениво. Лишь спустя несколько секунд до меня стало доходить, что это моя рука. Взгляд медленно переместился на туловище. Скелет! Самый настоящий обтянутый кожей скелет! Немудрено, что я не удержался на ногах. Медленно прикрыл глаза, успокаиваясь. И снова оглядел себя. Торчащие ребра, выпирающие из-за впалого живота кости таза, ноги с шарами колен. И все это изнутри светится каким-то переливающимся изумрудным светом. Он пульсирует, перекатываясь волнами снизу вверх и обратно. И от этих волн становится легче. Значит, заработал дар. Живот скрутило спазмом голода.