Скандальный роман с бывшим мужем (СИ) - Акулова Мария - Страница 30

Кивает.

— У нас с мамой был Артур. В Италии…

Помню этого перца. Всегда к нему относился плохо. Он подбивал клинья к Агате и до нашего брака, и во время брака. После тоже, получается.

И вроде я злой до белых пятен перед глазами, а права злиться не имею.

Сам ее оттолкнул.

— Он был твоим… М-м-м… Что-то типа папой? — Спрашиваю, представляя, как бы смачно Агата меня сейчас огрела за наглость.

Тим устало вздыхает. Понимаю, объяснять такому дураку как я — непросто. Но сын идет навстречу.

Отвлекается от окапи, смотрит на меня и разводит руки.

— Артур был моим другом. И остается. Мы с ним часто созваниваемся. Он — как ты… — Тимур думает. Я улавливаю в глазах сына сомнение. Потом манит меня пальцем ближе. Я подставляю ухо. Слышу шепот: — Только ты мне еще больше нравишься, если честно. И маме, кажется, тоже…

Не могу сдержать улыбку. За спиной растут крылья. Ну если даже сыну кажется… Значит, ни черта не кажется.

— Спасибо, Тимур, — благодарю его предельно серьезно. — Мне очень приятно знать, что я нравлюсь вам с мамой. Вы мне тоже очень сильно нравитесь.

Тим с определенно унаследованным от матери благородством кивает, принимая уже мое признание. А потом возвращается к прощанию со своим жирафом.

Мы с сыном проводим вместе замечательный день.

Я сбиваю все рабочие звонки. Общаюсь только с Агатой. Спрашиваю, как у нее дела и отчитываюсь о наших.

Прекрасно понимаю, что ей сейчас не до нас. Просто хочу, чтобы она помнила: кроме смерти есть еще жизнь. И она заключается в детях. Из нашего с ней сына жизнь бьет ключом.

Мы с Тимом на ютубе смотрим, как складывать палатку. Делаем это вдвоем. Сначала промахиваемся — уже установив, замечаем, что сделали это на муравейнике. Приходится доставать колышки, отряхивать и переносить.

Собираем к купленным дровам еще и ветки — для запаха. Зачищаем от коры палочки, на которых будем жарить зефир. Раскладываем мясо с овощами. Картошку в фольгу заворачиваем.

Тимур рассказывает мне по-настоящему неизвестные вещи. Оказывается, у меня очень увлекающийся и скрупулезный сын. Он знает все на свете о жирафах, много об архитектуре, а еще о космосе и планетах.

Мне не приходится притворяться. Слушать его интересно. Мы задаем друг другу вопросы.

Он — про мою работу, семью, детство. Я — про их быт с мамой.

Осознание, что она дала ему прекрасную жизнь, отказавшись от брошенной как подачка поддержки в виде сумки с деньгами, бьет по совести. Я понимаю, что они и дальше вполне могут жить без меня. Но для меня это было бы огромной трагедией.

Ставлю мясо на огонь и читаю сообщение от Агаты.

«Я освободилась. Еду домой»

«Все нормально?»

Она медлит. Видимо, думает, соврать ли. А я и так знаю, что нет.

«Побудешь с Тимом до завтра? Боюсь его тревожить. Вдруг расплачусь?»

Агата спрашивает, с потрохами выдавая свою беззащитность. Я прерывисто вздыхаю. Смотрю на сына — он бегает вокруг палатки, играя в какую-то непонятную для меня игру. Понимаю, что одиночество ей сейчас ни к чему.

«За тобой Марк заедет. Приезжай к нам. Здесь вкусно кормят. Да и как ты можешь не попрощаться с безымянным окапи?»

Действительно.

Захожу в бесконечную череду пропущенных и нахожу там номер Марка. Набираю его, чувствуя, что на губах играет улыбка.

Склоняется, протягивает Агате руку, помогая выбраться из машины, а вот жена смотрит на него не слишком дружелюбно.

— Все сделано по красоте, шеф! — Отвечаю благодарным кивком на заверение Марка.

Но дальше все внимание — ей.

По Агате видно, что она устала, нервничает, может даже злится. Подходит ко мне. Рефлекторно вкладывает свои — холодные — руки в мои ладони. Я сжимаю, она вскидывает взгляд.

— Он нас чуть не убил… — Выдыхает, а я скашиваю взгляд на Марка. Тот вряд ли слышит, но и сам понимает, что гнал. Разводит руками.

Я качаю головой.

Завтра впишу ему пистонов. А сегодня возвращаюсь глазами к Агате.

— Уволю. — Обещаю, она хмурится и мотает головой.

— Нет уж. Он слишком тебя любит. Ты не можешь с ним так поступить. Я полтора часа слушала, какой Игорь хороший человек…

Несдержанно смеюсь. А еще наслаждаюсь тем, что Агата по-прежнему не выдергивает из моих ладоней руки. А пальцы дрожат уже значительно меньше.

Я вряд ли рискну спросить, как прошел ее день. Хочу, чтобы отвлеклась.

— Тогда премию дам, — бывшая жена смотрит на меня долгим взглядом, а потом вздыхает.

Оглядывается на Марка.

— Спасибо, Марк, но вы так в следующий раз не гоните, хорошо?

— Конечно. Игорь Николаевич просто сказал, что здесь мясо стынет. Нельзя мясо остывшим есть…

Агата еще раз вздыхает, но не спорит.

Кажется, поняла, что каши с нами не сваришь.

Вытаскивает свои руки из моих и идет по направлению к костру.

Тимур бежит навстречу. Мать приседает, он врезается в нее и начинает обнимать. Она гладит его по голове, целует.

Их подсвеченные мерцающим светом пламени силуэты выглядят так красиво, что я еле сдерживаюсь, чтобы не достать телефон.

— Ты приехала.

— Да, малыш. У вас же тут вечеринка…

Она выдавливает из себя улыбку для сына и играет в беззаботность. Мне ее жаль, хочется обнять, прижать, поддержать и дать выплакаться, но она не готова.

Подходит к нашему столу, окидывает его взглядом.

Шепчет мне на ухо:

— Если честно, есть не хочется…

— Мясо очень вкусное. Попробуй хотя бы.

Сдается со вздохом.

Съедает три кусочка (я считаю), а еще перец и несколько баклажановых слайсов.

Тим рассказывает ей обо всем, что мы сделали за день. Агата выражает восторг. Дальше мы, как и планировали, жарим зефир и печем картофель.

Ложимся на надувной матрас и смотрим на звезды.

Тим — между нами, взявшись за руки. Я — не великий астроном, но стараюсь угадать названия звезд и созвездий, тыча в небо пальцем. Тимур принимает «экзамен», сообщая, угадал или нет.

Я знаю, что Агата позволяет все это, только потому что дико устала. Жизнь ее помотала. Но все равно благодарен.

Она идет укладывать сына, а я пока убираю остатки роскошной жизни.

Мы купили два спальника. Эта мысль не дает покоя. Я могу поспать и в машине, не проблема, но хочется…

— Он уснул, — Агата выбирается из палатки и подходит ко мне.

Ближе, чем позволяла себе в любой другой день.

Хочешь греться об меня? Грейся. Я поделюсь. Я с тобой все разделю.

Проверяю ее готовность к прикосновениям, точно как с окапи. Тянусь рукой и торможу. Она не делает шаг назад. Тянусь еще.

Глажу ее щеку, Агата закрывает глаза и сглатывает.

Тишину летней ночи разрезают своим треском только цикады. Я не слышу ни наших дыханий, ни ее мыслей.

Только улавливаю, как по щеке скатывается слезинка.

Наглею сильнее.

Сжимаю ее в объятьях, утыкаюсь носом в висок.

Дышу, как сумасшедший, на разрыв легких.

— Плачь, все хорошо.

Разрешаю, а потом впитываю тихие слезы. Без истерик и надрыва. Она теперь мама, она не имеет права сильно убиваться.

Агата быстро успокаивается, легонько отталкивает меня и шепчет:

— Прости…

— Все хорошо. Я тобой горжусь, Агата, ты очень сильная.

Бывшая жена долго смотрит на меня, а потом глаза снова наполняются слезами. Их причина уже во мне. Им Агата пролиться не дает. Вздергивает подбородок и смахивает.

Она сильная, потому что такой ее сделала жизнь. И я.

— Тебе чем-то помочь? — спрашивает, а я мотаю головой.

Складываю столик, стулья, несу к багажнику, чтобы за ночь не отсырели. Утром здесь же и позавтракаем. После рыбалки, конечно.

— Мы с Тимом договорились встать в пять.

Сообщаю Агате, а она в ответ закатывает глаза, улыбается опять.

— Боюсь, Тимурка не встанет так рано. Он ужасный соня…

Не спорю с бывшей женой, ей лучше знать. Но если встанет — пойдем, конечно.

— Ты можешь ложиться в палатке, Агата, а я в машине устроюсь…

Киваю на внедорожник, а потом ловлю такой же удивленный, как у Тимурки взгляд.