Помни войну (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 50

И попала!

— Ура!

Громкий крик пронесся по рубке, и вместе со всеми кричал Фелькерзам, на минуту забыв о терзающей его тело боли…

Глава 51

В памяти Хейхатиро Того сейчас всплыл апрельский день, когда он выслушал речь начальника штаба маршала Ойямы генерал-лейтенанта Кодама Гэнтаро. Он выступил перед гэнро, министрами правительства, руководства армией и флотом. И тогда им была озвучена настоящая цена Мукденской победы, той самой, знаменитой и славной, что громким эхом отозвалась во всех странах мира.

Страшная и горькая плата на самом деле, если отбросить в сторону все славословия, и взглянуть на события беспристрастным взглядом!

За год непрерывных наступлений и целого ряда выигранных сражений, страна Восходящего Солнца на самом деле так и не приблизилась к победе. Война с европейской державой, тем более входящей в первую четверку самых промышленно развитых, и пятую в мире по экономическим показателям, а вторую по населению, уступавшую лишь Поднебесной империи, и втрое превосходящей по числу жителей Японию, оказалась неимоверно трудной. Россия не Китай — это японские политики и генералы быстро осознали, но не ожидали, что беспрерывно побеждая, сами окажутся на краю пропасти, за несколько шагов до катастрофы.

Ведь только сейчас пришло страшное осознание того, что Россия еще толком не воевала, а занималась собиранием сил, перебрасывая по линии железной дороги войска и везя многие тысячи тонн боеприпасов, снаряжения, продовольствия и фуража. Японии выручало лишь одно — подкрепления шли к «северным гейдзинам» крайне медленно, армейский корпус прибывал за целый месяц, и это считалось еще очень быстро. Потребовался год войны, чтобы собрать под Мукденом всю армию, которая по числу батальонов уже на треть превышала японскую.

Маршал Ойяма победил лишь благодаря своим победоносным войскам, верящим в победу и желающим погибнуть за свою страну и божественного императора — тенно. Все силы были вложены в победу и кровавые потери это только подчеркнули — свыше семидесяти тысяч доблестных офицеров и солдат были убиты или ранены в этом генеральном сражении, которое можно было бы посчитать последним, если бы…

Проклятье — русские и не подумали поспешить заключить мир. Наоборот — достроили свою железную дорогу через туннели вокруг южной оконечности Байкала. Теперь не будет зимнего перерыва в поставках, который сыграл свою роль. И русские эшелоны последуют осенью один за другим бесконечной вереницей, подвозя новых солдат, оружие, снаряды, патроны. А такой войны Япония просто не выдержит долгое время, не имея такой развитой промышленности, страна просто не сможет снабжать армию. Да и с людьми уже плохо — довоенный резерв в 700 тысяч человек уже полностью выбран без остатка, есть многочисленное ополчение, но его нужно обучить и вооружить, а с винтовками и пушками беда — арсеналы не смогли их производить в таких ужасающих количествах, как того требовала война.

Большая надежда была на внутреннее неустройство противника. Вместо того, чтобы сплотится вокруг сакральной фигуры императора — не человека как такового, а объединяющего всех символа, революционеры стали предателями — а как иначе называть тех людей, которые желаю поражения в войне своему отечеству⁈

Но это проблемы России, а Хейхатиро того прекрасно знал, что революционерам и оппозиционной интеллигенции дают много денег на антиправительственную агитацию Лондон и Париж. Да и в Токио, несмотря на войну, нашли сотни тысяч рублей золотом, чтобы усилить революционный накал — тогда царь пойдет на мир, даже унизительный, чтобы собрать силы и подавить революцию, что накатывала мутной волной.

Но и в такой ситуации русский император продолжал войну, хотя его бездарные полководцы в Маньчжурии давно махнули рукой, и, имея превосходящие силы думали только об обороне и о скором заключении мира. И надежды царя были связаны с приходом на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Рожественского.

Смешно, но если бы русские изначально бы сосредоточили обе эскадры, то Япония не стала воевать. А так был шанс разбить их поочередно, как и царские войска по мере поступления — и эта стратегия оправдалась. Но только до 14 мая, когда непрерывная цепь побед впервые была омрачена горечью поражения. Можно сколько угодно говорить, что «гэйдзины» потеряли в Цусимском бою больше броненосцев, но моряков не обманешь. На дно ушли старые корабли, а Объединенный Флот потерял новые. А общее число потерь оказалось намного выше — теперь русские нападали и ухитрились наносить поражения отдельным эскадрам, почти полностью уничтожив 3-ю, с 5-м и 7-м боевыми отрядами. Погиб вице-адмирал Катаоко, а с ним отдали свои жизни за божественного микадо еще три контр-адмирала, в том числе его собственный племянник, смертью которого сам командующий Объединенным Флотом гордился.

Но героизм и жертвенность не могли победить грубую силу, нечувствительную ни к каким потерям. И хуже того — командовал русскими настоящий демон, который, как казалось самому Хейхатиро, знал все. Он предугадывал каждое действие и маневр, а удары наносились в самые чувствительные и уязвимые места, защитить которые японцы не могли, либо не успевали это вовремя сделать. И теперь сами страдали от таких частных поражений, а внезапные набеги русских крейсеров все учащались, порты обстреливались. Везде ставились смертоносные мины — торговля страны Восходящего Солнца стала нести серьезные убытки.

И что самое страшное, так это то, что победы демона всколыхнули его страну — русские почувствовали, что они могут победить и отбросили сковавшую всех апатию. И нанесли удар страшной силы — их Маньчжурская армия, имея четыреста полнокровным батальонов против двухсот пятидесяти потрепанных у маршала Ойямы, перешла в наступление. И за две недели дошла до Мукдена, беспрерывно атакуя и продвинувшись на полтораста километров. После короткой двухдневной передышки царское воинство двинулась на Ляоян — остановить вдохновленных победами русских было нечем, потери ужасали — 2-я армия генерала Оку исчезла в ходе битвы вместе со своим командующим. И русские поменяли генералов — при чудовищных размерах их армии можно было найти пару десятков толковых.

И таковые нашлись — огромные массы русской конницы ушли далеко вперед, за спину отчаянно сражавшихся японских армий, отрезав путь отступления на Квантун, где можно было бы долго сражаться, удерживая за собой Дальний и взятый осадой Порт-Артур. А теперь приходилось бросать десятки эшелонов и отходить от Ляояна к реке Ялу. Вот только в Корее придется вести изнурительную войну, ведь русские высадили десант и захватили Гензан. И теперь готовятся наступать на Сеул, выйдя к желтому морю у Чемульпо, где недавно подняли затопленный русский крейсер «Варяг». А еще они вооружают корейцев, и те десятками тысяч стекаются в отряды и поднимают восстание против оккупационных войск.

Катастрофа нарастала день за днем, и в Токио отчетливо понимали, что о победе уже не может быть речи, лучше быстрее заключить мир на основе довоенного «статус кво». А то неизбежно горшее поражение и унизительный мир, который европейцы любят навязывать азиатским странам. Русские не исключение и отыграются сполна!

И во всех бедах своей страны виноват именно он — вице-адмирал Хейхатиро Того. Ведь если бы ему удалось предотвратить прорыв русской эскадры Фелькерзама во Владивосток, то царь бы потерял последнюю надежду на победу в войне — ведь без флота в ней не победишь. Русские могли выбить японскую армию из Маньчжурии, но вот из Кореи вряд ли — от Ляояна нужно строить железную дорогу, чтобы питать войска, а это дело долгое. Да и в любой момент можно высадить десант в тылу врага. Японцы в свою очередь могли захватить то, что без помощи флота русским не удержать — Сахалин и Камчатку, и добиться хороших для себя условий мира.

Теперь приходится отчаянно сражаться, чтобы не допустить захвата русскими Кореи, а для этого нужно уничтожить транспорта с десантом. Но вот как это сделать, когда даже море против тебя, и встречает зыбью, как и было в первый день злосчастного Цусимского боя. Видимо, сами боги отвернулись от страны Ямато и помогают сейчас «гейдзинам». И отвернулась бесконечная удача, которая сейчас на стороне умершего демона в человеческом обличье, что наперед видит все его шаги.