Помни войну (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 26

Фелькерзам неожиданно успокоился, достал из кармана браунинг, дослал патрон в ствол — Греве смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых плескался жуткий ужас. И совершенно спокойно произнес, растягивая слова и пристально смотря на Греве:

— Завтра с утра я поведу к Цугарам все корабли, способные держать ход — на повреждения смотреть не стану, как и на смертельную усталость матросов. Я знаю — они пойдут за мной в бой! Все кто проявит трусость и захочет списаться на берег — будут немедленно списаны. Мне нужны уголь и снаряды — время идет на часы, а вы благоденствуете у себя в спальне.

Дмитрий Густавович усмехнулся и принялся расстегивать китель, сбросил его с плеч. Затем последовала рубашка — проделав этот «стриптиз», он остался до пояса обнаженным — кровавые пятна расползлись на грязных бинтах. На животе расплылась чудовищная синева, ставшая багровой, она захлестнула уже ребра. От тела шли миазмы, которые учуял Греве — он невольно сморщился, переводя взгляд с Фелькерзама на браунинг.

— Я умираю, у меня страшная опухоль в желудке — врачи «Осляби» уже раз посчитали, что я скончался, мне даже гроб изготовили — спросите у Бэра. Это было за два дня до боя, в котором я принял командование над эскадрой и прорвался. У меня три ранения, контузия на животе, шимозой обожгло лицо, выбиты зубы. Смотрите — чувствуете ведь вонь, что идет от умирающего тела? Вижу, что учуяли, раз носом крутите и лицо брезгливое. А потому, любезный Николай Романович, хочу вам задать прямой вопрос — вы честный русский моряк, или ленивый карьерист, а может быть, даже изменник, что потворствует японцам, всячески задерживая ремонт «Богатыря»⁈

— Можете стрелять, но я не изменник!

— Если к вечеру на кораблях, способных выйти утром в море на выручку транспортов Энквиста не будет угля и снарядов — все с вами окончательно станет на свои места, — совершенно спокойно произнес Фелькерзам, терять ему было нечего, а смерти он давно перестал бояться.

— И о том я скажу на совете, что будет через три часа. Думаю, командирам броненосцев и крейсеров будет интересно взглянуть вам в глаза. А если через три недели «Богатырь» не будет выведен из дока, то с вами все будет ясно. Я подыхаю, но успею вас пристрелить как изменника, потому что тогда буду точно уверен в вашем предательстве, о чем объявлю приказом по эскадре! Открыто назову вас, и других трусов, окопавшихся во Владивостоке изменниками России — пусть страна знает ваши имена. Сроку три недели — в дополнение к тому году, который вы тут бездельничали. «Донской» на вашей совести — эскадра этого никогда не простит!

Фелькерзам пошатнулся, изо рта потекла кровь. Отстранив руку бросившегося на помощь Греве, он надел рубашку, затем китель, засунул браунинг в карман, и, пошатнувшись, пошел к двери…

Бронепалубный крейсер 1 ранга «Богатырь» в доке. Владивосток, май 1905 года.

Бронепалубный крейсер 1 ранга «Богатырь» наскочивший на камни. май 1904 года

Глава 27

— Наговорил лишнего, и сам не пойму, когда стал безумцем. Но почему мне так захотелось его пристрелить⁈

Вопрос завис в тишине кабинета — Фелькерзам посмотрел на большой будильник. Оставался примерно час до совещания с командирами кораблей, и уже, несмотря на раннее утро, жизнь на эскадре бурлила.

— Донос последует обязательно, и снимут меня с должности в три счета — царю-батюшке безумцы в адмиралах не нужны, они опасны. А поводов для снятия достаточно наберется…

Дмитрий Густавович скрючился от спазма, схватившись двумя ладонями за живот. Теперь он прекрасно понимал, почему Небогатов прекратил преследование эскадры Того — Николай Иванович просто подошел к тому опасному рубежу, когда нет не только желания продолжать сражаться, но подступил страх, который ломает волю. Но с другой стороны закончились снаряды, и угля в ямах осталось очень мало — главные броневые пояса ощутимо выступили над ватерлинией.

Да и сами японцы покинули место сражения первыми, признавая победу русского флота, причем не только моральную. Ведь главные силы Того и Камимуры потеряли две трети ударных кораблей — броненосец и три броненосных крейсера. Теперь у них всего восемь единиц боевой линии, а была полная дюжина. Зато русские потеряли половину…

— Интересно получилось, Николай Иванович — у нас гибли старые корабли, а у японцев устаревшие, которые первыми вступили в строй после войны с китайцами. Но даже такие «лоханки» оказались на уровне наших новых образцов. Так что определенные выводы мы должны сделать сейчас, иначе потерпим поражение, там, где должны победить.

— Вы считаете, Дмитрий Густавович, что мы сможем одолеть противника? Вообще-то, мы прорвались с невероятным трудом.

— Не только мы — посмотрите с другой стороны тоже. Это японцы попытались остановить нас, с невероятным трудом и потерями, которые превысили понесенные их флотом под Порт-Артуром. Два броненосца, считая за оный «Касугу», который таковым и является, пара первоклассных броненосных крейсеров, отличный большой бронепалубный крейсер, к нему быстроходный трехтрубный малый крейсер! Отличный результат, Николай Иванович — идя в Цусиму, я и не думал, что удастся нанести противнику столь чувствительные потери в новых кораблях, и при этом заплатив за выдающийся успех всего одним нашим «Орлом».

— Не совсем так, Дмитрий Густавович — если брать корабли с новой артиллерией, то в список потерь нужно добавить «Сисоя Великого» и оба броненосца береговой обороны. И, возможно, «Императора Николая» — после ремонта он легко набирал шестнадцать узлов, вы его недаром в мой отряд включили во время боя, — Небогатов осекся, на лицо легла тень, видимо, адмирал вспомнил те обстоятельства, при которых погиб броненосец.

— Но тогда в японский список надо включить все три «симы» — ведь они столь же резвые, и вооружены были новой артиллерией. И тогда, против трех наших кораблей линии, японцы потеряли четыре своих. А два своих броненосца береговой обороны мы обменяли на пять крейсеров, причем все они, кроме одного, примерно равного с ними водоизмещения. Так что, как не крути — убытки у них гораздо серьезнее, и вряд ли сейчас Хейхатиро Того сейчас пребывает во благости.

— У нас в линии был еще «Адмирал Нахимов», и его артиллерия действовала вполне успешно.

— Приплюсуем «Чийоду» в японские потери — ведь это тоже броненосный крейсер, как не крути, пусть и маленький, но резвый, и с новыми пушками. Так что шесть против десяти, и по водоизмещению у японцев немного больше потерянный тоннаж. Что касается совсем старых кораблей, то у нас выбыло два «князя», у врага китайский броненосец, небольшой фрегат «Фузо», три совсем дряхлые развалины, плюс маленькая канонерская лодка — но все это добро нужно перечислить в рапорте, что я и сделал. И счет, скажу я вам, получился весьма внушительный.

Дмитрий Густавович протянул Небогатову листок бумаги, что подготовил к отправке на «Высочайшее Имя». Николай Иванович перечитал бумагу несколько раз, и очень внимательно. И с немым потрясением в глазах посмотрел на Фелькерзама — если по гамбургскому счету сравнивать, то русский флот одержал безоговорочную победу, ведь имелось еще восемь вспомогательных крейсеров весьма внушительного водоизмещения, три малых парохода, занесенных в список как войсковые транспорты с грузами. Затем устаревший минный крейсер, «дестройер», один большой и пять, либо восемь малых миноносцев, или миноносок, как их иначе именовали.

Число последних подсчитать крайне сложно — если судить по выловленным пленникам, то пять, но если верить собственным глазам, видевшим взрывы и гибель корабликов, то уже восемь. И за все это «богатство» заплачено тремя русскими эскадренными миноносцами общем тоннажем в тысячу сто тонн, на два порядка меньше, один к ста примерно.