Помни войну (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 24

— «Идзумо» и «Адзума» уходят!

В голосе сигнальщика прозвучала горечь, как показалось Есимацу. Но возглас обрадовал командира «Токивы» — у Хиконодзе камимуры хватило мудрости спасти целое, что принесет победу стране Ямато, пожертвовав частью. Теперь долг полностью исполнен, и капитан 1 ранга спокойно ожидал последнего боя, прекрасно зная, что в одной из башен осталось только семь 203 мм снарядов. С одного борта могут стрелять лишь четыре 152 мм пушки, а с другого, наиболее пострадавшего в бою, уже два таких орудия — но и русский «Рюрик» находился в столь же отчаянном положении, но достойно принял смерть в схватке, так и не спустив флага…

— За меня уже отомстили, — на губах Есимацу в пузырьках крови исказилось подобие улыбки. Он увидел гибель второго русского корабля и прекрасно понимал, что сейчас настанет очередь третьего врага пойти сегодня на дно. Все же контр-адмирал Уриу подловил русских, и те дорого заплатили за гибель «Цусимы». А вот «Токива», расстрелянная в упор броненосцем, не желала умирать, продолжала отстреливаться из нескольких оставшихся пушек, пылая большим погребальным костром. Но миноносцы уже выпустили торпеды, и последнее, что увидел умирающий капитан 1 ранга Есимацу, два огромных всплеска воды у борта своего погибающего крейсера…

Глава 25

— Эх-ма…

Общий стон прозвучал в рубке, когда все увидели, как у высокого борта «Дмитрия Донского» взметнулся выше мачты высокий гейзер воды, и рассыпавшись миллиардами брызг, рухнул обратно во взбаламученные подрывом торпеды волны.

— Все, конец!

Только и смог произнести Фелькерзам, посмотрев на смертельно раненный корабль под Андреевским флагом. Самый старейший среди оставшихся на эскадре, заложенный на верфи больше двадцати лет тому назад как броненосный фрегат, «князь» прошел несколько дорогостоящих модернизаций. Был переведен в класс броненосных крейсеров, но по своей сути давно являлся, как метко отмечал сам народ в жизненных поговорках — «не пришей кобыле хвост». Хотя высказывание «ни богу свечка, ни черту кочерга» подошло бы гораздо лучше.

«Донской» уже не представлял реальной боевой ценности, если сказать предельно откровенно, сохранив изрядную долю житейского цинизма. Малая скорость в 13–14 узлов, которую с невероятным трудом могли выдать его порядком изношенные в плаваниях машины, не позволяла использовать его в качестве крейсера, хотя высокий борт обеспечивал кораблю неплохую мореходность. Вот только и в былые годы своей юности «князь» больше 16 с половиной узлов выдать не мог, а потому ни догнать слабого противника, ни удрать от более сильного врага, оказался просто не в состоянии.

В эскадренном бою использовать его было также затруднительно — небольшое водоизмещение в шесть тысяч тонн вкупе с куцей и недостаточной броневой защитой из сталежелезных плит превращали корабль в плавающую мишень. А огневая мощь, несмотря на перевооружение, оставалась откровенно слабой, не дотягивая даже до параметров «Авроры» — наиболее слабой среди всех бронепалубным крейсеров 1 ранга Российского императорского флота. «Богиня» имела восемь 152 мм орудий Кане, причем на борт могли стрелять пять из них. На «Донском» имелось шесть таких пушек, плюс четыре 120 мм орудия, но крайне неудачно расположенных. При стрельбе на каждый борт могла быть задействована ровно половина огневой мощи, скорее «немощи», так как даже вдвое меньшие по водоизмещению малые японские крейсера были чуть сильнее по числу орудий в схватке один на один. А тут на несчастный фрегат набросился весь 4-й отряд контр-адмирала Уриу, состоявший из трех крейсеров.

Смяли огнем, взяв в «оба борта», выбили противоминные пушки, обеспечив атаку миноносцев со всех румбов, торпеда в борт — и совсем скоро «Дмитрий Донской» разделит судьбу «Владимира Мономаха», не пережив его хотя бы на полные сутки.

— Ничего, нас теперь не остановить!

Фелькерзам стоял у амбразуры, внимательно рассматривая выросшую в размерах «Касугу». Минута, или две — и выступающий вперед таран «Наварина» пропорет под водой борт еле ползущего на юг «гарибальдийца». А там все — миноносцы навалятся толпой, и первая попавшая торпеда погубит старый русский броненосец.

— «Токиву» потопили!

По рубке пронесся старинный боевой клич «ура» — в бинокль Дмитрий Густавович успел заметить два всплеска воды у борта маленького крейсера — ведь такой виделась картина на большом расстоянии. А еще увидел как три броненосца Того повернули на юг, куда также заторопились два оставшихся броненосных крейсера Камимуры.

— Японцы отказываются от продолжения сражения, признавая нашу победу, господа! Теперь остается утопить «Касугу» — и поставить жирную точку. Мы победили, и прорвались во Владивосток! Теперь остается только отбить ночные атаки миноносцев!

Носовая башня выплеснула длинные языки пламени — промаха быть не могло, ведь нос русского броненосца и борт японского крейсера разделяло меньше двух кабельтовых. Для длинных 305 мм орудий это было примерно то самое, что для бойца удар ножом в живот противника, который тот не может отразить. Дмитрий Густавович видел обшивку крейсера, с которой от сотрясений уже выпали в море шестидюймовые броневые плиты — взрывы расшатали крепления и переломали заклепки. Адмирал напряженно смотрел туда, ожидая попадания снарядов — эта точка почему-то больше всего привлекла его внимание. И надо же такому случиться, что тяжелые снаряды старого образца, солидным весом в двадцать пять пудов, попали именно туда, и даже больше — он успел заметить внутри две вспышки разрывов. А потом произошло то, чего русские моряки, приготовившиеся к тарану «Касуги» и к неизбежной обоюдной гибели, никак не ожидали.

Внутри броненосного крейсера, со страшным грохотом и вырвавшимся изнутри чудовищными по размерам языками пламени, взорвались раскаленные от многочасовой работы котлы. В последний момент рулевой успел переложить штурвал, но уйти от столкновения не удалось — однако форштевень «Наварина» лишь скользнул по носовой обшивке вражеского корабля. Но и этого оказалось достаточно, чтобы несколько офицеров и матросов не удержались на ногах и свалились на палубу.

— Осталось только восемь, уже лучше, ведь было двенадцать, — первое что пришло на язык Фелькерзаму, удар которого о броню был предотвращен вестовыми, что держали его бережней, чем младенца.

Странно, но сейчас он думал о продолжении войны, и неважно кто придет ему на смену — контр-адмирал Бирилев, что через четыре дня прибудет во Владивосток, или вице-адмирал Рожественский, который может оправится от апоплексического удара на госпитальном «Орле». В том, что «Наварин» до Владивостока не дойдет, Фелькерзам не сомневался — слишком лакомая цель для миноносцев поврежденный и одинокий броненосец.

— Ваше превосходительство, мне нужно на мостик — отражать атаку миноносцев, — Бруно Александрович был флегматичен как всегда, сложилось впечатление, что барон одинаково спокоен и к победам, и поражениям, ничто не могло вывести этого остзейского немца, потомка псов-рыцарей, из состояния душевного равновесия.

— Конечно, идите, и я последую за вами — подышу воздухом на мостике, полюбуюсь красотами…

Выбраться собственными ногами не удалось — вынесли здоровенные матросы, причем усадили в кресло, непонятно как появившиеся, и почему-то сохранившееся, хотя ведь был приказ выгрузить с броненосцев все дерево. Но чем и хороша Россия, что в ней распоряжения начальства не все и не всегда выполняются, когда у людей есть собственный взгляд на происходящее. И не зря говорят, что жесткость российских законов сильно смягчается не обязательностью их исполнения. И вообще, как не зря говорят служивые люди, что если приказы поступают один за другим, не торопись их выполнять. Это лишь говорит о том, что само начальство вскоре станет отменять собственные приказания, осознав всю бестолковость.

— Лепота…