На исходе лета - Хорвуд Уильям - Страница 22

Но Триффан, нахмурившись и подняв лапу, остановил его:

— Близится Самый Долгий День, и нужно принимать кротов такими, какими мы их видим. Так поступает Камень.

Бичен знал, что Триффан никогда не сплетничает о других.

Они прошли мимо обвалившихся входов к нескольким тоннелям в той части Болотного Края, которая никогда не была густо заселена, но потом, когда свернули на юго-восток и чуть поднялись по склону, картину запустения сменила другая, более подобающая этому времени года. Три крота вышли на чистую солнечную поляну, где нашли гостеприимный вход в тоннель.

Жившие там кроты, видимо, знали об их приближении, потому что, как только путники подошли, из входа высунулось солидное флегматичное рыльце и вылез дородный крот.

Бичен уже кое-что слышал о Боридже. Он знал, что этот большой крот в свое время многое претерпел и перенес тяжелые болезни — о чем свидетельствовали рубцы и пятна на его боках.

Прежде чем Боридж успел произнести приветствие, следом за ним вылезла кротиха с застывшей на рыльце улыбкой праведницы и странными глазами, смотрящими куда-то мимо гостей, словно позади них раскинулась волшебная, блаженная страна.

— Приветствую вас! Да пребудет Камень со всеми нами! — радушно сказала Хизер, но ее глаза не могли скрыть удивления и беспокойства, доставленного визитом сразу трех кротов. — Камень оказал нам честь, — продолжала она не совсем уверенно, — направив в нашу скромную нору самого Триффана и…

— Бичен, — представился Бичен.

— Так ты и есть Бичен? Видный статный крот, любой это подтвердит, ты делаешь матери честь, если можно так выразиться. Да, молодец, молодец. Да пребудет с тобой Камень, Бичен!

— М-м-м, спасибо, — ответил Бичен, не в силах удержаться от бессмысленной улыбки в ответ на постоянную блаженную улыбку Хизер.

— С той ночи, как родился, ты подрос, — сказала кротиха. — Хвала Камню!

— Было бы странно, будь это иначе, — заметил Хей, но Хизер пропустила его иронию мимо ушей и, словно стремясь запечатлеть свое мнение о Бичене, добавила:

— Благословен будь Камень, что привел вас сюда! Да пребудет с вами его милость!

Триффан, явно желая избежать дальнейших славословий, торопливо перебил ее:

— Бичен, Боридж многое знает о Бакленде, южном оплоте грайков. Редко кто из кротов знает больше. Тебе не мешало бы поговорить с ним.

— Я расскажу о Бакленде все, что знаю, — сказал Боридж, — но не сейчас. Сегодня не время вспоминать это мрачное место.

— Камень… — снова начала Хизер, но Хей перебил ее:

— Мы ищем кое-какие тоннели, на которые Триффан хочет посмотреть. Так мы пойдем, Боридж… и Хизер.

— Тогда и я пойду с вами! — засияла она, и прежде, чем Хей успел возразить, Триффан сказал:

— Хорошая мысль. Присоединяйтесь оба. Чем больше компания, тем веселее. Я хочу, чтобы Бичен повстречал как можно больше кротов.

— Это она от бесплодия такая, — шепнул Триффану Боридж, когда они отошли. — У нее нет дурных намерений.

— В любви к Камню нет ничего плохого, — успокоил его Триффан.

Теперь кротов было уже пять, и Бичен почти не сомневался, что скоро они встретят еще кого-нибудь. По пути Хизер громко говорила с Биченом о благости жизни и о Камне, а Хей подталкивал его сзади и подмигивал:

— Перед выздоровлением ей всегда становится хуже, а если встретим не тех кротов, может стать совсем плохо. Нужно лишь… о, только не это! — Хей в притворном ужасе закатил глаза.

Обогнув дерево, все увидели ковыляющую к ним старую кротиху. Она обнюхивала траву и кусты и напевала себе под нос так тихо, что мелодию было не разобрать.

— Приближаются кроты! — сказал она громко, приложив ухо к земле, опустила рыльце и лишь потом взглянула.

— Тизл! — с отвращением воскликнула Хизер. — Та, чья жизнь основана на лжи. Та, в ком когда-то поселилась гадина Слова. С дороги! Триффан и я служим Камню!

— Тизл тоже служит Камню, — твердо сказал Триффан и пошел навстречу кротихе, чье зрение, как и его, оставляло желать лучшего.

— Триффан! — удивленно и радостно воскликнула она. — Я буду не я, если ты снова не вернулся к нам! И надо сказать, ты не слишком спешил, если учесть, что вот-вот наступит Середина Лета. А где тот кротенок, которого ты опекаешь? Куда ты его запрятал?

— Что это Тизл все молодеет день ото дня? — рассмеялся Триффан, подойдя к ней поближе, а потом отстранился, чтобы лучше рассмотреть. — Ты ни капли не изменилась с нашей последней встречи!

— Хорошо бы, если так. А ты постарел, крот, и похудел, осунулся… — Протянув лапу, она нежно погладила рубцы вокруг его глаз. — Я скучала по тебе, Триффан, да, а поскольку привыкла изливать тебе свои мысли, не упущу случая. Системе нужен вождь, и тебе лучше бы побольше показываться. Все сидишь один, а никто не может тебя разыскать… Это неправильно, Триффан! Не такова твоя задача.

— Я не вождь системы, Тизл. Я уже не тот, каким был. И я не уверен, что системе нужен такой вождь.

— Вздор и чепуха! — воскликнула Тизл. — Кроты ничего не могут достичь по своему согласию, им нужен кто-то, чтобы вести их.

— И куда же их вести? — спокойно спросил Триффан.

— Подальше отсюда, где столько страданий и одиночества! — ответила старая кротиха.

— Страдания и одиночество ты найдешь везде, куда бы ни пошла, — возразил Триффан, — а можешь найти что-нибудь и похуже. То, что мы ищем, — здесь, у нас под носом, и ждет, когда мы найдем его. Я всегда это знал, но раньше и сам не верил.

— Так покажи мне! — сказала Тизл. — Ну-ка покажи, крот!

Но Триффан молча смотрел на нее, и кроты внезапно затихли, ощутив утрату, словно упустили нечто важное, и никто не знал, что сказать.

— Ладно, — проговорила Тизл, и вдруг всем она показалась очень старой и больной, а под шкурой у нее словно были одни кости. — Печально, что мы так жалки перед Серединой Лета и в глазах этого кротенка, о котором ты заботишься. И все-таки где он, Триффан? Я не отстану от тебя, пока не скажешь…

Она замолкла, по взгляду Триффана поняв, что подросток, стоящий рядом с ним, и есть тот самый Крот Камня. Старая кротиха приблизилась, чтобы получше его рассмотреть, а точнее, взглянуть в устремленные на нее глаза, яркие и ясные, прямые и честные, и ощутила замешательство, не зная, как себя вести.

Поняв, кто такой Бичен, Тизл ощутила в нем и вокруг него, в самом его присутствии нечто более великое, чем все они, нечто такое, что умиротворяет кротовьи души и наполняет покоем их лапы.

Позже Хей говорил, что в вере и убежденности Тизл было что-то особенное, благодаря чему стал возможен этот момент и все смогли увидеть, что Бичен действительно отмечен Камнем.

— Почти все время он был, в общем, обыкновенным кротом, — вспоминал Хей, — но иногда, когда рядом появлялся кто-нибудь истинно верующий, вроде Тизл, казалось, словно вместе их было больше, чем двое. Глядя на них, мы словно озарялись излучаемым ими светом. И тогда эти двое могли творить чудеса, они заставляли кротов опомниться, словно нам только того и надо было — увидеть свет в его правдивых глазах, чтобы снова стать единым целым.

Некоторые думают, что так было всегда, но это неправда. Сам я не раз видел его до того момента со <трои Тизл и, если честно, был разочарован, не разглядев в нем ничего особенного. Обычный здоровый парень, из него вышел бы хороший летописец и даже боец, если нужно, но не более того… Однако когда я увидел его глазами Тизл, то уже не мог забыть. И другие кроты, увидев, готовы были следовать за ним на край кротовьего мира или прийти с края кротовьего мира, просто чтобы увидеть его снова…

Что бы ни увидела и ни почувствовала Тизл, она, во всяком случае, недолго испытывала благоговейный трепет. Природная естественность заставила ее подойти и прикоснуться к Бичену с той же теплотой, как раньше к Триффану.

— Добро пожаловать, крот, добро пожаловать, — сказала она. — Дай мне посмотреть на тебя. Ведь я видела тебя в последний раз, когда тебе отроду было всего несколько мгновений, а теперь — посмотрите! Совсем взрослый — или почти совсем. В ту ночь вокруг тебя сиял такой свет, что всех, кто на тебя глядел, словно ослепило, а вот я в ту самую ночь обрела зрение, как всем известно, хотя никто об этом не говорит. Ну и я скажу! Это верно, как то, что я стою здесь. Однако ты этого не помнишь.