Художник моего тела (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 90

Все его тело содрогнулось от яростной веры в свое признание.

— Но знаешь, что я ненавижу больше всего? Ненавижу то, что другие платят за мои ошибки. Она платит за мои ошибки. И я не могу остановить это. Я ни черта не могу с этим сделать, и меня убивает осознание того, что я подвел ее, подвел стольких людей. Черт!

Я молчала, ожидая, что Гил продолжит открываться, желая, чтобы он заговорил и, надеюсь, избавился от гноящегося внутри него чувства вины.

Но он не продолжал.

Не дышал, не дергался, не прижимал меня ближе.

Как будто он был одержим честностью, и ему дали небольшое окно, в котором тот мог говорить, прежде чем алкоголь лишил его связности и толкнул его лицом в бессознательное состояние.

— Гил... — Я погладила его рукой по животу. — Гил, поговори со мной.

Он не мог заснуть. Не сейчас. Не после стольких запутанных, ужасных признаний.

Признаний, которые не имели смысла и только усугубляли мой глубокий ужас.

Кто была «она»? Любил ли он кого-то другого? Поэтому чувствовал себя виноватым, когда я была в его постели, хотя все это время тот любил другую? Кто расплачивался за его ошибки? Какие ошибки?

— Гил. — Я ущипнула его.

Но это было бесполезно.

Гил очнулся, но больше не желал рассказывать свои секреты.

Его руки обхватили меня крепко и властно. Ноги перекинулись через мои. Наши тела прижались друг к другу с головы до ног.

— Спи, Олин Мосс. Засыпай и забудь все, что я сказал. Забудь обо мне. Забудь о том, что ты когда-либо знала человека, который добровольно подверг тебя опасности только потому, что был слишком слаб, чтобы сказать «нет».

— Какой опасности ты меня подверг?

Он вздохнул. И в этом вздохе было слишком много всего.

Слишком много боли.

Слишком много истории.

Слишком много неизвестного.

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— Это насчет убитых девушек? Ты замешан... все-таки?

Гил вздрогнул позади меня.

— Тише. Давай спать.

— Гил...

— Тише. — Он прижался ко мне и позволил алкоголю притупить его чувства.

Может быть, у него и была отдушина от спиртного, чтобы помочь его измученному сердцебиению, но у меня ее не было.

И вместо того чтобы уснуть, мы остались связанными и переплетенными до самого рассвета.

Оба прекрасно понимали, что в темноте что-то произошло.

Что мы разрушили всякую надежду на будущее.

Что все произошло слишком поздно.

Олин

– Наши дни –

Смерть.

Еще одно убийство.

Еще одно тело девушки, раскрашенное и оставленное средь бела дня, ее замаскированная кожа делала ее невидимой для тех, кто пытался ее спасти.

Я стояла в гостиной Гила, одетая в свежую юбку и медную блузку, готовая идти на работу, чтобы не лишиться своего места.

Гил уснул час или около того назад.

А я нет.

Мои мысли были слишком загружены — точная противоположность подсчету овец. Я мысленно бежала, и от полного изнеможения мои конечности тяжелели. Потом с трудом выбралась из захвата Гила и выскользнула из его кровати.

Он оставался без сознания в сладких объятиях водки, пока я порхала вокруг, одеваясь и приводя себя в приличный вид.

Я не принимала сознательного решения о том, что принесет завтрашний день. Просто позволила солнечному свету прогреть его склад, довольствуясь тем, что оставалась в клетке Гила, пока он не смог пролить свет на тени, которые принес в мой мир.

Но чем дольше он спал за моей спиной, тем сильнее становился мой страх. Гил пытался сказать мне что-то прошлой ночью. Пытался быть честным, но не мог раскрыть всю историю.

Было ли это потому, что он сам не знал? Или потому, что сыграл более важную роль, чем я предполагала?

Переместившись на кухню, я украла чашку кофе, стараясь изо всех сил прогнать усталость. Потягивая горький напиток, пыталась распутать узелки, которые связал мне Гил, но кофе был недостаточно крепким, а у меня не хватало деталей.

Все, что он рассказал мне прошлой ночью, было бесполезно, пока тот не обрисует более широкую картину.

Именно поэтому я решила пойти на работу.

Я знала, что он этого не хотел. Честно говоря, мне тоже не хотелось идти. Вчерашняя погоня и присутствие кого-то в моей квартире заставили меня прислушаться к предупреждениям Гила.

Но я также не могла позволить себе потерять работу.

У меня была своя жизнь, о которой нужно было заботиться, даже если он хотел разрушить свою.

Взяв в ванной зубную щетку из сумки для ночевки, я намазала ее мятной пастой и начала чистить зубы. Выполняя эту рутинную работу, нажимала на кнопку на телефоне, готовая вызвать Uber.

Моя зубная щетка тут же упала в раковину в брызгах зеленой пасты.

Я сжала телефон, покачала головой, просматривая приложение новостей, которое загрузила несколько дней назад.

Я хотела следить за убитыми девушками. Теперь жалела, что не спрятала голову в песок. Статьи и сводки «последних новостей» засыпали мой экран сообщениями.

Еще одна девушка была похищена.

Еще одна жизнь украдена.

Ее нашли в подлеске в природном заповеднике Мозли-Бог. Небольшой уголок дикой природы, где семьи и гуляющие могли исследовать деревянные тропинки и впитывать спокойствие деревьев.

Я сама там гуляла. Он показался мне спокойным и живописным.

Теперь это было кладбище, где умерла невинная женщина.

Быстро накатила тошнота. Сердце переместилось в горло, пока я читала:

Еще одна жертва была найдена сегодня утром благодаря матери и сыну, прогуливавшимся, как они делают это каждое утро, в местном парке. В отличие от недавних убийств, когда ловко замаскированным девушкам затыкали рот и связывали руки, заставляли их молчать и загоняли в ловушку, пока они умирали от переохлаждения и обезвоживания, эта новая жертва истекала кровью в другом месте, а ее нарисованный труп был спрятан рядом с болотом с камышом и пролесками.

Я покачнулась.

Гил отсутствовал допоздна.

Он боялся того, что принесет завтрашний день.

Был грязным и измученным и обратился к бутылке за спасением.

Спасением от чего?

От убийства?

От покраски трупа?

От участия в том, что, как я надеялась и молилась, он никогда не сможет сделать?

Мои ноги подкосились, я прижалась к раковине, а кожа стала липкой от ужаса.

Это не могло быть правдой.

Гил был в полиции почти весь день.

У него не было времени на то, чтобы схватить, разрисовать и убить.

И все же...

Он не возвращался домой часами.

Вел себя так, словно его жизнь почти закончилась.

Вел себя как человек, который подчинился худшему из хозяев.

Моя тревога накатывала и накатывала, требуя свежего воздуха и ответов.

Я открывала очередную статью, отчаянно ища хоть какой-то намек на то, что, независимо от улик, это не мог быть Гил. Я хотела, чтобы убийца был задержан и находился под стражей.

Хотела, чтобы все это закончилось.

С ледяным потом, стекающим по позвоночнику, я нашла еще одно обвинение.

Полиция по-прежнему призывает на помощь всех, кто мог видеть кого-то подозрительного прошлой ночью между десятью часами вечера и шестью утра. Они ведут расследование, но пока не имеют никаких зацепок. Однако, по крайней мере, на этот раз была оставлена улика. Возле тела был обнаружен отпечаток ботинка. Тимберленд одиннадцатого размера с вездеходным протектором. Пожалуйста, позвоните в местные правоохранительные органы, если вы найдете обувь, имеющую отношение к этому преступлению.

Борясь с позывами к рвоте, я, спотыкаясь, вышла из ванной в комнату Гила, где он все еще спал как мертвый. Затаив дыхание, я упала на колени возле его грязных ботинок.

Сапоги, которые он скинул, словно не мог больше терпеть их прикосновения.

Одежда, которую он сбросил с себя, словно кто-то сбросил ночной кошмар.

Мои пальцы горели, когда я подняла тяжесть его загорелых, забрызганных краской тимберлендов и перевернула их вверх ногами.