Столичный доктор. Том II (СИ) - Линник Сергей - Страница 31

За столом я был окружен столоначальниками шестого-седьмого класса, все как один с женами. А у меня чина нет, потому что не служу. Приват-доцент, которым я числился — это восьмой класс, коллежский асессор, поэтому и общались со мной скупо. Получше, чем с прислугой, но внимания уделяли немного. А я и рад. Дела «Русского медика» от этих господ зависят ничтожно мало, так что поулыбался, поглазел на князей во главе стола — и адью.

Наконец, устроители решили, что пора. Все встали из-за столов, и вновь началось общение на ногах. Это если знаешь кого-то. Но к великокняжеской чете мне самому первому подходить негоже, с застольными знакомцами мне разговаривать не о чем. Пришлось подпирать стенку и молча взирать на этот праздник жизни. Который разбавила Елизавета Федотовна, сев за рояль. Играла она изумительно — уверенно, быстро. А ведь это сложный Моцарт, Шопен… Я стоял и любовался княгиней — она была подстать великолепной музыке. Сама как произведение искусства.

Когда в игре на рояле случилась пауза, меня нашел Шувалов. Не знаю, выполнял ли он задание начальника, или это была его собственная инициатива, но он принялся водить меня по залу и представлять присутствующим. За короткое время я переговорил вкратце о погоде с несколькими десятками человек. Даже уставать от этого занятия начал. Но что сделаешь — господь терпел…

Очередной тур расшаркиваний и вежливых поклонов прервал лакей, профессионально тихо и четко сообщивший, чтобы я шел за ним. Здраво рассудив, что вряд ли меня зовут на вечеринку нижних чинов, я двинулся в фарватере. Ага, хозяева опять про Баталова вспомнили. Честь им и хвала за это.

Расположились аристократы высшего разряда в отдельном кабинете. Мужчины в мундирах, которые, впрочем, уже расстегнули. И все курят. Разговорчики шли ни о чем. Я бы понял, если меня после демонстрации расположения мягко выставили за дверь. Но нет, интересуются скорой, расспрашивают о подробностях операции на сердце, восторгаются действиями медиков. Константин Константинович оказался не просто генералом, а начальником всей столичной науки — возглавлял Императорскую Санкт-Петербургскую академию наук. А еще писал недурные стихи, переводил. Кое-что даже нам прочитал на память. Немного пафосное, про военную схватку на Кавказе. В стиле Лермонтова.

Нам подали коньяк с лимончиками, аристократы раскурили сигары. Предложили и мне, но я вежливо отказался. И даже пошутил, что видел в анатомичке легкие курильщика. Это дало дополнительную пищу для разговоров — пришлось рассказывать о вреде табака. Но больше намеками и догадками — без конкретики. Пока пугал князей, те успели поднабраться. Движения стали раскованными, шутки совсем не аристократическими. Я даже порадовался, что затолкал в себя фуа-гра — опьянение не так сильно туманило голову. Наконец, раскрасневшийся «два К» поблагодарил за ужин, попрощался с нами. А вот мне смыться из курительной так легко не удалось.

— Господин Баталов, не откажете мне в просьбе? — Сергей Александрович затушил сигару, встал. — Хочу, чтобы вы оценили достижения в лечении моей спины. И у меня будет к вам серьезный разговор

— До вас наверняка дошли слухи обо мне и моих… скажем так… предпочтениях…

Сергей Александрович лежал на кушетке на животе, я ощупывал его голую спину, пытаясь понять откуда вдруг взялась широчайшая мышца, которую я с трудом смог найти в прошлый осмотр. Неужели это результат массажа Ли? Искривление позвоночника стало менее выраженным, в целом князь явно шел на поправку.

— Я предпочитаю не обращать внимания на пустые слухи, — разговор становился двусмысленным, особенно на фоне того, что я дошел до трапециевидной мышцы.

— И тем не менее.

— Ваше высочество! Уместно ли это сейчас?

Я вытер руки белой салфеткой, спрятал в карман часы, по которым мерил до осмотра пульс.

— Именно сейчас уместно. Ситуация стала совсем нетерпимой. И я помню, разрешил вам наедине без титулования, — Сергей Александрович сел на кушетке, стал надевать рубашку.

Взгляд у него был слегка расфокусированным, Романов даже немного покачнулся. Сколько же он выпил коньяка? Бокалов семь или восемь. Это почти бутылка.

— Вы о… своих связях с мужчинами? — я все-таки решился обозначить тему.

— И… об этом тоже, — князь поморщился, но продолжил: — Вы наверное, знаете, что у нас с Елизаветой нет детей. Во дворце все чаще задают вопросы, слухов и домыслов становится все больше и больше.

— Тут вам врачи не помогут, — я пожал плечами. — Половая ориентация не поддается лечению. Да и не ясно — стоит ли такое вообще лечить.

— Я сейчас не об этом.

— А о чем?

— Елизавета Федоровна страдает. Слухи ее больно ранят. И то, что мы… не спим вместе… Одним словом, ей очень тяжело. Она строгих нравов и… Нашему браку уже одиннадцать лет. И все это время мы не живем как супруги.

Вся это непонятная недосказанность меня начала напрягать. Один гей, другая «весталка» при нем. Я тут при чем?

— Сергей Александрович! Я ведь даже не ваш лечащий врач. Такие откровенности…

— Это наоборот, к лучшему, я думаю. Меньше сплетен.

— Да о чем сплетни могут быть?

— Потише, пожалуйста. Держите себя в руках. Мне этот разговор тоже труден. Я долго не решался, но теперь, когда вы помогли мне с болями в спине, кроме того, я навел о вас подробные справки…

В Киеве бузина, а в огороде дядька. Ничего не понятно, язык у князя все больше и больше заплетался.

— Скажите ясно, чего вы от меня хотите!

— Вы понравились Елизавете. Она… очень одинока, несчастна. Да, я решился. Нельзя быть таким эгоистом. Она имеет право на женское счастье. И… даже материнство.

— Вы предлагаете мне…

Тут у меня ум за разум и зашел. Я сел на стул, потер лицо руками. Вот это поворот.

— С моей стороны обещаю полную тайну. И титул князя — думаю, смогу устроить его.

— Вы…вы предлагаете мне… спать с вашей женой⁈ За титул князя⁈

— Мне нужен наследник. Или наследница. При дворе снимут опалу, — князь, покачнувшись, встал, налил себе в бокал коньяку из графина. — Будете?

Я покачал головой. Такие разговоры надо вести на трезвую голову. Или может наоборот? Такие разговоры только по пьяни и можно вести.

— Вы успешны, привлекательны, образованы, — тем временем князь меня расхваливал, будто быка-производителя. — Дети могут получиться хорошими.

— Ваше Императорское высочество, вы сейчас серьезно?

— Серьезней некуда. Поверьте, мне очень нелегко вести этот разговор. Но другого варианта я не вижу.

— Вы же сами можете иметь детей с женой. Даже при всех ваших особенностях.

— Увы, это не так. Страдаю половым бессилием. Еще со времен… впрочем, это не важно.

— Нет уж, — я встал, тоже налил себе янтарного напитка. Отказываться не надо — французский коньяк это то, что мне сейчас нужно. — Раз начали, то рассказывайте все!

Князь замолчал, покачивая бокалом. Потом все-таки продолжил:

— Меня в детстве растлил воспитатель. Некто Арсеньев. В семье об этом не знали, я долгое время скрывал. Потом о моих вкусах стало известно царю. Он вызывал меня на беседу и спросил прямо. К этому времени у меня уже были любовники-мужчины из адъютантов. После разговора, я был сразу выслан в Москву. Так сказать, с глаз долой, из сердца вон. Мне запрещено появляться в столице. К сожалению, недавно племянник подтвердил решение отца.

— Поверить не могу, — я глотнул коньяка и не почувствовал вкуса. — Чтобы в царской семье учитель был растлителем малолетних⁈ Как такое может быть?

Сергей Александрович молчал, уставившись в пол.

— И что с ним? Его судили?

— Нет. Когда стало известно… Он к тому времени уже умер.

Мы опять помолчали. Предложить ему лечение импотенции? Но если князь пассивный гомосексуалист, то проблема может быть в психике. Никакие афродизиаки не помогут. За окном ударил гром, в стекло начали хлестать струи дождя. Началась гроза.

А ведь если разобраться, Сергей Александрович — крайне несчастный человек. Под маской высокомерного аристократа скрывается глубоко травмированный калека. В душевном смысле калека.