Последние часы. Книга III. Терновая цепь - Клэр Кассандра - Страница 44

– Твоя преданность семье заслуживает восхищения, – сухо произнес Алистер. – Я уверен, это похвальное намерение никак не связано с бегством в Париж в компании парабатая твоего супруга.

Корделия вздохнула.

– У меня были на это свои причины, Алистер.

– Не сомневаюсь, – ответил он, и она снова удивилась. – Но мне хотелось бы услышать их от тебя. Ты влюблена в Мэтью?

– Я не знаю, – сказала Корделия. Разумеется, она размышляла об этом, и не раз; просто ей не хотелось сейчас делиться своими мыслями с Алистером.

– Значит, ты влюблена в Джеймса?

– Ну… Мы все-таки с ним женаты.

– Вообще-то, это не ответ, – скривился Алистер. – Должен признаться, Джеймс мне не нравится, – добавил он, – но, с другой стороны, я не большой поклонник Мэтью. Так что теперь я, можно сказать, разрываюсь.

– Вижу, ты попал в безвыходную ситуацию, – строго произнесла Корделия. – Не могу представить, как ты находишь в себе силы жить дальше.

Она сделала пренебрежительный жест, но эффект был испорчен хохотом Алистера.

– Извини, – выговорил он, давясь от смеха. – Но эти перчатки просто ужасно велики тебе.

Корделия фыркнула.

– Так вот, насчет Джеймса…

– С каких это пор в нашей семье принято обсуждать личную жизнь друг друга? – перебила она брата. – Может быть, лучше побеседуем о Чарльзе?

– Я предпочел бы обойтись без этого. Чарльз почти выздоровел, жить он будет, а остальное меня мало интересует, – ответил Алистер. – Более того, припоминаю моменты, когда и вопрос его выживания переставал быть для меня актуальным. Он постоянно требовал, чтобы я поправлял ему подушки. «А теперь подушку для ног, Алистер», – передразнил он скрипучим голосом, который, откровенно говоря, не имел ничего общего с тоном Чарльза. Брат совершенно не умел копировать людей.

– Я бы не отказалась от подушки для ног, – заметила Корделия. – Звучит заманчиво.

– Ты сейчас не в себе, поэтому я сделаю вид, что не слышал твою болтовню, – отрезал Алистер. – Послушай, тебе вовсе не обязательно обсуждать со мной свои чувства к Джеймсу, Мэтью или кому-либо еще из гарема мужчин, которым ты себя окружила. Я просто хотел узнать, какое у тебя сейчас настроение.

– Нет, ты хотел узнать, не нанес ли мне кто-нибудь из них ужасного, неслыханного оскорбления, чтобы получить предлог с бранью носиться за этим человеком, размахивая оружием, – мрачно сказала Корделия.

– Возможно, меня интересует и то и другое, – хмыкнул он.

Наконец они выбрались на более или менее свободную улицу; кэб, стуча колесами, ехал по Найтсбриджу, мимо сиявшего огнями универсального магазина «Хэрродс», украшенного к Рождеству. По тротуарам сновали мальчишки-разносчики, торговавшие каштанами и горячими пирогами.

– Я действительно беспокоилась за Mâmân, – произнесла Корделия.

Выражение лица Алистера смягчилось.

– У Mâmân все в порядке, Лейли, только она быстро устает и много спит. А когда не спит, думает об отце и страдает. Мне кажется, это горе отнимает у нее силы, а не ребенок.

– Она сердится на меня? – вырвалось у Корделии.

– За то, что ты уехала в Париж? Нисколько. Она прочитала твою записку вполне спокойно; честно говоря, я этого не ожидал. Я думал, она расстроится. Mâmân сказала, что, если мечты ведут тебя в Париж, она рада за тебя. Не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь говорил нечто подобное мне перед отъездом за границу, – съязвил он. – Быть старшим ребенком в семье – сущее проклятие.

Корделия вздохнула.

– И все-таки не следовало мне оставлять вас, Алистер… Впрочем, если бы не она, не Лилит, я, наверное, и не уехала бы. А после того, что случилось, от меня здесь нет никакого толку. Я не в состоянии никого защитить. Я не могу даже взять в руки собственный меч.

– Кортана.

Брат взглянул на нее со странным выражением. Она знала, что у них глаза одинакового цвета – почти черные радужные оболочки, лишь немного светлее зрачка – но сейчас, глядя на Алистера, она поняла, что свет этих глаз преображает его лицо, смягчая суровые черты. Его глаза были прекрасны. Она никогда не думала так о своих; наверное, решила она, людям не свойственно размышлять о себе в таком ключе.

– Лейли, я должен тебе кое-что сказать.

Она немедленно насторожилась.

– В чем дело?

– Я не мог оставить Кортану в доме, – произнес он, – и не мог носить ее с собой по причине появления неких довольно… неприятных посетителей.

Они проезжали мимо Гайд-парка, и за окном мелькали заснеженные кроны деревьев.

– Демоны?

Алистер кивнул.

– Рейвенеры, – ответил он. – Демоны-шпионы. Я бы с ними справился, если бы жил один, но Mâmân… Но ты не волнуйся, – быстро добавил он, заметив выражение ее лица. – Томас помог мне спрятать меч. Я не буду говорить тебе, где именно; поверь мне, это место полностью безопасно. И с тех пор я не видел ни одного рейвенера.

У нее вертелся на языке вопрос, но она понимала, что ей нельзя знать, где находится Кортана. Это могло показаться глупостью, но она ужасно скучала по своему любимому мечу. «Я так сильно изменилась, – подумала она, – и теперь даже не знаю, выбрала бы меня Кортана снова. Даже если бы я была свободна от Лилит». Она почувствовала себя несчастной.

– Томас помогал тебе? – вслух произнесла она. – Томас Лайтвуд?

– О, смотри, мы уже приехали, – искусственным бодрым голосом воскликнул Алистер, распахнул дверь и спрыгнул на тротуар еще до того, как кэб остановился.

– Алистер! – воскликнула Корделия и последовала за братом. Но он, казалось, ничуть не пострадал после своего рискованного прыжка и уже расплачивался с кучером.

Она остановилась и посмотрела на дом матери. Он ей нравился – строгий белый фасад, черные цифры «102» на правой колонне; ей нравился и тихий, зеленый сквер рядом. «Но это не мой дом», – думала она, поднимаясь по ступеням следом за Алистером к блестящей черной двери. Это было жилище ее матери, убежище, где можно было спрятаться от житейских бурь. Только на Керзон-стрит она чувствовала себя по-настоящему дома.

Было похоже, что Райза ждала у окна, потому что им даже не понадобилось звонить: входная дверь распахнулась, и старая служанка затащила их внутрь. Она с негодующим видом указала на чемодан Корделии, стоявший посреди холла.

– Он просто появился, прямо из ниоткуда, – проворчала она, обмахиваясь кухонным полотенцем. – Только что здесь было пусто, а потом «пуфф»! Это было потрясение, скажу я вам. Tekan khordam.

– Прости, Райза, дорогая, – воскликнула Корделия. – Уверена, Магнус не хотел тебя напугать.

Райза продолжала ворчать, а Алистер поднял чемодан и потащил его вверх по лестнице.

– Что ты себе такого купила в Париже? – кряхтел он. – Живого француза?

– Потише, он спит, – прошептала Корделия. – Он не говорит по-английски, зато умеет петь Frère Jacques[28] и готовить превосходные crêpes suzette[29].

Алистер недовольно засопел.

– Райза, ты не собираешься помочь мне с этим?

– Нет, – отрезала Райза. – Я собираюсь отвести Лейли к Соне-ханум. Госпожа почувствует себя лучше, увидев дочь.

Корделия сбросила пальто, с виноватым видом помахала брату и проследовала за служанкой в спальню матери. Прежде чем заглянуть в полутемную комнату, Райза приложила палец к губам, затем сделала знак Корделии войти и закрыла за ней дверь.

Глаза не сразу привыкли к полумраку. Комната была освещена только сиянием небольшой лампы и огня, горевшего в камине. Сона полулежала в кровати, опираясь на гору разноцветных подушек, и держала в руке книгу. Корделии показалось, что за неделю ее живот стал больше, лицо пожелтело, а глаза провалились; но она радостно улыбнулась дочери.

Корделия снова ощутила жгучий стыд.

– Mâmân, – всхлипнула она и, бросившись к кровати, осторожно обняла мать.