Как стать богом (СИ) - Востриков Михаил - Страница 44

— Если это потребует дополнительных занятий, мы готовы увеличить гонорар до необходимых…

— Вы ни черта не понимаете, Фираго. Вы меня не слушаете. Сколько вам лет, сорок?

— Сорок два.

— Сделайте себе еще одного ребенка. Может быть, получится музыкант. А сейчас я занят. До свидания. Роберт, произведите расчет с господином Фираго.

СЮЖЕТ 23/2

И он мчится, яростно крутя головой, растягивая на ходу ненавистный парадный галстук. Роберт сейчас же поднимается, руки по швам, — демонстрирует таким вот образом необходимое почтение. Не то чтобы так у них заведено, но на клиентов это должно производить — и производит соответствующее впечатление. Вот и сейчас господин Фираго тоже судорожно подскакивает на месте — круглый и розовый, как надутый шарик, — и даже делает попытку поклониться в адрес стремительно удаляющегося мэтра. Господин Фираго бизнесмен, а значит, уж наверное не полный осел, но он, видимо, просто никак не может уразуметь, что есть вещи, которые невозможно купить.

«Если приложить усилия. Если постараться. Если очень хорошо постараться и приложить все необходимые усилия…»

— Вы думаете, мне его не переубедить? — озабоченно спрашивает он у Роберта, — Если, например, очень постараться?

— Я бы вам не советовал, — отзывается Роберт, тоже озабоченно. Со всей доступной ему озабоченностью, — Можно перегнуть палку. Давайте лучше пока ограничимся уже достигнутым. А там видно будет.

Это безотказная проверенная идея. Главное — построить в воображении клиента перспективу, остальное начнет совершаться как бы само собою.

— То есть, вы думаете, через месяцок-другой?..

— Правильнее: через полгодика-год, — говорит Роберт, вынимая из принтера распечатку счета-договора.

— Ну что ж… — перспектива обрисовалась, процесс пошел, — Наверное, вы правы. Я готов положиться на вашу компетентность. Вы известите меня, когда это потребуется?

— Мы еще не раз с вами увидимся, — обещает Роберт. — Мы теперь в прочном контакте. Наверняка понадобятся дополнительные консультации. И неоднократные. Так всегда бывает… Вот ваш счет. Как вам удобнее — чеком или наличными?

Господину Фираго оказывается удобнее наличными. И почему-то дойчемарками. При том, что аванс он выплачивал, помнится, английскими фунтами. Видимо, он что-то как-то таким вот образом выгадывает. Он, видимо, из тех, кто постоянно выгадывает четверть процента. Это его модус операнди, плавно преобразовавшийся уже в модус вивенди. Наверное, это способствует его процветанию. Наверное, он богат. («Мерседес», мордастый шофер-охранник, бумажник, плотно набитый кредитными карточками и валютой). Но при всем при том он все-таки еще и дурак.

— Позвольте мне… — говорит он, протягивая Роберту радужную бумажку (кажется, двести марок), — В знак признательности… и с особой благодарностью…

Роберт мельком глядит на бумажку и, поджав губы для значительности, смотрит господину Фираго в лицо, но не в глаза ему, а ниже, в румяные нервно шевелящиеся губы. Наступает минута острой неловкости, и длится она секунд десять.

— Все! Понял! — господин Фираго поднимает руки (в одной бумажник, в другой — бумажка), — Намек понят и усвоен! Все деньги — из одного окошечка, правильно, разумно. Был бестактен. Забудем, договорились? Забудем?

Роберт мысленно усмехается. Ну нет.

— Договорились, — говорит он. И чувствует в тоне своем некое невольное пренебрежение, высокомерие даже какое-то барское, поспешно добавляет, — Нет проблем. Дело житейское.

СЮЖЕТ 23/3

И тут в лице господина Фираго, в румяном этом, глуповатом личике фарфорового поросенка, что-то неуловимо меняется, и сам он меняется весь, — как бы выпрямляется и делается даже выше ростом. Роберт, удивившись и насторожившись, гоовится уже выслушать горделивую тираду (в защиту незапятнанной чести и достоинства), но господин Фираго, напротив, понижает почему-то голос и спрашивает вдруг:

— А мы с вами как, не мешаем маэстро? Не слишком здесь галдим? Словечко «галдим» в устах его звучит совершенно неожиданно и неуместно, да и сам вопрос кажется Роберту как бы из другой пьесы, словно Сальери-Смоктуновский говорит вдруг в манере Юрия Никулина.

— Не думаю, — говорит он озадаченно, — Не думаю, что он нас вообще слышит… Но орать при этом, разумеется, не следует, — добавляет он на всякий случай,

— Ни боже мой. Наоборот. А как здесь у вас насчет «жучков»?

— Каких жучков?

Господин Фираго меняется на глазах. Куда девается розовый надувной шарик с поросячьими манерами? Перед Робертом стоит озабоченный и внимательный джентльмен, склонный, правда, к полноте, но при этом вполне элегантный и даже значительный.

— Я, собственно, имею в виду записывающие устройства, — поясняет он деловито, — Как тут у вас насчет?

— Не знаю, — говорит Роберт, от удивления рассердившись, — А в чем, собственно, дело?

— А в том дело, что я хочу поговорить с вами сейчас о довольно интимных вещах. Можно? Или лучше не рисковать?

У Роберта мелькает мысль, что с папаней случился приступ мании преследования пополам с манией величия, однако господин Фираго эту мысль немедленно развеивает.

— Вам большой привет от Германа Тихоновича, — говорит он, еще основательнее понизив голос и глядя Роберту прямо в глаза — зрачки в зрачки, совершенно так, как некогда делал это сам Герман Тихонович.

И хотя Герман Тихонович в своей роли смотрелся безусловно гораздо более убедительно, но и у господина Фираго получается тоже очень даже недурно.

«Так, — думает Роберт, почувствовавши неприятный холодок в подвздошье, — Начинается. Квартал прошел, и ничего, оказывается, не кончилось. Эти не отпускают: рубль за вход, четвертной за выход…»

СЮЖЕТ 23/4

— Спасибо, — говорит он, стараясь, чтобы голос звучал по возможности ровно, но, видимо, то ли с голосом у него, то ли с лицом что-то делается не в порядке, потому что господин Фираго вдруг усмехается (не без тонкости) и продолжает:

— Герман Тихонович просил меня узнать, как продвигается ваша рукопись. Три месяца уже прошло, хороший срок, роман можно успеть написать.

— Я не романист, — говорит Роберт, с трудом побеждая в себе желание облизнуть губы. Сухие губы — клейким языком. Мерзость какая.

— Само собой, — тут же соглашается сотрудник Германа Тихоновича, он же — в недавнем прошлом — папаня, — Само собой, кто бы спорил. Но — все-таки? Это не я, это Герман Тихонович интересуется. Когда все-таки можно ждать обещанного?

Тут, разумеется, напрашивается «обещанного три года ждут», но это слишком уж жалко, мелко и злобно. И беспомощно.

— Я предпочел бы говорить на эти темы с самим Германом Тихоновичем, — говорит Роберт.

— Понятное дело! Но раз уж я здесь, то как ему передать?

— Так и передайте, — говорит Роберт со всей возможной твердостью. Слово в слово.

— Господи, да вы не волнуйтесь! — восклицает господин Фираго, — Не хотите — не надо. Конечно, так и передам. Слово в слово. Что вы, в самом деле, Роберт Валентинович! Даже с лица спали, ей-богу. Работайте себе спокойно, мы не спешим. Никто вас не торопит. Главное, лишь бы дело делалось…

Роберт не отвечает, и господин Фираго тут же совсем отступается, спешит, снова делается папаней — озабоченным и слегка дураковатым, прощается, суетится фарфоровым личиком.

Роберт, держа каменное лицо, провожает его в прихожую, подаёт пальто, шарф, шляпу. Кейс. Господин Фираго пыхтя упаковывается, спрашивает озабоченно:

— Значит, вы полагаете, он меня еще вызовет?

…и, не дожидаясь ответа, двигается на выход, да так споро и энергично, что Роберт еле поспевает отпирать перед ним двери. Прощаются у решетки.

— Очень на вас рассчитываю, Роберт Валентинович, по моему делу. Если будет малейшая возможность, попытайтесь его подвигнуть, так сказать… Мальчик не расстается со скрипочкой…

Роберт кивает. Ему очень хочется что-нибудь сказать напоследок (для передачи Герману Тихоновичу персонально), что-нибудь веское, значительное что-нибудь, но он не знает, что именно. В голове у него вертится только: