Мы все умрём. Но это не точно (СИ) - "Aris me" - Страница 217

Гермиона почувствовала, как по спине пробежал холодок. Если часть души Реддла способна была производить такое впечатление, то каково это — встретиться с ним лицом к лицу? Она вспомнила Гарри и пообещала себе оставаться храброй, как и он. Даже несмотря на лёгкую дрожь и желание убежать. Её не напугает жалкий осколок души мёртвого психопата. Она доведёт всё до конца и отважно взглянет правде в глаза.

— Что ещё ты знаешь?

В комнате повисла безжизненная тишина, а потом трескуче зашипело, медленно нарастая в громкий сухой смех. Звук раздавался отовсюду и ниоткуда одновременно. Туман вновь заклубился вокруг диадемы, принимая два слишком хорошо знакомых образа. Два Пожирателя смерти в длинных мантиях и масках. У одного резной рисунок зелёной патиной на серебре и зашитый крест-накрест рот. У второго зубастая улыбка от края до края маски. Призрачные туманные руки потянулись к капюшонам мантий. Один Пожиратель смерти имел прямые белые волосы, второй был темноволос и кудряв. Высокие, с ровными спинами и гордо вскинутыми подбородками. Гермиона с трудом сглотнула. Уже по положениям тел она могла узнать эти два силуэта. Казалось, что от её сердца в один момент отхлынула вся кровь. Оно иссохло и осыпалось чёрным пеплом.

— Хочешь увидеть дальше? — тихий голос диадемы сочился ядовитым удовлетворением.

— Да.

Крестраж мог врать. Он точно врал. Считал образы в воспоминаниях и просто играл на её страхах. Туманные Пожиратели смерти сняли маски, окончательно приняв облик Теодора и Драко. Гермиона смотрела и не моргала. В её голове, словно барабан револьвера, прокручивался целый каскад мыслей. Как в русской рулетке.

Существовала одна маленькая вероятность, что диадема говорила правду. Чтобы рассорить, навредить, сохранить свою целостность. И существовала тысяча причин, по которым Гермиона не хотела ей верить. Потому что Теодор пах шоколадом. Потому что от улыбки Драко теплело в душе. Потому что, когда она лежала между ними в их общей кровати, то чувствовала себя самой счастливой и спокойной.

Шоколад, ментол, горький апельсин. Ямочки на щеках Тео, мелкие полоски белых шрамов на животе у Драко. Их губы. Маленькая деталь заставила сердце сжаться. Мелкие шрамы у Драко от Сектумсемпры. Ей всегда казалось, что это от заклинания Гарри. А если не только?

Серебро и патина стал её первым убийством. Первым, на ком она сама применила режущее тёмное проклятье Сектумсемпры. То, после чего он начал ей мстить. Белые трусики в рюкзаке у Теодора. Её трусики, которые хранились в комоде до пожара… «Таких, как ты, учить — только зря время тратить», — слова Драко, когда они вдвоём сидели в машине у больницы. Слова. Пожар. Руна огня, которую Тео нарисовал в подвале у Долохова. Случайное совпадение? Они знали про смерть Оливера и молчали. Откуда они могли знать? Их аппарация с тёмным шлейфом…

Последняя мысль выстрелила в висок, подобно пуле. Гермионе захотелось кричать.

Она проспала, наверное, до обеда. На самом деле даже не спала, а лежала, вслушиваясь в отдалённые звуки дома и глухую боль в душе. Она не вернулась в их общую комнату, заночевав в первой попавшейся гостевой. К счастью, в этом доме было так много комнат, что при желании они могли бы играть в прятки целую вечность. Парни один за другим проверили её поутру, но Гермиона, заслышав шаги в коридоре, тут же закрывала глаза и притворялась спящей. В носу щипало, а глаза покрылись какой-то мутной пеленой, словно она нырнула в грязное болото. Грязное. Ей не верилось, что всё хорошее, что сложилось между ними, теперь перечёркнуто.

Нужно уничтожить диадему.

Только благодаря этой мысли она заставила себя встать с кровати, привела внешний вид в порядок и даже нацепила на лицо улыбку. Постояла перед зеркалом, тренируясь сохранять непринуждённый образ. Уголки губ неконтролируемо ползли вниз, а по глазам, казалось, видно всё и сразу. Ничего, скажет им, что плохо себя чувствует после вчерашнего. Получила несколько разрядов Круциатусом, и теперь болит голова. Поверят, не поверят, было даже как-то плевать. Просто уничтожить диадему, и всё кончено.

— Отец прислал яд василиска. Я замачиваю в нём молоток, надеюсь, поможет, — оповестил её Нотт, когда она зашла в гостиную.

Через панорамные окна открывался невероятный вид на белые, чистые снежные просторы. Солнца в комнате было так много, что даже резало глаза. Ей хотелось забиться в самый тёмный угол, скукожиться и представить себя картошкой. Даже глазками моргать не надо.

Гермиона неверяще переводила взгляд с одного лица на другое.

Маленькие родинки, ссадинки, веснушки на лице у Тео совсем родные, и улыбался он ей по-прежнему так же тепло, словно ничего не произошло. Словно она может подбежать к нему и, как прежде, обнять. Теодор беззаботно сел на подоконник и закурил. Небрежным жестом поднёс зажигалку к сигарете, втянул дым и треск бумаги. Он… спалил её квартиру? Могли же пострадать люди…

Она перевела взгляд на Драко. Тот уже традиционно поставил перед ней на стол тарелку с чем-то съедобным, но она даже не взглянула на завтрак. Просто стояла и смотрела в его спокойное, расслабленное лицо, которое теперь легко ассоциировалось с его пожирательской маской. Он… он заставил её пытать Рона.

— Зачем? — Гермиона непроизвольно попятилась назад, так, словно находилась в клетке с двумя хищниками. Только если раньше ей казалось, что она была дрессировщиком, который всё контролировал, то теперь она ощущала, будто её, как живую мышь, выкинули к двум змеям.

— Гермиона? — легилимент уловил её волнение, и она постаралась вспомнить о чём-то светлом и приятном. Словно ей требовалось вызвать Патронус.

Школьные годы не отзывались теплом, работа, друзья — выдра не откликнулась бы на призыв. Единственными светлыми, живым воспоминаниями приходили их маленькие моменты. Хмурая морщинка между бровей, когда Драко пытался сосредоточиться, редкий, мягкий смех Теодора, когда он обнимал её по утрам в постели. То, как она касалась их своими холодными ногами, и оба возмущённо фырчали и повизгивали. Капли воды на зеркале в ванной, когда они вместе чистили зубы и пытались обрызгать друг друга водой… — все воспоминания крохотным белым птенцом бились в груди, медленно умирая.

— Я в порядке.

Ни черта она не была в порядке, но улыбнулась. Она уже тоже умела притворяться. А не умела — плевать. Пусть думают что хотят.

Гермиона села за стол, взяла вилку и наконец-то взглянула в тарелку. Драко сегодня приготовил какие-то лепёшки или оладушки. Выглядело это неаккуратно, словно готовил ребёнок, но было аппетитно поджарено и даже полито щедрой порцией клубничного варенья. Раньше её это умилило бы.

— Помнишь, ты обещал вернуть память моим родителям? — она решила, что просто заберёт от него всё, что может. Как он это сделал с ней.

Драко взглянул на неё с подозрением, но Гермиона быстро отвела глаза.

— Старик обещал отправить зелье на твоё имя ещё несколько месяцев назад. Если хочешь, можем вместе сходить к гоблинам в Гринготтс.

Нет, нет-нет.

— Я сама.

Я теперь всё сама.

Гермиона без аппетита поковырялась в тарелке и закинула кусочек в рот, не почувствовав вкуса. Малфой иначе бы не отстал. Он всегда пытался контролировать малейший шаг. Ест ли она, спит ли она, дома ли она. Ещё вчера это казалось заботой, сегодня — удушающей удавкой на шее. Грейнджер быстро прикончила завтрак. Спокойно встала, помыла посуду и как ни в чём не бывало спросила:

— Ну что, попробуем уничтожить тварь?

Никто из них так ничего и не заподозрил.

Когда они зашли в каморку, диадема будто спала. Сложно было сказать, почему именно так казалось. Может, потому что не стелился туман или камни казались тусклыми и почти безжизненными. Но стоило открыть дверь, как в топазах снова мелькнул знакомый, слишком живой блеск.

— Явились? — прохрипели стены, проскрипели полки.

Каково это живой душе существовать, заточенной в предмете? Видеть, думать, осознавать и быть запертой в клетке своего тела?