Лабух (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 59

— А ты гораздо умнее, чем кажетесь. Не думал о смене деятельности?

— Был бы такой умный, как сам о себе думаю, помалкивал бы.

— Тоже верно. Ну, так что, не хотел бы стать сотрудником ГПУ?

— Нет!

— Напрасно. Впрочем, не настаиваю.

— Извините, Клара Иосифовна, — пристально посмотрел на свою давнюю знакомую. — Отчего вы в таком прекрасном расположении духа? Ведь камешки-то тю-тю!

— Вовсе нет, — очаровательно улыбнулась Целинская. — Не поверишь, но Котов попался.

— Черт возьми! Но как?

— Нервы не выдержали. Решил, что за ним следит беспризорник и открыл стрельбу на перроне. А я со своими сотрудниками как раз прибыла на Московском поезде. В общем, ваш работник в морге, а бывший при нем груз… у нас!

— Твою ж дивизию!

— Да, такой вот странный поворот событий. Я, собственно, что пришла. Твоя часть уговора выполнена и если планы не изменились, за мной дело не станет. Так что думай, время есть. Но запомни самое главное. О нашем уговоре никто знать не должен.

— Конечно.

— Тогда, до свидания.

— Одну минутку…

— Ну, что еще?

— Вы сказали, Котов стрелял по беспризорнику?

— Верно, — в голосе Целинской мелькнуло нечто вроде жалости. — Бедный мальчишка. Совсем еще ребенок…

Одних смерть меняет до неузнаваемости, да так, что родственники не могут узнать близкого человека,другие лежат в гробу как живые. Зубарик принадлежал как раз к последним. Казалось, что он просто уснул, но сейчас проснется и встанет. Улыбнется, выставив на всеобщее обозрение свои выдающиеся резцы…

Похороны никому не известного мальчишки не привлекли к себе никакого внимания. Не было ни прощальных речей, ни оркестра, а из провожающих только я, зареванный Муха и несколько таких же, как он беспризорников, держащихся, впрочем, поодаль.

— Попрощались? — равнодушно спросил один из копачей и, не дождавшись ответа, принялся заколачивать крышку.

Потом еще несколько томительных минут, пока опускали и закапывали и от весёлого и озорного мальчишки остался только невысокий холмик с деревянным крестом.

— Как его хоть звали? — зачем-то поинтересовался артельщик — вертлявый мужичок с пронырливым взглядом, получая деньги за работу.

— Не знаю.

— Вона как. А гроб хороший купил и одежу… ну и ладно. Как оно при старом режиме говорили — имя его господь ведает! Прощевайте, гражданин-товарищ.

— Колькой его звали, — хмуро буркнул Муха, после чего добавил. — А меня Мишка.

— Значит, тезки. Вы вот что, ребятки, — махнул рукой беспризорникам. — Тут в мешке кое-какие харчи. Поешьте, товарища помяните…

Услышав о еде, вечно голодные мальчишки оживились, но не накинулись на колбасу, хлеб и пирожки, а принялись за дележку, чтобы всем досталось поровну.

— Дядь, — неожиданно поинтересовался один парень постарше. — А ты, правда, Николай Северный?

— Да.

— Тот самый, что «Гоп со смыком» сочинил?

— Угу.

— Врешь!

— Гитара есть?

Как ни странно, инструмент у них нашелся. Состояние, конечно, ужасающее, не смотря на то, что беспризорники определенно им дорожили. Но, тем не менее, играть было можно.

— Кто ж так настраивает, — пробурчал я, устраиваясь поудобнее. — Головы бы вам по отрывать за такое!

Я начал жизнь в трущобах городских

И добрых слов я не слыхал.

Когда ласкали вы детей своих,

Я есть просил, я замерзал.

Вы, увидав меня, не прячьте взгляд

Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват. [1]

Мелодия, написанная в 1957 году в далекой Бразилии, произвела неизгладимое впечатление на русских мальчишек, потерявших свои семьи во время войны. Когда прозвучал последний аккорд, мало кто из них мог сдержать слезы.

— Вот что, Мишка, — повинуясь какому-то безотчетному порыву, шепнул я. — Хочешь в нашу джаз-банду?

— На кой я вам? — скептически хмыкнул тот. — Ни петь, ни играть не умею.

— Это дело наживное. Пока же просто помогать будешь. Инструменты грузить, афиши клеить. Работы хватит…

— А на гитаре играть научишь? — загорелся Муха.

— Запросто. И вообще, если есть хоть капелька таланта, сделаю из тебя классного музыканта.

— А если нет? — проявил никак не свойственную его возрасту самокритичность мальчишка.

— Тогда будешь лабухом. Как я!

Эпилог

На том наши гастроли едва не завершились. Маша, ни в какую не желала оставлять своего возлюбленного одного, а без нее выступления были немыслимы. Но, к счастью, вскоре Болховскому стало лучше, и мы продолжили бомбить по городам и весям необъятной советской родины. Могилевский, считая себя ответственным за едва не случившийся провал, удвоил рвение и принялся так плотно его опекать, что будь на месте бывшего белогвардейца более проницательный человек, он наверняка заподозрил бы неладное. Но переживавшему потерю богатства Жоржу было не до того. Как, впрочем, и мне.

В Москву вернулись в конце сентября. Куницына и ее избранник поселились в доме родственников, где ожидают разрешения на выезд. Ходят слухи, что Лариса Николаевна от потенциального зятя в полном восторге, а вот Пётр Кузьмич его недолюбливает.

Мне, как и обещали дали комнату в общежитии работников культуры, где мы с Мишкой и поселились. За время гастролей он научился бодро бряцать на гитаре три блатных аккорда и нахватался от меня разных жалостных песенок, которые с успехом исполняет местным девчонкам. Те млеют, ведь остальные мальчики в нашем доме если и музицируют, то на скрипках или фортепиано. А это, согласитесь, совсем не тот коленкор! В школе его успехи не так велики, но выручает участие в самодеятельности.

В общем, жизнь стала потихоньку налаживаться…

На сей раз не было никаких частных встреч. За мной прибыл курьер в фуражке с синим околышем и револьвером в кобуре, который и проводил меня на Лубянку. За большим столом сидели трое. Незнакомый мне человек в очках, Артузов и Целинская. Все в форме и даже с наградами. У Клары орден Красного Знамени на кумачовой розетке, а у Артура серебряный овальный знак с мечом, и римской цифрой пять. [2]

— Здравствуйте, товарищ Семенов, — радушно пригласил хозяин кабинета. Надеюсь, мы не оторвали вас от творчества?

— Нет. Что вы… простите, не имею чести…

— Меер Абрамович.

— Очень приятно!

— Взаимно. Да вы присаживайтесь.

— Благодарю.

— Николай Афанасьевич, — не стали водить вокруг да около чекисты. — У нас есть для вас интересное предложение.

— Нужно где-нибудь выступить?

Ответом мне был всеобщий смех.

— В общем, да. Кажется, вам хотелось отправиться на гастроли заграницу?

— Да. Очень.

— Можно узнать, зачем?

— Даже не знаю, что вам ответить. Мир посмотреть, себя показать. Ну и играть там, конечно… для мирового пролетариата.

— Похвальное желание. Наша организация могла бы помочь вам с реализацией этого намерения.

— Что я должен сделать?

— Вот это деловой подход!

[1] Песня их кинофильма «Генералы песчаных карьеров» Муз. Доривал Каими русский текст Юрий Цейтлин. Оригинальное название — «Marchа dos Реsсаdores» (Марш рыбаков).

[2] Знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ» 1922.