Издранные события из жизни Великой Ольгерды (СИ) - Руда Александра - Страница 7

— Меня так погладь, — хрипло сказал мне в ухо ласковый голос, слегка растягивающий гласные.

Я подпрыгнула от удивления, и замечательная деталь повторила судьбу груди. Длинноволосый мужик сейчас выглядел настоящим маньяком, желающим задушить несчастную жертву только за то, что не мог ею воспользоваться.

— ИИИрга, — слегка заикая, спросила я, заливаясь краской стыда.

На черных волосах некроманта искрили снежинки. Как давно он тут стоит? Мое моральное падение усугубил Варсоня, стоявший неподалеку и с одобрением разглядывающей снежные груди жертвы сексуального творчества.

— Ребята! — проблеяла я, погасив огоньки, чтобы прикрыть милосердной темнотой плоды своей фантазии.

Однако Ирга, бессовестно хохоча, хлопком ладоней создал огромный светящийся шар, взмывший над двором.

— Мы давно тут стоим. — Сказал некромант. — Уже и вещи в дом занесли. Я тебе подарков привёз, а ты всё творишь. Мы не решились тебя отвлекать. Но когда ты начала лепить это с мечтательным выражением лица, я уже не выдержал. Ещё бы пару минут и…

Я пробурчала что-то маловразумительное, смущенно снимая варежки. Ирга поднял валяющийся на земле инструмент и несколькими быстрыми движениями облачил снежного мужчину в набедренную повязку.

— Идем домой, — предложил жених, увлекая меня за руку.

— Только не в спальню, — ожил Варсоня, оторвавшись от созерцания снежной кучи.

— Я столько всего приготовил, а вы сейчас запретесь там на всю ночь, только после еды.

— Нет, — запротестовал некромант.

Но я поддержала целителя. Проведя несколько часов на морозе, навозившись со снегом, я почувствовала зверский аппетит, алчно бросившись к столу. Сосредоточенное поглощение пищи под грустное вздыхание Ирги, который в перерывах между красноречивыми вздохами умудрялся есть быстрее Варсони, перебил вопль ужаса, раздавшийся со двора.

Побросав ложки, мы кинулись наружу. Под светящимся шаром, который позабыл Ирга, стоял Отто и возмущенно размахивал руками.

— Я приберу инструменты, — заискивающий пролепетала я.

— Какие инструменты? В смысле, конечно, приберешь! — рявкнул полугном. — Меня интересует другое. Кто сделал этот ужас? Это надругательство над великим скульпторским искусством!

— Я, пришлось признаться. И Ирга тоже.

— Что? — Возмутился некромант. — Я только чуть-чуть подправил.

— Эх, вы! — Отто посмотрел на нас почти со страданием. — Идите, ешьте дальше.

— А ты? — заикнулась я.

— Буду занят. — Сурово ответил полугном и даже Варсоня не рискнул возразить.

Мы с Иргой выползли из комнаты поздним утром, разбуженные непривычным шумом во дворе. Накинув одежду, мы высунулись наружу. Там проходил шумный аукцион.

— Один золотой и две серебрушки — раз, один золотой и две серебрушки — два, один золотой и три серебрушки! — кричал Отто, стоявший на табуретке.

Ирга отыскал взглядом тучную фигуру Варсони, философски поедающего куриную ногу, и потащил меня к нему.

— Что происходит? — спросил некромант. — Что продают?

— Снежную скульптуру? Что же еще? — ответил Варсонья. Отто обещал тебе, Ола, отжалеть процент за идею. —

Я протолкалась к Отто.

Рядом с ним, ярко блестя на солнце ледяными боками, стояло воплощение разврата. Со свойственной гномом-скрупулезностью была проработана каждая деталь. Целомудренная набедренная повязка исчезла, а все достоинства, вызывающие искрились подсолнечными лучами. Грудь у обретшей симпатичной личика женщины была такая, что я на миг почувствовала укол зависти.

— Простоит до весны, вдохновляя вас на активную супружескую жизнь! — разорялся полугном. — Один золотой, пять серебрушек. Кто больше? А тебе, чего Ола, иди спать. Вон твой носитель достоинства стоит.

— Пятьдесят процентов, — проигнорировала я намек.

— Десять.

— Шестьдесят.

— Тридцать, и не медичком больше, — отрезал Отто. — Я ее до ума довел и торги организовал.

— Хорошо, — согласилась я, не рассчитывавшая получить больше двадцати процентов.

Ирга помахал мне рукой, нежно улыбаясь. Отто возобновил торги. — Еды нам должно было хватить еще на несколько дней. Кажется, я начинала любить праздники.

— Ола! — Голос у мужа был настолько преисполнен торжественной трагичности, что я подскочила на кровати и, бросив справочник по эльфийской магии, испуганно уставилась на мужа. — Мне нужно лишить тебя девственности.

— Ирга, — осторожно сказала я, — на всякий случай прикасались к его лбу, проверяя температуру.

— Так поздно уже? Это событие когда было-то? Несколько лет назад. Чего ты меня сейчас лишать собрался после полугода супружеской жизни, а?

— Альгерда, нужно.

— Видишь ли, мы не сделали это по всем правилам, и я боюсь, что лишил тебя в жизни чего-то важного. Поэтому вот... — Муж показал толстую книжку. — Я даже купил пособия для начинающего любовника. Сейчас повторим.

— А в этом твоем пособии есть картинки? — Живо заинтересовалась я.

— Конечно. — Подтвердил некромант, проглядывая страницы. — Не только картинки, но и схемы со стрелочками.

— Дай!

Нудный справочник был забыт. Я алчно тянула руки к пособию для начинающего любовника. Ирга, со сноровкой, говорящей об, увы, большой практике, не отрываясь от книги, хлопнул меня по ладоням.

— Ты лежи, трепещи, юная девушка.

— Сам лежи, трепещи, — обиделась я. — Это ты от безделья не знаешь чем заняться. Зима на тебя плохо действует.

Ирга вздохнул.

— Я просто хочу выполнить свой долг как первого и последнего мужчины в твоей жизни. А книжку завтра прочитаешь, когда я на работу пойду.

— У меня тоже завтра работа, — мрачно ответила я, примерно представляя, что скажет Отто, если я в мастерской буду читать подобные книжки. Но ничего, я что-нибудь придумаю.

— Встань с кровати! — велел супруг.

Он потер ладонь об ладонь, дунул на них, и у него оказалась целая пригоршня розовых лепестков, которые некромант скрупулезно разложил на простыне. Потом взбил подушки и ровненько расставил их у изголовья. Я с интересом наблюдала за приготовлениями грызя сухари.

— Ола, — укоризнено сказал Ирга, — ты бы не могла перестать хрустеть. Ты сбиваешь меня с романтического настроя.

— Из… Извини, я на нервной почве. Всё-таки мне сейчас предстоит первый любовный опыт.

— Ладно, — махнул рукой муж. — Располагайся тут поудобнее.

— А мне не нужно сходить в душ, облачиться в какое-нибудь красивое белье, распустить волосы. Поинтересовалась я.

— Какой душ? — возмутился Ирга. — Ты там была полчаса назад, а волосы скрути лучше. Они мне вечно в рот лезут. Белья не нужно. Тут написано, что девушка в мужской рубашке выглядит сексуально.

Я провела рукой по-шелку рубашки Ирги, которую использовала вместо ночнушки, и ехидно спросила,

— Ты не забыл, что ты сейчас разговариваешь с трепетной девственницей, а не с собственной супругой?

Ирга поднял бровь, и я решила воздержаться от дальнейших комментариев, прыгнув на кровать. Розовые лепестки взлетели и опали, образовав художественный беспорядок. Некромант взял большой карандаш, послюнявил его, расстегнул мне рубашку и принялся выписывать на теле какие-то знаки.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я. — Заранее чертишь на мне пентаграмму, чтобы, если я умру от удовольствия, сразу поднять из мертвых, не прервая процесса?

— Нет, — сказал Ирга, — тут в книжке описан порядок, в котором любовник должен целовать эрогенные зоны подруги, чтобы она максимально возбудилась. Вот я их и нумирую, чтобы не сбиться. Раздвинь ноги!

— Ты там циферки рисовать будешь! — возмутилась я. — Не дамся.

— Вот-вот, — обрадовался Ирга. — Так себя и веди. Активнее закрывайся.

Но карандаш все-таки отложил и приступил к осуществлению долга первого мужчины в жизни девушки. Я полежала минут десять. Шевелиться мне было запрещено. По теории, я должна была замерить в страхе и трепете, и вдруг поняла, что меня разбирает смех. Нет, поцелуи Ирги были очень приятными, и до сих пор даже один из них был способен воспламенить меня настолько, что я могла забыть даже про еду или распродажу, чем муж бессовестно пользовался, заставляя меня пропускать главные распродажные дни, проводя их в постели. Но именно сейчас, стоило мне взглянуть на некроманта, торжественно целующего мою грудь с таким видом, будто присутствовал на коронации, изнутри поднималась такая волна смеха, что приходилось больно кусать губы и сжимать кулаки, чтобы не захихикать в голос.