Седьмой лорд (СИ) - "Priest P大" - Страница 93

Доброжелательный, благородный наследный принц Хэлянь И долго молчал, но в конце концов кивнул.

Цзин Ци, однако, грезил наяву. Все уже привыкли к тому, что он периодически уходит в себя и не беспокоили его, но в этот раз он нахмурился, будто вспомнив что-то, и сказал:

– Я вдруг подумал… Что-то здесь не так.

– Что не так? – улыбнулся Чжоу Цзышу. – Хэлянь Ци боится, поскольку осознает свою распущенность во время поста. Семья Чжан еще не предприняла никаких шагов. Когда Чжан Цзинь осознает, кто виновен, разве он не рискнет жизнью, чтобы обвинить второго принца во всем, что тот долгие годы делал на северо-западе?

Цзин Ци думал, что все развивается слишком быстро. Он разделял один характер с Чжоу Цзышу: осторожные и безжалостные в делах, они не оставляли никаких лазеек. Однако, испытав на себе много всего, он иногда проявлял нерешительность, хотя все еще оставался надежным. Услышав это, он опустил голову и тщательно все обдумал.

Хэлянь И поставил на стол игральную шашку и вдруг сказал:

– Цзышу, чужой не должен лезть в дела родственников. Это не так просто. Не расслабляйся.

Чжоу Цзышу удивленно замер. Он не так хорошо понимал замыслы государя, как эти двое, и спросил:

– …чужой не должен лезть в дела родственников?

Цзин Ци поднял голову, сказав Хэлянь И:

– Я все еще надеюсь, что Его Высочество наследный принц и господин Цзян найдете общий язык.

Хэлянь И сбросил шашку и посмотрел на него.

– Северо-запад – злокачественная опухоль, и если мы хотим вырезать ее, то не нужно торопиться, – произнес Цзин Ци. – Особенно когда… в это вовлечены жители столицы.

Хэлянь И, услышав его, сразу все понял.

Здесь были их мысли и слова, но иногда человеческие расчеты не совпадали с расчетами небес.

Глава 49. «Дорога в один конец»

Чжоу Цзышу всегда работал чисто и не допускал ошибок. Кто должен был умереть, был мертв, кого нужно было оставить в живых – жил, а вещи, о которых никто не должен был знать, не знали даже мертвецы.

Прошел месяц. Хэлянь Ци уже успел забыть о крольчонке [1], которого держал на севере столицы, и занялся поиском новых удовольствий. Семья Чжан в это же время в гневе опрокинула небеса.

[1] Это слово здесь использовано, поскольку в оригинале приводится иероглиф 兔 (tù), который переводится как «заяц», но в то же время используется для указания на мальчика-партнера в мужеложестве.

Одна из наложниц Чжан Цзиня, мать Чжан Тинъюя, узнав об ужасной новости, чуть было не испустила дух. Используя сильнодействующие лекарства, ее с огромным трудом вернули к жизни, но она так и не оправилась от болезни и через несколько дней все равно последовала за сыном. Старый управляющий на следующий же день нашел веревку и повесился в собственной комнате. Когда его нашли, труп уже успел остыть. Чжан Цзинь выплюнул изо рта кровь на три чи [2] в высоту и обезумел от отчаяния, пока его не отрезвил чей-то рыдающий голос:

– Господин, если вы тоже умрете, то кто же отомстит за молодого господина?

[2] Чи – мера длины, равная ⅓ метра. Три чи – метр. Выражение, что здесь использовано, конечно, образное.

Чжан Цзинь, все еще в предсмертных конвульсиях, вдруг осознал: у него больше не было детей, и теперь ему оставалось лишь беспомощно наблюдать за неизбежным угасанием собственного рода. Если он умрет сейчас, то древний род Чжан просто исчезнет. Затем он подумал, что бòльшую часть своей жизни отдавал все силы служению этому подлецу Хэлянь Ци, а в ответ получил лишь подобную «благодарность». Все этого не стоило того. Действительно не стоило.

После этого он перехотел умирать. Когда силы вернулись к нему, он твердо решил бороться до последнего. Чжан Цзинь не собирался оставаться один на один с разоренным поместьем и смертями членов семьи: он хотел утянуть кого-нибудь в ад следом за собой.

Если в плоде заводился один червь, поврежденную часть можно было отрезать. Но если червь вредил сердцевине, то плод становился несъедобным.

Чжао Чжэньшу десятилетиями ежедневно жадно греб богатства, безропотно взятничая налево и направо и покупая чужую верность. У него был лишь один секрет: он думал не о богоподобном далеком императоре, а о своих карманах и для их наполненности сделал бы что угодно.

Кроме того, войска племени Вагэла находились именно под его командованием. Эти люди больше походили на диких животных: ели сырое мясо, пили кровь и работали лишь на тех, у кого водилось достаточно денег. Каждый из них был крепок, словно гора, и даже несколько смертных не были для одного такого воина серьезной преградой. К тому же торговые караваны, шедшие с северо-западного Весеннего рынка до столицы, либо притеснялись Чжао Чжэньшу, либо возглавлялись его людьми, и деньги оттуда текли к нему рекой.

Генерал-губернатор провинции Ганьсу Чжан Цзинь и Чжао Чжэньшу были сделаны из одного теста. Эти двое десятилетиями были партнерами по преступлениям, и между ними почти не осталось различий: они питали друг к другу братские чувства и разве что еще не зажгли свечи перед статуей Будды, чтобы официально стать назваными братьями. Но в итоге все рухнуло, когда великие дела Хэлянь Ци перешли всякие границы, с тем лишь условием, что Чжао Чжэньшу не знал, что вообще происходит.

Чжан Цзинь понимал, что пытаться привлечь Чжао Чжэньшу к этому делу было абсолютно бесполезной тратой времени. Какими бы хорошими друзьями они ни были, тот оставался предан Хэлянь Ци: неизвестно, сколько нитей выгоды связывало их друг с другом. К тому же у Чжао Чжэньшу были жена и дети, большая семья и большое дело – он не стал бы рисковать ничем из этого ради их так называемой «дружбы».

Говорят, что у проституток нет чувств, а у актеров – совести. Однако у этой толпы уважаемых господ чувств и совести было не больше, чем  у шлюх и актеров, что бродили по Цзянху и напрасно протирали перила.

Чжан Цзинь спрятал тело любимого сына в ледохранилище, оставив инцидент в секрете и даже не устроив похорон. Он потратил три дня и три ночи, перебирая грязные, пыльные документы, накопившиеся за столько лет и запрятанные в самые дальний угол: приходно-расходные книги, с одной стороны, письма, с другой. После этого он сел, написал манифест и приготовил много крысиного яда. Оставив одну порцию для себя, он отложил по одной для каждой наложницы – он не мог заставить их проходить через трудности вдовства.

Закончив писать, он задумался еще над одной вещью: чтобы император увидел манифест, кто-то из столицы должен был помочь ему сразу попасть куда надо, иначе тот неизбежно затеряется, а еще хуже – попадет не в те руки. Все те связи, что господин Чжан приобрел в столице за много лет, включали людей, против которых он собирался свидетельствовать, и первым его вариантом оказался старший принц Хэлянь Чжао.

Сказав посторонним, что у него злокачественная язва, он под этим прикрытием проскользнул в столицу, дабы встретиться с Хэлянь Чжао. Сначала он демонстративно долго плакал над смертью своего несчастного сына и, только когда лицо первого принца окончательно позеленело, выдал информацию, объяснив все случившееся.

Как только Хэлянь Чжао понял, что рассказал ему Чжан Цзинь, его глаза посветлели, и он пришел в гораздо больший восторг, чем если бы увидел прекрасную женщину. Но не успел он ответить, как Чжо Сылай несколько раз кашлянул, заставил его успокоиться и для начала приказал слугам приготовить для Чжан Цзиня комнату. Затем он подошел ближе и шепотом сказал:

– Ваше Высочество, вы забыли урок, что преподал нам Цзин Бэйюань?

Хэлянь Чжао испугался. Тогда он слепо наслаждался самодовольством, а Цзин Бэйюань сделал из него инструмент для достижения собственных целей. Ослабив бдительность, он позволил этому ублюдку связать себе руки и спустя долгие годы так и не смог освободиться. За это ему до сих пор хотелось содрать с Цзин Ци шкуру. Может ли быть так, что господин Чжан был таким же?

Обдумав это, он успокоил себя и лишь холодно усмехнулся.

– Второй раз я на это не попадусь, так хоть посмотрю на их грызню.