Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 82

Пиппе исполнилось восемь лет.

И мы не праздновали.

Только когда ее сопение, через неделю после муссона, заставило меня вылезти из постели и пойти к ней, она рассказала мне об этом. Держа ее в темноте, она сломалась, не в силах больше сохранять храброе лицо, и рассказала мне самую ужасную вещь.

У нее был день рождения, а она никому не сказала.

А Коннор, будучи типичным подростком, забыл.

Мы были так далеки от праздников и юбилеев, что я даже не подумала их подготовить.

Бедняжка.

Когда мы только приехали, Коннор упомянул, что Пиппе через несколько месяцев исполнится восемь лет. Однако я никогда не спрашивала дату, потому что считала, что мы будем в своих семьях задолго до праздника. Хуже всего было то, что... я сомневалась, что вспомнила бы, если бы он мне сказал. Мой мозг не был мне другом в эти дни.

Но я ошибалась.

Прошли месяцы, а мы все еще были здесь.

И никто не суетился вокруг такой драгоценной девочки.

Я обняла ее покрепче, изливая столько ласки, сколько могла, чтобы исправить нашу ошибку. Пиппа старалась быть храброй, не желая поднимать шум, потому что она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что наши обстоятельства теперь изменились, но все еще достаточно причудливой, чтобы желать идеального званого вечера.

Гэллоуэй застал меня за укачиванием Пиппы перед самым рассветом. Наше влечение и незавершенное дело дошли до предела.

Мои соски покалывало. Моя сердцевина стала жидкой. И все внутри меня хотело обнять его, извиниться и забыть о случившемся. Притвориться, что мы никогда не сдавались, никогда не портили отношения, и попробовать снова, с чистого листа.

Почему я не могу этого сделать? Почему я не могу вернуться в прошлое и поступить иначе?

Но я не могла вернуться назад. Только исправить ситуацию.

— Прости меня, — прошептала я.

Он грустно улыбнулся.

— Не за что извиняться.

Каким-то образом, после нескольких дней перекрестного напряжения, оно растворилось... вот так.

Наши отношения вышли за рамки недопонимания и оплошностей. Они были более зрелыми, чем язвительные споры и холодные взгляды.

Мне очень, очень повезло.

Отойдя от кровати, он на цыпочках подошел к нам. От его хромоты у меня закололо сердце от тысячи сожалений, вызванных любовью. Медленно наклонившись, он поцеловал меня в макушку.

— В следующий раз... доверься мне.

Он хочет следующего раза... слава богу.

Его голубые глаза сияли.

— Если я что-то обещаю, Эстель, я это обещание выполняю. И я обещаю, что сделаю все, что ты захочешь. Я буду целовать тебя, как ты захочешь. Я буду заниматься с тобой любовью, невзирая на твои страхи.

Он поймал мои губы своими.

Поцелуй был мягким и украденным. От его прикосновения в моей крови запульсировали волны единения.

Я вздохнула ему в рот.

Нежно облизывая меня, он двигал губами, проводя теплые поцелуи по моей челюсти к уху. Его дыхание было греховно горячим, когда он прошептал:

— Я заставлю тебя кончать снова и снова, Стел, но если это означает, что я никогда не получу удовольствия, то хорошо. Я могу жить без него, если это означает, что ты будешь жить с большим удовольствием.

Его взгляд снова нашел мой.

— Ты не должна бояться меня или того, что мы будем вместе... обещай мне, что не будешь разлучать нас.

Мне так много нужно было сказать. Так много нужно было признать и так много раз извиниться.

Но сейчас было не место.

Попробовав его вкус на своей нижней губе, я прошептала:

— Сегодня вечером. Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить.

Полуулыбка заплясала по его лицу.

— Поговорить?

— Пока поговорим... — Я покраснела. — Но кто знает, что будет, когда мне надоест разговаривать.

Он усмехнулся.

— Справедливо. Это свидание.

Свидание.

По моему позвоночнику пробежала восхищенная дрожь.

Я не была на свидании целую вечность. А теперь у меня было свидание с самым сексуальным, самым удивительным мужчиной, которого я когда-либо встречала.

Мне несказанно повезло.

И снова я почувствовала, что срываюсь. Выбросив в море свое послание в бутылке, я отметила, где и как надолго я забыла, что это существование было временным и не было тем, чего я хотела.

Я не знала, радоваться мне или печалиться, что у меня было столько моментов счастья (от наблюдения за тем, как Пиппа играет со сломанным шезлонгом, Коннор распутывает рыболовную сеть, а Гэллоуэй латает крышу без рубашки), сколько я никогда не испытывала, глядя в море, ожидая, когда нас найдет лодка или самолет (привычка, которой мы все придерживались, но которая почему-то стала менее пикантной и более неудобной).

Опустив глаза, Гэллоуэй прошептал, чтобы не разбудить Пиппу:

— Что случилось? Кошмар?

Белокурые волосы упали мне на глаза, когда я посмотрела на нее сверху вниз.

— Вчера у нее был день рождения.

Боль и страдание на его лице сжимали мое сердце, пока оно не лопнуло от пропитанных кровью струн.

— Черт возьми. Я помню, как важны были дни рождения в этом возрасте. Боже, как же мы облажались.

Мы.

В смысле... мы... ее родители.

Я знала, что биологически она не была нашей, но судьба подарила ее нам. Теперь она была нашей. И Коннор тоже. Что бы ни случилось, я бы их не отпустила.

Гэллоуэй провел рукой по лицу, сгоняя остатки сонливости.

— Мы все исправим.

— Как? — Я гладила ее по волосам, не выходя из транса, в который я ее погрузила. — У нас нет ни подарков, ни торта, ни друзей, которых можно пригласить.

Он стоял во весь свой высокий рост, в его глазах пылали идеи.

— Предоставьте это мне.

— Но...

— Никаких «но». Я все исправлю. — Он ушел, не сказав больше ни слова, бесшумно погрузившись в рассвет.

Я был единственным ребенком, но это не значит, что я не умел устраивать вечеринки.

В те времена я был тихим ребенком в школе, но именно меня все приглашали на свои вечеринки. Мои родители всегда поощряли мою популярность, обеспечивая меня братьями и сестрами в виде друзей, хотя они пытались завести еще одного ребенка и потерпели неудачу.

И я не воспринимал их усилия как должное.

Я был гостеприимен как король.

Я овладел искусством светской беседы.

Я преодолевал разрыв между застенчивыми группами и сплоченными бандами.

Но это было до того, как я попал в тюрьму. В тот день, когда захлопнулся замок, моя готовность идти навстречу другим и находить дружеские отношения исчезла.

Я думал, что навсегда утратил это желание. Но это было до того, как в мою жизнь (в буквальном смысле) влетела Эстель.

Взглянув на розовеющее небо, я прикинул, что до рассвета осталось несколько часов. Эстель уложит детей спать, а я сделаю все возможное, чтобы подарить Пиппе лучший восьмой день рождения.

…

Пот стекал по моей обнаженной спине, когда я вошел в хижину и замер при виде Эстель, которая крепко спала, обхватив Пиппу, а Коннор спал на краю кровати сестры, как маленький полосатый кот.

Несмотря на наступление половой зрелости и гормональные перепады Коннора (не говоря уже о запахе тела, когда тестостерон начал действовать), он по-прежнему оставался заботливым братом, готовым на все, чтобы защитить свою плоть и кровь.

Так же, как я сделаю все, чтобы защитить Эстель.

Напившись воды из одной из наших всегда полных бутылок, я прочистил горло.

Одна за другой открылись три пары глаз, гарпуном впиваясь в мою грудь и гарантируя, что я никогда не освобожусь от этих людей.

Хлопнув в ладоши, я улыбнулся Пиппе.

— Не могла бы именинница последовать за мной? Думаю, снаружи ее ждет сюрприз.

Мгновенно загорелое, худое лицо Пиппы засветилось, как чертова сигнальная ракета (если бы только у нас была такая).