Шикша (СИ) - Фонд А. - Страница 20

— А может это она всех убила! — выкрикнула с места Нина Васильевна. А Генка обидно так засмеялся.

— Нина Васильевна! — прикрикнул на неё Бармалей. — Покиньте собрание.

— Простите, Иван Карлович, это нервы! Я больше не буду, — захлопала глазами Нина Васильевна и с места не сдвинулась.

Бармалей укоризненно покачал головой, сурово подвигал бровями, но выгонять не стал.

— Сама себе такую рану нанести она бы не смогла, — вступился за меня Колька, и народ загудел.

— Товарищи! Можно я продолжу? — возмутился Рябов. — Я не перебивал никого. Извольте теперь проявить уважение и ко мне.

Все замолчали.

— Так вот, — продолжил Рябов. — Выяснить, кто это сделал мы сегодня не смогли. Причем это может кто-то из нас, а может у него даже есть сообщники вне лагеря.

— Баба Яга? — хмыкнул Митька под смешки мужиков.

— Тихо! — стукнул кулаком по столу Бармалей.

— Я не знаю, — спокойно парировал Рябов. — Я знаю только то, что в лагере теперь находиться небезопасно. Всем нам. И мне совершенно не хочется, чтобы в один прекрасный день меня подвесили также, как эту Кошку. Извините, Иван Карлович.

Бармалей кивнул, мол, продолжай.

— Подытожу, так как время действительно позднее, — прищурился Рябов. — Я считаю, что в свете последних событий нам нельзя работать и ходить поодиночке. Предлагаю разбить всех на пары.

— А спать тоже парами будем? — хохотнул Генка, скользнув по мне взглядом, и все понятливо заулыбались.

— Нет, просто на ночь теперь нужно выставлять охрану, — парировал Рябов. — Тоже по два человека. Да, понимаю, что людей у нас почти не осталось, но тем, что остались, нужно сохранить жизни.

Его последние слова утонули в поднявшемся шуме. Все горячо заспорили, заговорили разом, завозмущались. И тщетно Бармалей и Дон Педро пытались призвать всех к порядку — взволнованные люди не слушали.

Внезапно так грохнуло, что все аж подпрыгнули от неожиданности. Аннушка вышла из своего кухонного уголка и со всей дури жахнула поварешкой по тазу.

— Тихо! — рявкнула она, — Разболтались тут! Иван Карлович же ясно сказал — по очереди!

В столовке стало тихо.

— Спасибо, Анна Петровна, — усмехнулся Бармалей. — Кто следующий желает выступить?

Больше не желал никто. Все вымотались морально и физически. Бармалей закрыл собрание, предварительно разбив всех на пары. Со мной быть в паре не хотел никто (Аннушку логично поставили в пару с Митькой, раз дежурят вместе).

— Значит, будешь с Игнатом, — сказал Бармалей.

— Зато научишься охотиться, — рассмеялся Митька.

На том собрание и закончилось.

Уже уходя, я увидела, как муха таки выбралась из варенья и улетела…

Утром меня разбудил настойчивый тихий стук по каркасу палатки. Блин, неужели я проспала пробудку? Вроде рында ещё не гремела. Или глюки?

Я прислушалась. Тихий стук повторился.

Торопливо расстегнув тент, я выглянула — рассвет только-только загорался, точнее даже не загорался, а так — едва наметился контурно. У моей палатки стоял Игнат, наш проводник и охотник, из коренных местных жителей, и с невозмутимым видом смотрел на меня.

— Пошли. Долго спишь.

— Так время какое — пяти еще даже нет, — я поёжилась от предрассветной сырости, мельком скользнув взглядом по циферблату (спасибо ребятам, починили часики) и, не сдержавшись, зевнула.

— Пошли, — дёрнул головой Игнат.

— Дай хоть оденусь, — проворчала я, задёргивая полог.

Торопливо натянула на себя одежду и выскочила наружу. Ёжась от предутренней сырости, побежала умываться, но была остановлена Игнатом:

— Потом. Пошли.

— Ну дай хоть в туалет сбегать, — возмутилась я.

Через пару минут я предстала перед Игнатом.

— Долго, — осуждающе покачал он головой, взглянув на небо. — Куртку надень. Далеко пойдём.

— У меня нет куртки, — ответила я (Аннушку будить так рано из-за куртки не хотелось).

— Есть. Тебе пякка-орфэл-куп давал.

— Кто?

— Большого Лося сильный человек, — задумчиво пожевав губами, с трудом перевёл Игнат.

— А-а-а! — обрадовалась я, — ты того охотника имеешь в виду?

Игнат кивнул. Он был неуловимо похож на него — тоже невысокого роста, с бронзовой обветренной кожей. Лицо такое же — словно высечено из камня, острый, как скальпель, взгляд бледно-стальных глаз. Но это на первый взгляд, а если присмотреться, то Игнат был какой-то помягче, что ли, попроще, чем мой таёжный спаситель.

Я сбегала во вторую хозку (была у нас еще такая маленькая платка, где хранили «грязное» оборудование (лопаты, ломы, кирки и т. д.), резиновые сапоги, и запас солярки, и забрала свой «охотничий» костюм.

Напяливая на себя куртку и сапоги доброго охотника, я порадовалась, что не позволила Аннушке их выбросить. Сапоги были мягкими и удобными. Самое удивительное — они почти не промокали.

Когда я предстала перед Игнатом в полном облачении, небо уже порозовело довольно сильно. Он взглянул на меня мельком, одобрительно кивнул и, надев рюкзак, широко зашагал по просеке промеж лысоватых ободранных лиственниц и вытянувшихся к небу ёлок. Я поспевала за ним с трудом. Так мы прошли по тайге примерно около часа, было сыровато, зябко, но я всё равно взмокла в своей теплой куртке. Игнат как-то так находил дорогу, что не пришлось ни разу продираться сквозь тальник или пробиваться через буреломы. Но всё равно идти было трудно.

Когда мы, наконец, дошли до озера, от меня, казалось, валил пар.

— Фух, — попыталась отдышаться я, и торопливо стянула куртку через голову, путаясь в завязках.

— Не надо, — неодобрительно покачал головой Игнат, но мне было жарко, и я хотела хоть немного остыть. Как раз подул легкий ветерок и стало вообще отлично.

Тем временем Игнат достал из рюкзака сеть, дал мне один конец держать, а сам, отойдя на сто метров, полез на высокий кедр. Затем слез с кедра и полез на соседнюю ель, затем — на другое дерево. В общем, таким образом он закрепил сеть на границе озера у верхушек нескольких деревьев, перегородив таким образом довольно большое пространство.

— Достань сурый поллака, — велел он, закрепляя последние веревки от сети.

Я растерялась:

— А что это?

— Ну… это… этот… маленький… это… — рассердился Игнат, но я всё равно не поняла.

— Что? Не понимаю!

Укоризненно вздохнув, Игнат слез с дерева и вытащил из рюкзака две деревянные игрушки, похожие на уток.

Это были охотничьи деревянные самодельные манки на длинных верёвочках.

Игнат забросил их подальше к центру озера, и они весело закачались на слабой водяной ряби. Затем Игнат достал похожую на приплюснутую трубочку хрень и подул в нее. Раздался похожий на кряканье резкий звук. И еще. И ещё.

Внезапно сверху зашумело, залопотало и небольшая стая уток, примерно с десяток, налетела на озеро, Игнат крякнул еще раз и, когда утки сели, одним неуловимым движением дёрнул за веревку — сеть упала с высоты деревьев и разом накрыла всю стаю. Игнат подскочил к озеру и начал тянуть за верёвку:

— На! — он быстро впихнул мне непослушный дёргающийся конец, а сам схватил большую увесистую палку. Этой палкой он принялся бить и глушить запутавшихся в сетях уток. Я аж взмокла, пытаясь удержать верёвку. Но удержала.

В результате совместных усилий, на берег были вытащены четырнадцать крупных уток.

Игнат показал мне, как снимать шкуру вместе с перьями, а сам принялся потрошить. Мы споро поработали почти часа два. Наконец, последняя утка была разделана и улеглась на влажный сфагнум в ряд к остальным сёстрам. Игнат занялся сетью, а я решила отмыть руки от крови и хоть немного умыться.

Я спустилась к густо заросшему по берегам осокой и мятликом озеру. Берег был высоковат и уходил к воде ступенчатым глиняным обрывом — приходилось цепляться за прибрежную траву, чтобы не съехать в воду. Я ухватилась за кривоватый куст тальника и осторожно поставила ногу на небольшой выступ. Наклонилась к воде, вымыла руки, затем зачерпнула и умылась. Ох, хорошо! Я опять нагнулась, зачерпнула ещё, и только стала распрямляться, как вдруг мне в нос резко залетела какая-то гадость, вроде как муха, от неожиданности я вскрикнула и взмахнула руками, пытаясь отогнать её. При этом я чуть не упала в озеро, пришлось опять ухватиться за ветки, я всё никак не могла её вытащить, наконец, эта гадость вылетела сама, оставив после себя в носу жгучую вонючую жидкость.