Магия растений: убийцы и целители - Инкрайт Фез - Страница 13

В Средиземноморье аконит произрастает в диком виде, и поэтому он был доступен грекам и римлянам для гнусных целей. Овидий назвал его «яд тещи». Удачное название, учитывая, что почти 800 лет спустя Валафрид Страбон предположил в Hortulus, что шандра обыкновенная – идеальное противоядие от отравления аконитом, «если вы обнаружите, что вас отравила ваша мачеха». В Риме аконит стал настолько распространенным инструментом для убийств на званых обедах, что в 117 г. император Траян объявил смертную казнь за его выращивание в черте города.

Где бы аконит ни произрастал, везде он связан со смертью, возрождением и магическими трансформациями. В греко-римской мифологии он был ответственен за судьбу Арахны, которая бросила вызов Афине (или Минерве) на соревнование по ткацкому искусству. Когда стало ясно, что мастерство Арахны превосходит мастерство Афины, богиня в порыве ярости обрызгала ее соком аконита и превратила в паука.

Еще одна неудивительная связь – роль аконита в рассказах о ликантропии. Говорят, что точно так же, как аконит использовался для уничтожения мародерствующих волков, он способен отгонять оборотней или иным образом останавливать их превращение[36]. В то же время считается, что он вызывает ликантропию у тех, кто прикоснется к нему в полнолуние.

Будучи популярным пищевым продуктом во всем мире, бобы не ядовиты ни в малейшей степени, но место в этой книге им обеспечила их связь с мертвыми, которая зародилась еще в Римской империи и прослеживается в наших обычаях даже сегодня.

Чтобы понять, почему бобы были так важны для римлян, нужно знать их отношение к мертвым в тот период, когда зародилась эта традиция. По мнению римлян, мертвых следовало умиротворять и почитать, потому что, если перестать это делать, они начинали являться к живым и пугать их. Их называли lemures или larvae. Эти безобразные, злобные призраки мучили родственников, принося несчастья, насылая безумие или болезни. Их боялись настолько сильно, что душевное расстройство стали называть larvaetus – «одержимый мертвецами». Умершие могли вернуться, если их смерть была неестественной, например они были убиты (военная служба не считается), лишили себя жизни или не имели могилы.

В начале мая проводился праздник Лемуралия (Лемурия), во время которого совершались обряды по изгнанию этих призраков. Глава семьи вставал в полночь и ходил по дому, бросая бобы через плечо и повторяя: «Я посылаю это, этими бобами я искупаю себя и всю свою семью». Кстати, в связи с этим весь май считался неудачным месяцем для свадеб, римская пословица гласит: Mense Maio malae nubunt – «В мае выходят замуж плохие девочки!»

Так какая же связь между бобами и призраками мертвецов? Римляне верили, что духи умерших путешествуют по полым бобовым стеблям и остаются там до тех пор, пока бобы не поспеют. Тем, кто верил, что каждый боб – это беспокойный дух мертвеца, бобовое поле, должно быть, внушало смертельный ужас. Однако есть бобы было совершенно не страшно. Кто ел много бобов, знает, что они могут вызывать метеоризм. Так вот римляне считали, что это мертвые убегают туда, где им и положено быть! Бобы также держали в доме для защиты, в надежде, что lemures вместо живых заберут духов в бобах.

Страх перед бобами не был поводом для смеха для Пифагора, знаменитого греческого философа. Существует множество рассказов о том, как он умер; однако одна легенда, например, описывает, что, убегая от преследователей, он оказался на бобовом поле. Пифагор долго колебался, не решаясь наступить на бобовые стебли, в конце концов его догнали и забили до смерти.

Связь бобов с мертвыми не осталась в прошлом. В современном Риме все еще выпекают печенье в форме бобов под названием fave dei morti (бобы мертвецов) и едят в День мертвых 2 ноября.

Обычай дошел и до Британских островов, где – в частности, в Йоркшире – считалось, что мертвые обитают в цветках бобов. В период цветения бобов повышалась вероятность несчастных случаев, особенно в угольных шахтах[37]. Скорее всего, они были вызваны сильными весенними дождями, размывавшими почву вокруг шахт, но ассоциация закрепилась прочно.

Несмотря на то что болиголов делит место в этой книге по крайней мере еще с тремя родственниками, на самом деле это член гораздо более безобидной семьи зонтичных. Его внешний вид, сходный с другими зонтичными растениями, такими как обычная морковь, петрушка и дикий кервель, иногда приводил к трагической ошибке. Все части растения болиголова очень ядовиты из-за содержащихся в них алкалоидов, а наибольшей токсичностью среди них отличается кониин – яд нервно-паралитического действия.

Слава этой древнегерманской погребальной травы, без сомнения, происходит от древних греков. В течение нескольких столетий в Афинах болиголов был официальным ядом для казней, и он в ответе за смерть многих известных исторических фигур, таких как Сократ (о его казни более подробно рассказано в начале этой книги), Ферамен и Фокион. Это растение пользовалось особым вниманием немцев: они считали, что оно наполнено ненавистью, и утверждали, что оно ненавидит те растения, которые больше нравятся людям, и его неприязнь, например к руте, настолько сильна, что она нигде не будет расти рядом с ним.

Некоторые исторические источники отмечают, что смерть от болиголова была мучительной и характеризовалась удушьем и конвульсиями. Это хороший пример того, почему полезно знать о возможном неправильном переводе или неправильной идентификации: судороги являются симптомом отравления болиголовом водяного рода (Cicuta), а не болиголовом пятнистым (C. maculatum). Истинный болиголов был выбран греками из-за его осторожной, неторопливой натуры: смерть от болиголова занимает несколько часов и приближается настолько постепенно, что иногда уже во время казни доза оказывалась недостаточной и ее нужно было повторить. Так случилось во время казни Фокиона, афинского государственного деятеля, известного своей честностью. Согласно протоколам, начальной дозы болиголова было недостаточно, и палач, пользуясь своим положением, отказался готовить вторую дозу, пока ему не заплатят дополнительные 12 драхм.

В Древней Греции самоубийство при определенных обстоятельствах считалось благородным и часто санкционировалось. На эгейском острове Кеос жители, достигнув определенного возраста, принимали болиголов, чтобы не быть обузой в старости. Философ Мишель де Монтень рассказывает об одном таком случае, который произошел в присутствии Секста Помпея, римского полководца I в. до н. э.: «Секст Помпей, направляясь в Азию, по дороге из Негропонта остановился на острове Кее. Как сообщает один из его приближенных, случилось как раз так, что, когда он там находился, одна весьма уважаемая женщина, изложив своим согражданам причины, по которым она решила покончить с собой, попросила Помпея оказать ей честь своим присутствием при ее смерти. Помпей согласился и в течение долгого времени пытался с помощью своего отменного красноречия и различных доводов отговорить ее от этого намерения, но все было напрасно, и под конец он вынужден был дать согласие на ее самоубийство. Она прожила девяносто лет в полном благополучии, и телесном, и духовном; и вот теперь, возлегши на свое более чем обычно украшенное ложе, она, опершись на локоть, промолвила: «[…] что касается меня, то фортуна всегда обращала ко мне свой благой лик, и вот боязнь, как бы желание жить дольше не принудило меня узреть другой ее лик, побуждает меня отказаться от дальнейшего существования, оставив двух дочерей и множество внуков». Сказав это, она дала наставления своим близким и призвала их к миру и согласию, разделила между ними свое имущество и поручила домашних богов своей старшей дочери; затем она твердой рукой взяла чашу с ядом и, вознеся мольбы Меркурию и попросив его уготовить ей какое-нибудь спокойное местечко в загробном мире, быстро выпила смертельный напиток. Но она продолжала следить за последствиями своего поступка; чувствуя, как ее органы один за другим охватывал леденящий холод, она заявила под конец, что холод этот добрался до ее сердца и внутренностей, и подозвала своих дочерей, чтобы те сотворили над ней последнюю молитву и закрыли ей глаза».