Тот самый (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 10

— Когда? — выстрелил я новым вопросом.

— Месяца… Ик, полтора назад.

— И не отыгрался.

— Не, сука.

Плечи Геры поникли. Из груди вырвался тяжелый вздох.

Я прищурился: Гера бессовестно врал. За те пару часов, что мы знакомы, я его уже видел всякого: и наглого, и пьяного, и трусливого, и вообще без всякого соображения… А вот сейчас Гера врал. Неумело отводил взгляд, пыхтел, теребил пуговицу на пальто.

— Ты кровь видишь? — спросил я.

— Ну…

— Что «ну»?

— Ну вижу…

Дальше была чистая импровизация, которая, как я потом узнал, недалеко ушла от истины.

— Это значит, она кого-то нашла, понял? Не получилось достать тебя — полетела, напала на какого-то бедолагу, и загрызла… И теперь его смерть на твоей совести, Гера.

— Одним бомжом больше, одним меньше, — всё так же пряча глаза, угрюмо и упёрто пробубнил гость.

— Но ты ведь не можешь прятаться от неё вечно. Однажды ты выйдешь на улицу, и она…

— Вы обещали! — заверещал Гера. — Вы обещали защитить меня от неё!

— Обещал мой шеф, — спокойно сказал я.

Эх, жалко, не осталось сигарет! Как бы эффектно и хладнокровно можно было выдуть дым из ноздрей, затушить бычок — как точку в предложении, как окончательный приговор…

— Твой шеф сказал, что я могу больше ни о чём не беспокоиться, — упорно глядя в стол, бубнил Гера. — Сказал, что он займётся моим делом, и что я…

— Я могу выкинуть тебя из круга, — сказал я, начиная закипать. Обо всех навыках переговорщика я в этот момент как-то забыл, не думал. — Могу просто стереть соль в одном месте, впустить духа, а потом выйти и запереть круг вновь. И шеф будет ни при чём. Его ведь здесь нет, а я скажу, что ты сам…

В этот момент я ненавидел себя. Ненавидел всей душой, всеми жилками и клеточками. И я был рад, что Гера прячет глаза: потому что мысленным взором видел совсем другие. Огромные от боли, чёрные от расширившихся зрачков, жгучие от ненависти. В них горел огонь фанатизма, негасимый пламень веры…

— Давай, колись, Гера, — сказал я, успокаиваясь. — Ты ведь отыгрался, верно? Воспользовавшись секретом той своей знакомой… — он упорно молчал. — Оговорка по Фрейду. Знаешь, что это такое? Это когда преступник сам, не осознавая, хочет, чтобы его поймали. Он ошибается намеренно, сам даёт подсказки. Ключи к преступлению, котороя он совершил.

— Я не преступник! — завизжал гость. — Это был несчастный случай, я не хотел, — он прижал кулаки к глазам и снова зарыдал. Сквозь сопли и слёзы доносилось бормотание: — Я не хотел, так получилось… Она сама…

— Может, ты и не хотел, — сказал я. — Но видишь ли, дух думает иначе. Он не стал бы являться тебе, если б не верил, что виноват именно ты. А теперь самое главное: не зная, что конкретно ты сделал, я не смогу тебе помочь.

Геру трясло.

— Ладно, давай я буду говорить, — я знал, что так легче. Когда говорит кто-то другой, ты как бы и ни причём. Просто киваешь в такт словам — кто тебе запретит? Но сам, сам ты ничего не говоришь… — У тебя есть знакомая, которая пользуется необыкновенным везением в картах, так? — Гера мелко закивал. — И проиграв двести тысяч, ты пошел к ней, — снова кивок, кулаки прижаты к глазам.

Я вспомнил слова Геры, сказанные про карты: — Играю я редко, остаюсь при своих…

— Ты ведь не любил рисковать, правда? Не любил ни крупных выигрышей, ни проигрышей. Но в тот раз тебе не повезло. А отдавать-то нечем, верно? И ты пошел к ней… В ногах валялся, умолял. И она согласилась. Она бы и так согласилась, но видеть твоё унижение ей было приятно. Что было дальше?

— Она назвала мне карты, — я налил Гере водки, и он выпил её, икая и причмокивая, как воду. — И сказала ставить по одной, один раз за талью. Но главное условие… Главное, выиграв трижды, никогда больше не играть. Вообще. И я обещал, — после водки Гера пришел в себя, и теперь слова лились из него потоком — не остановить. — Отыгрался, на следующий день поставил ещё… Выиграл.

И он вновь замолчал. Вновь уставился в стол, затеребил пуговицу.

— Дай угадаю: тебе показалось мало.

— Тебе когда-нибудь шла карта? — сипло спросил Гера. — Это… Это круто. Как будто ты — хозяин мира.

— Значит, тебе показалось мало, — уточнил я. — И ты поставил в третий раз. И конечно же, проиграл.

— Сука, — устало выругался Гера. — Разве можно так над человеком издеваться? При разводе забрала всё: дом, машину, дачу на море… У меня осталась только игра. Но она умудрилась отнять и её.

— Значит, этой женщиной была твоя собственная жена.

— Она меня сделала. Обобрала сверху до низу. И всё из-за секретарши. Отомстила, блин. Я не хотел её убивать. Справедливости хотел… — он посмотрел на меня с вызовом. Нос хлюпает, глаза красные… — Я не хотел её убивать.

И тут женщина в белом появилась в третий раз.

На этот раз женщина даже не походила на духа: тело утратило прозрачность, стало плотным и обрело цвет.

Крашеная блондинка. Пышная, ярко накрашенная, в домашнем халате с рюшами.

Появившись за пределами солевого круга, в котором сидели мы с Герой, она сложила руки на груди и выставила полную ногу в тапке с пушистым помпоном. То, что я принял за помаду, было кровью на губах. Вместо глаз зияли чёрные дыры.

Несоответствие обыденного её домашнего облика и поведения, с страшным потусторонним лицом, внушало дикий экзистенциальный ужас.

Гера вновь завыл и попытался юркнуть под стойку, но женщина оборотила к нему пустые глазницы, и он застыл. Только мелко икал и подрагивал, как студень.

— Держись, Герасим, — тихо сказал я, едва разлепляя заледеневшие губы. — Через соль ей не пройти, а к утру дух обязательно развеется.

— Я к утру кони двину, — Гера вновь попытался упасть. Я ногой толкнул к нему табурет.

— А я тебя всё равно достану, — вдруг, совершенно спокойно, сказала женщина.

— Ты мне и так всю кровь выпила!.. — заверещал мой гость. — Всё ведь забрала, сука. Голого оставила!

Женщина мстительно улыбнулась, а затем наклонилась — волосы замели пол — и подула на соль.

Дыхание её было ледяным, в нём угадывались запахи промёрзшей могилы, мокрого дерева и сопрелых тряпок.

Крупинки соли начали размываться, разбегаться в стороны, как живые, и стало понятно, что через пару секунд круг перестанет быть цельным.

Взяв в одну руку нож, а в другую — тяжелый металлический табурет, я скомандовал Гере: как только круг разомкнётся — беги.

Последние крупинки откатились в сторону, женщина мстительно расхохоталась, а Гера рванул. Только рванул он не вдоль барной стойки, в обход круга, а прямо через него, как больной лось. Соль из-под его копыт брызнула в разные стороны.

План был таков: дух врывается в круг из соли, мы с Герой выскакиваем, и запечатываем линию за собой… Но то-ли я выразился недостаточно ясно, то-ли у гостя моего при виде бывшей жены, покойницы, последний разум отшибло, но всё пошло прахом.

Круг больше не был кругом и дух мог свободно перемещаться, куда захочет. А захотел он, разумеется, напасть на бывшего мужа.

На мгновение очертания женщины в халате размылись, стали белым облаком, а в следующий миг облепили грузную Герину фигуру, словно ватное одеяло.

Я растерялся. Не думая, попытался сорвать с него это одеяло, но руку обожгло, как огнём, и только прижав пострадавшую конечность к себе, я понял, что ожог был ледяным.

— А-А-А-У-У-У… — доносилось из зыбкого кокона, и не различить было, дух это воет, или человек.