Пять секунд будущего. Морпех Рейха (СИ) - Тепеш Влад - Страница 8

— А почему вы сразу не сообщите службе безопасности о том, что знаете, обо мне, например?

— А давайте предположим, герр Неизвестный, что вы — преступник в бегах, шпион или даже культист. В этом случае вас возьмут под стражу. Посадят в следственный изолятор, где Райнеры смогут вас достать и заставить замолчать навсегда. Так себе вариант, правда? Потому вы поживете в полной безопасности здесь, и появитесь, словно чертик из табакерки, в самый важный момент. На суде. Со своей стороны, я обещаю вам любую поддержку в рамках закона — лучшие юристы и все такое — и кроме того, ваша помощь следствию по делу Райнеров даст вам возможность просить о снисхождении уже по вашему делу.

— Звучит разумно.

— Я не сомневался, что мы найдем общий язык. Как вы понимаете, я буду вынужден ограничить вашу свободу перемещения…

— Совсем недавно, можно сказать, и трех часов не прошло, кое-кто уже так делал, и чем это для них кончилось? — намекнул я.

— Речь не о наручниках — ограничение перемещения это не совсем то же самое, что заковать в кандалы… Поймите меня правильно. Вас привезли из лаборатории Райнеров, а это уже само по себе пугает любого, кто знает, чем эти люди грешат против закона, против Рейха и против самой человечности… Харриман, покажите снимки.

И Харриман протянул мне планшет, на котором застыл кадр или фотоснимок, и на этом снимке я увидел нечто кошмарное. Нечто, бывшее ранее человеком и все еще похожее на него, но… Этот широко открытый рот, это перекошенное лицо, длинные когти на концах все еще похожих на человеческие пальцы… И эти глаза — в них не осталось ничего человеческого.

— Боже мой, что это?!!

— Это вендиго. Убит год назад возле Германии. Не доказано, что это дело рук Райнеров, но откуда возьмется вендиго в самом сердце Рейха?!

Я чуть напрягся и понял, что именно в его словах показалось мне странным.

— Возле… Германии?

— Да, тут неподалеку.

— Германия — это?..

— Столица Рейха. Бывший Берлин. Мы сейчас находимся в пригороде Германии.

Итак, еще одно доказательство, что Гитлер победил, раз его план по превращению Берлина в суперстолицу тысячелетнего Рейха воплощен в жизнь. И что теперь делать?

Я со вздохом взглянул на планшет еще раз:

— Но ведь очевидно же, что это какой-то монстр, а у меня изменений нет никаких?

— Верно. Но мы не знаем, как далеко зашли извращенные эксперименты Райнеров и какие еще гнусные тайны наших врагов в их руках. Кроме того, мы не знаем пока, кто вы такой. Сами понимаете.

— Понимаю, — вздохнул я. — Ах да, забыл сказать… Райнеры знают, что в инциденте замешаны вы, и догадаются, что я скрываюсь у вас.

— Почему вы так считаете?

— В телефонном разговоре прозвучало слово «пронюхали», после чего меня решили незамедлительно убрать и переписать данные на удаленный съемный носитель.

— И переписали?

— Нет, я отменил операцию и стер то, что было скопировано, с самого носителя. Ну и грохнул обе базы данных на сервере.

— Не повезло с выбором жертвы, — негромко засмеялся Рутгер. — Впрочем, сюда Райнеры точно не проникнут. Даю гарантию. А теперь пусть Кеплер снимет отпечатки пальцев.

Меня устроили в отдельной комнате в блоке для проживания военного персонала, то есть по соседству с охранной поместья. Комната — не особые хоромы, но и не тесная, на стене — плоский телевизор, кондиционер, кровать, кресло, стол, два стула и компактный санузел. Окно выходит в сад, стекло без решеток — но пуленепробиваемое и с сигнализацией. На двери — замок, который запирается изнутри, а не снаружи, так что у меня остается хотя бы иллюзия ограниченной свободы.

Режим, ясное дело, строгий: выйти отсюда я могу только в холл, хотя и этого не рекомендуется без необходимости. В холле, ясное дело, специально из-за меня поставлены два охранника, верней, посажены на мягкий диван.

Поесть мне принесут, при необходимости вызовут медиков или отведут меня к ним — а больше вроде как мне и незачем покидать комнату, если у меня нет никаких недобрых намерений.

Я уселся в кресло, закрыл глаза и задумался. Кто я такой? Почему Брунгильда обнаружила у меня баварский акцент, если немецкий не мой родной язык? Почему я помню детали, которые явно не имели места быть, вроде самоубийства Гитлера и поражения нацистов?

Правда, долго думать мне не дали: вскоре раздался стук в дверь.

— Войдите, — отозвался я.

Дверь открылась, и служанка в форменном наряде вкатила столик на колесиках.

— Ваш ужин, майн герр.

— Спасибо, — сказал я, — оставьте на столе, пожалуйста.

Служанка — упитанная, румяная и толстощекая. Обычная такая девица лет двадцати пяти. Позади нее в коридоре я заметил охранника, который в комнату не вошел, но внимательно следил за моими действиями, так что я решил его не напрягать и остался в кресле, пока служанка не переставила накрытые крышками тарелки и столовые приборы на стол и не ушла.

Затем я пересел за стол и принялся за еду. Суп «айнтопф» с говядиной, жареный картофель с крупным шницелем, салат, ломоть вишневого пирога и ананасовый сок — неплохое меню, готовка безукоризненная.

«Айнтопф» пошел быстро, а затем я «снизил обороты» и принялся одновременно с работой челюстей прокручивать в голове все те странности, которые случились со мной за последние часы.

Первое — «Хассельхофф Хаус». Я не мог знать, что фраза про «Дом Хассельхофф» откроет магнитные замки, как не знал о самом Доме.

Второе — угадывание паролей и открывание кодовых замков. Я просто опускал пальцы на клавиатуру или тыкал в кнопки — и вуаля. Если я и знал эти коды ранее…

По спине пополз холодок: а ведь если я действительно знал эти коды ранее — то, значит, я имею отношение к Дому Райнеров. И если я оказался на лабораторном столе — значит, Дом Райнеров решил от меня избавиться. Я буквально почувствовал на затылке ледяное дыхание толстой полярной лисички: Райнеры мне уже не друзья, а Айзенштайны ими никогда и не были. Между молотом и наковальней.

Третье… Я закрыл глаза и постарался максимально воспроизвести в памяти события. Вот тощий тип указывает на меня пальцем, и я успеваю броситься в сторону за миг до того, как он пальнул из пальца молнией. Но откуда я знал, что нужно бояться пальца?!!

Дальше — интересней. Я выхожу в коридор, отшатываюсь — и мимо свистит дротик. Я не слышал хлопка и не видел Брунгильду, ведь она была невидимой. Получается, я увернулся от выстрела еще до того, как узнал, что в меня стреляют! Наконец, при выстреле с такой дистанции, пусть это даже не пуля, а относительно медленный дротик, время полета настолько мало, что человек не может увернуться, особенно такой избитый, как я. Получается — я начал уклонение до собственно выстрела.

Ну и как все это возможно?!

Я меланхолично дожевал шницель, разобрался с пирогом, допил сок, поднялся и вышел в холл, где в меня сразу же уперлись взгляды охранников.

— Прошу прощения, монетки не найдется? — спросил я.

— Монетки? — переспросил один.

— Ага. Монетка. Ну, «орел-решка».

Он сунул руку в карман, достал монету и бросил мне, я поймал ее на лету.

— Спасибо. Кстати… Вы знаете что-то о Доме Хассельхофф?

— Само собой.

— Что или кто это?

— Промышленники, — ответил второй охранник. — Крупнейший производитель полицейского оборудования во всем Рейхе. Бронежилеты, каски, щиты, дубинки, спецсредства и тому подобное, кое-какое вооружение для полицейских нужд тоже. Вот это, — похлопал он по «ружью», лежащему у него на коленях, — тоже сделано ими.

— Понятно. Спасибо.

Я вернулся в комнату, сел в кресло и повертел монету в руках. Пять пфеннигов, год выпуска тысяча девятьсот восьмидесятый, выглядит довольно новым.

Итак, одна неясность обрела объяснение: Хассельхоффы изготовляют в том числе и магнитные фиксаторы. При этом они подстраховались и вставили в свою продукцию лазейку для самих себя, чтобы наручниками или оковами, сделанными ими, нельзя было заковать их самих. Умно. А сам я, видимо, имел отношение к этому Дому, раз подсознательно знал кодовую фразу.