Осень на краю - Арсеньева Елена - Страница 25
- Предыдущая
- 25/98
- Следующая
Ох, лукавила она! На самом деле не жила и не обходилась, они мучили ее денно и нощно, спать не давали. Вернуться бы туда... Вернуться – и все начать сначала. Всем отомстить, расставить фигурки на шахматной доске Жизни по своему произволу, а не так, как они стоят теперь. Да, некоторые расставить, а некоторые смести – небрежно, одним движением ладони: Смольников, агент Охтин, этих в первую очередь, конечно, и Сашку Русанову не забыть, и...
Она вздрогнула. Что такое? Блеяние слышится, что ли?
Мурашки побежали по спине.
Блеяние раздавалось словно из-под земли. Может, это уже правят свой шабаш черти, желтые и синие?
Марина пошла совсем тихо. Блеяние приближалось. Э, да вон откуда оно доносится, из той свежевырытой могилы! Похоже на то... И кто-то бьется, топочет там... Да ведь это, кажется, коза! Никаких чертей – коза, самая обыкновенная! Ну, может, козел – не видя, утверждать трудно. Животина небось сорвалась в приготовленную могильщиками яму, пока бродила по холмикам, общипывая травку.
Эх, бедная коза, ну что же делать, придется тебе до утра помучиться... Марине тебя в одиночку не вытянуть, а звать на подмогу некого. К тому же у нее еще свои дела не сделаны...
– Потерпи, – сказала Марина громко, словно коза могла ее услышать и понять. – Потерпи до утра, а я, как рассветет, пошлю Сяо-лю к сторожу, и он тебя вытащит.
Коза, похоже, услышала ее голос и от неожиданности умолкла, словно пыталась понять, что ей говорят. И в некое краткое мгновение тишины Марина вдруг уловила хруст травы за своей спиной – хруст травы под чьими-то шагами.
Обернулась – и увидела высокую, даже, ей показалось, непомерно высокую фигуру, белую, странно колышущуюся, которая приближалась к ней в потоках лунного света и протягивала вперед руки...
«Могильные черти не синие и не желтые, они белые!» – успела подумать Марина, прежде чем свалилась в глубокий обморок.
Она очнулась оттого, что кто-то легонько трепал ее по щекам, приговаривая:
– Ну-ну, фрейлейн... Очнуться! Фрейлейн... А, zum Teufel!
Zum Teufel? Это значит по-немецки – к черту. Черти, что же, говорят по-немецки? Или это могильный морок?
Марина открыла глаза и увидела вполне человеческое лицо, склонившееся над ней. Черты не различишь, но это мужчина, лет сорока, с тревогой глядит на нее...
– Вы тут никого не видели? – спросила Марина, удивляясь, как слабо звучит ее голос.
– Кого именно? – осведомился незнакомец очень вежливо, но несколько странно выговаривая слова.
«Белого черта», – чуть не сказала Марина, но вовремя спохватилась и промолчала.
– Я видел line Ziege, – сказал человек, все так же странно, с отчетливым акцентом. И повторил по-русски: – Коза, так, правильно? Очень громко кричать... мяукать... Нет, не знаю, как по-русски!
– Вы немец? – наконец-то дошло до нее.
– Австриец, – проговорил мужчина мягко. Глаза его были затенены длинными ресницами, и Марина раздраженно поморщилась. Она не терпела длинных ресниц у мужчин!
Австриец встревожился, почувствовав ее недовольство:
– Вы не выдадите меня полицай?
– Зачем?! Почему?! – непомерно удивилась Марина. И тотчас сообразила: – О... вы пленный?
– Ja, ja, – кивнул он с улыбкой, и она увидела блеск его зубов в лунном свете. – Nat?rlich!
– Как вы здесь оказались? Ведь ваш лагерь далеко, на Николо-Александровской пристани.
– О нет, я не оттуда. Мы сейчас стоим в казармах, Артиллерийская гора, близко здесь... близко сюда.
– А что вы здесь делаете? – спросила Марина, попытавшись сесть.
– Нет, нет, лежать, лежать! – строго велел австриец. – Возможно, вы ударять ваш голова. Я очень виноват. Я вас пугать. Я видеть коза... нет, я слышать коза, который очень громко кричать...
– Ну и что вы с ней сделали? – перебила Марина. – Почему она теперь молчит? Вы ее застрелили?!
И она привстала было, но руки австрийца снова мягко надавили на ее плечи:
– Verboten! Нельзя! Надо лежать. Почему вы говорить, я стрелял коза? Я ее... как это... спасать!
– Вы вытащили ее из могилы? Сами? Один? – не поверила Марина.
А мужчина поглядел лукаво:
– Нет, мы были два. Теперь он уходить, а я остаться с вами.
– Почему?
Он смотрел задумчиво:
– Я виноват. Я вас пугать. Я должен помогать. Я уже помогал вам. – Он улыбнулся, глядя ей в глаза: – И... es ist sch?n... это красиво.
– Что?! – Толстый Мопс, Мопся Аверьянова вытаращила глаза. Слово «красиво» по отношению к ней?!
– Красиво, да, – повторил австриец. – Когда красивая женщина лежит, она такая... она как будто... sie wartet seinen Mann... она ждет своего мужчину.
Марина растерянно моргнула, глядя в его затененные длинными ресницами глаза. Он улыбнулся, вздохнул. Рука шелохнулась на ее плече, палец медленно прошелся по ключице, скользнул в ямочку на горле и замер там, словно в нерешительности.
Марина закрыла глаза. Чудилось, внизу ее живота возник и ринулся вверх, к голове и сердцу, огненный ком, причиняющий сладкую боль. Прохладные пальцы австрийца проникли под расстегнутый ворот платья, погладили грудь, накрыли ее ласковой чашечкой, легонько потерли сосок. Марина тихо ахнула и обняла австрийца одной рукой, другой нетерпеливо таща вверх подол своего платья...
Они долго лежали, распластанные, тяжело дыша, почти уничтоженные силой влечения, швырнувшего их друг к другу. Марина, у которой не было мужчины уже больше двух лет, и этот солдат, который, очень может быть, не знал женщины с тех пор, как его призвали в армию... Они получили первое торопливое утоление, оглушительно внезапное, бурное и сладостное чуть ли не до слез, однако оба знали, что еще не пресытились друг другом и даже не насытились, только первый голод утолили, знали, что сейчас переведут дыхание – и снова прильнут друг к другу.
А все-таки что делал здесь этот австриец? Может, у него склонность к меланхолии? Вот он и гуляет ночами по кладбищу, не думая о впечатлении, которое может произвести на случайного прохожего. Нет, конечно, он не ждал, что кого-то встретит здесь. Не ждал, что его выцветший зеленый мундир в лунном свете покажется Марине похожим на белые одеяния призрака или черта.
Зеленый?
«Капитана в селёной пидзаке ходила, смесно говорила!.. Моя на кладбиссе безай, капитана там гуляй. Капитана железяка хватай, безай, хунхуза убивай, мадама Маринка спасай. Надо капитана двери открывай, спасибо говори!» – зазвучал в ее голове голосишко Сяо-лю.
Зеленый пиджак – китель. Выговор австрийца должен был показаться Сяо-лю смешным. И он сказал: «Я уже помогал вам»...
Боже ты мой, Господи!
– Так это был ты? – приподнялась на локте Марина. – Ты был здесь в ту ночь, тебя позвала Сяо-лю, ты убил...
Он лукаво улыбнулся, прижал палец к ее губам:
– Тс-с! Не говорить solche gefцhrlichen Wьrter, такие опасные слова... Кто кого убивать? Unser Gott, добрый Бог послать свой Engel, как послал его Аврааму, чтобы спасти Исаака!
Марина порывисто схватила его руку, прижала к губам:
– Мне наплевать на Авраама и Бога! И на ангела тоже! Ты спас меня! Ты! Почему же ты ушел тогда, не дал мне поблагодарить тебя?
– Ты благодарила сейчас, – шепнул он в ее губы.
Теперь они не пожирали друг друга телами, а наслаждались. И, поднимая и опуская бедра, Марина медленно думала об этом человеке, которого ей послал то ли в самом деле Gott, то ли черти, желтые или синие, а может, и все они, вместе взятые. Он – пленный, такой же пария, как она. Они могли бы соединить свои судьбы... Общество осудит? Оно уже осудило их, куда же больше... Не потому ли так остро, так невыносимо остро, до слез, чувствует она наслаждение, что совокупление с этим мужчиной – вызов ненавистному обществу?
– А что ты здесь делал? – спросила Марина, когда бешеный припадок плотского восторга вновь опустошил их тела и разметал по земле.
Он вздохнул и промолчал.
– Не хочешь говорить? Ты не веришь мне, а зря. А вот я – верю тебе! Я готова свою жизнь тебе вручить, тем более что ты однажды уже спас мою жизнь.
- Предыдущая
- 25/98
- Следующая
