Тень Великого Древа (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич - Страница 1

Июль 1775г. от Сошествия

Рейс

- Проснись, - просит женщина.

Однако Эрвин не спит. Сквозь рваную, мучительную дремоту он слушает звуки Степи. Кричит ночная птица, что-то ползает в траве, кто-то мелкий роет землю, скребет коготками, пыхтит. Ветер волною проходит по стеблям, издавая тихий протяжный шорох. Кажется, Степь жива. У нее повадки ночного хищника. Она только и ждет, чтобы жертва уснула покрепче.

- Открой глаза. Поговори со мной.

Он поднимает веки. Видит мертвенно-белую, пугающе близкую Звезду. Видит темные фигуры часовых на вахте. Чувствует запах пыльного, грязного тела – своего собственного. Слышит стон. Стоны звучат регулярно, без них не проходит и пяти минут. Герцог ночует в безопасном центре лагеря, тут же и раненые, рукой подать.

- Уйди, - просит Эрвин. – Я попытаюсь уснуть, пока кто-то еще не застонал.

И он, и женщина знают тщетность попытки. Раненые – это иксы, лучшие из кайров. Они стараются терпеть молча. Эрвин слышит их стоны – тихие, сдавленные, процеженные сквозь зубы – и ощущает чужую боль, как свою. Кажется, это его тело покрыто ожогами от Перстов, это его ребра торчат из-под обугленной кожи…

Впрочем, стонами не обходится. Есть порог, за которым страдание пересиливает волю. Достигнув предела, раненый начинает орать и уже не может остановиться. Ордж и снадобья истрачены, да их и было-то - чуть. Нет средства унять боль. Несчастный мечется по земле и кричит, пока не рухнет в забытье. Эрвин умеет отличать крики тех, кто не дотянет до утра. Смерть приходит за добычей перед рассветом, будто на дежурство. Проснувшись, герцог слушает доклад о том, скольких она забрала.

- Уйди же!

Смерть, Степь, Тревога – пускай все уйдут. Эрвин хочет оказаться в глубоком подземелье, куда не доносятся звуки. Где никто не подойдет с докладом…

- Проснись и услышь, - приказывает женщина.

Он поднимает голову, чтобы увидеть ее. Он моргает и трет глаза. Это не альтесса Тревога!

- Я брежу, - говорит Эрвин.

Кажется, он не ранен и даже почти здоров, но в этом нельзя быть уверенным. Он так часто слышит стоны, видит изрубленных, сожженных, изломанных людей, что и сам себе кажется больным.

А вдобавок – жратва. Войско идет по Степи, питаясь подножной пищей: кореньями, травой и грызунами. Эрвину не удается переваривать эту дрянь. Его постоянно мутит, от истощенья голова идет кругом. Теперь добавился бред…

- Ты никогда не говорила со мной. Я только видел тебя, но не слышал. Значит, сейчас я схожу с ума.

- Я заговорила, чтобы разрушить иллюзии, - произносит Светлая Агата. – Молчание можно ошибочно принять за одобрение. Мне стыдно смотреть на тебя.

- Бред, - говорит Эрвин. – Как тебе может быть стыдно?! Я выиграл все битвы, кроме одной. Меня разбили Перстами, никто бы не справился на моем месте!

Агата отворачивается. Смотрит на лазарет… то есть, на ряды тел, разложенных по голой траве. Припасы и шатры остались в кораблях, снадобья – там же. Раненым – никакой надежды.

- Мог предугадать… - говорит Эрвин. – Но тьма, я же не всевидящий, в отличие от тебя! Я надеялся обогнать Пауля. Не мог знать, что он уже был в Рей-Рое!

Агата смотрит в лицо одному из калек. Ей известно, в какой день он испустит дух. Завтра, послезавтра…

- Мне стыдно, - произносит Праматерь.

- Я делаю, что могу! – Шипит сквозь зубы герцог. – У меня триста сорок человек, из которых семьдесят раненых. Мы – походный лазарет, а не войско. Я отступаю, чтобы спасти жизни!

Конечно, Агата сама знает все. Сокрушительный удар нанесла Эрвину одна сотня шаванов. Всего лишь одна сотня с двумя Предметами! Сейчас по следам северян скачут полтысячи всадников. У них опытный вождь и Персты Вильгельма, здоровые воины, сильные кони. Им в помощь – сама Степь. В ней нет спасения от Перстов!

Если ганта Ондей настигнет северян, он перебьет их с расстояния, укрывшись за спинами всадников. Атака безнадежна: у врага двойной перевес и Персты. Оборона безнадежна: местность ровна, как стол, нигде не спрячешься. Мертвых кайров Ондей бросит на съедение шакалам; живых протащит за конями, размазав по Степи. Из кожи проклятых волков сошьют шатры, из черепов изготовят чаши… Все, что может сделать герцог для своих людей, - отступать на Запад, вглубь Степи. Мучиться от горечи поражения, от неизвестности, от жутких ночных стонов. Считать трупы товарищей, зарытые в чужой земле. Ондей выкопает их, чтоб поглумиться. Тела скормит шакалам, головы нанижет на копья… Этому никак не помешать. Все, что можно, - спасти тех, кто пока еще жив.

Всевидящая Праматерь знает все это, но кривится от презрения.

Она говорит:

- Ты сильно разочаровал меня.

Обида кровью бьет в лицо Эрвину.

- А что я по-твоему должен, тьма сожри?! На юге – Рей-Рой, на севере – орда, на востоке – ганта с Перстами! Один способ спасти людей – отступать. Один путь для отступления – на запад.

- Стыдно, что я должна говорить это вслух. Разбей их.

Он смеется с болью в груди. Агата издевается. Она прекрасно знает: нет защиты от Перстов в чистом поле. Вдобавок, у Ондея двойной перевес и свежие кони. Он применит любимую тактику кочевников: обстрел с расстояния. У кайров с мечами меньше шансов против этого, чем у енота против арбалетчика!

- Знаешь, Агата, я всегда подозревал, что твоя слава - вымысел фанатиков. Ты ничего не смыслишь в военном деле. Нельзя победить в такой ситуации!

- Я больше не приду, - говорит Праматерь. - Когда будешь умирать, не смей произносить мое имя.

Она тает в воздухе.

Эрвин не двигается с места. Сидит, слушая стоны раненых, мерзкое копошение в траве и крики ночных птиц.

Говорит, обращаясь к давно ушедшей Агате:

- На самом деле, ты совсем глупа. Даже если я выиграю бой, чего быть не может, то потеряю большинство иксов. Тех, кто останется, переварит сама Степь. Нас ненавидит каждое живое существо на сотни миль вокруг!

Он открывает сумку, извлекает карту и карандаш. В блеклом свете луны ищет на карте хотя бы подобие места, где можно построить оборону. Он делал это прежде десятки раз с одинаковым результатом. Это же Степь, сожри ее Гнойный Червь на пару с тьмою! Наибольший холм – с домишко высотой, крутейший овраг – глубиной с могилу.

Эрвин достает блокнот и водит карандашом по листу. Рисует квадратики отрядов, стрелками размечает маневры. Один квадрат, два в глубину, три по фронту, сильный центр, сильные фланги, обход слева, обход справа… Чертит, зачеркивает, чертит, зачеркивает, чертит, рвет лист на клочки. Пропащее дело! Иксы безоружны против Перстов. Только отступать…

Любой ценой избегать боя. Найти свежих коней, пересечь Степь. Достичь океана Бездны, раздобыть корабль. Вернуться на Север.

А что будет там? Что оставит от Севера орда Кукловода? Много ли шансов у отца и сестры?..

Открыв чистый лист, он рисует вновь. На сей раз вместо схемы боя карандашные штрихи образуют фигуру человека.

В минуту отчаянья храбрость одного бойца спасла целое войско. Этим человеком оказался шаван, работорговец и бывший враг – ганта Гроза.

Сотня всадников вырвалась из ворот Рей-Роя и помчала на северян, во главе ее скакал перстоносец. Второй бил огненными шарами сверху, с городской стены. Отряд иксов оказался беззащитен, Перстам требовались считанные минуты, чтобы истребить его. Пока шаванская конница еще не полностью выехала из ворот, не выстроилась в боевой порядок, оставался шанс: развернуться и умчать. Положиться на удачу и скорость коней, оставить врагов глотать пыль…

Если б северяне поступили так, они погибли бы. Носитель Перста мчал бы следом и сжигал кайров одного за другим, пока не осталось бы никого. Ганта Гроза первым нашел выход:

- За мной, волчары! За мной, сучьи дети!