Из Лондона с любовью - Джио Сара - Страница 8

– И хотя это совсем близко к центру Лондона, – говорит водитель, – Примроуз-Хилл, как ни странно, расположен на возвышенности. Шестьдесят три метра над уровнем моря.

Я улыбаюсь: хорошо, что мне попался такой осведомленный таксист.

Несколько минут спустя он останавливает машину перед бледно-розовым трехэтажным зданием. «КНИЖНЫЙ САД» – гласит вывеска над дверью первого этажа. На нее садится голубь, клюет ее краешек и взмывает вверх. Я слежу за его полетом и замечаю, что шторы на двух верхних этажах задернуты. С подоконников свисают увядшие цветы. Все это выглядит совершенно ненастоящим. Эта сцена словно сошла со страниц любимого старого романа и не имеет ничего общего с моей расхристанной жизнью.

– Должно быть, это здесь, – говорю я, расплачиваясь. Водитель выгружает мои чемоданы на обочину.

– Добро пожаловать домой, – говорит он.

– Разве я говорила, что…

– Думаю, вам здесь понравится, – перебивает он. – Вот увидите.

Я озираюсь, осваивая это незнакомое место, обстановку, в которой без меня жила мама. В кресле у окна греется на солнышке пушистый кот. Я почти слышу сквозь стекло его мурлыканье, как будто он зовет меня войти. Я тянусь к дверной ручке: заперто. Мои внутренние часы отключены, поэтому я не сразу соображаю, что сейчас воскресное утро, слишком раннее для того, чтобы книжный магазин на окраине работал.

Я обхожу здание по узкой дорожке, ведущей к другому входу, роюсь в сумке и нахожу ключи от дома, которые мне прислала компания «Бевинс и партнеры». Дверь открывается со скрежетом, как будто потягиваясь после долгого сна. Я сгружаю чемоданы в маленькой прихожей. Нет смысла тащить их наверх, ведь у меня уже заказан номер в гостинице поблизости.

Лестница скрипит и стонет под моими ногами. Я поднимаюсь в квартиру на втором этаже и стучу в дверь, чтобы представиться ее обитателям.

Мне открывает женщина примерно моего возраста, лет тридцати с небольшим: к правому уху прижат мобильный телефон, лицо в ореоле прекрасных темных кудрей. Она выпускает струйку дыма и жестом приглашает меня внутрь.

– Ради бога, – шепчет она. – Помогите мне, пожалуйста.

Она протягивает мне две прихватки и указывает на духовку. Я быстро вынимаю оттуда сковороду с неописуемым содержимым. Воскресный завтрак явно погублен.

– Спасибо, – произносит она одними губами. Я кашляю, отгоняю от лица облако дыма и оглядываю квартиру с разномастной богемной мебелью и разбросанными повсюду разноцветными подушками. На стенах яркие картины в рамах, десятки комнатных растений рвутся из горшков на волю, словно растут в тропическом лесу, а не в лондонском предместье. У окна в бамбуковой клетке щебечет желтый попугай.

– Да, сэр, безусловно, сэр, – говорит она в трубку. – Именно. Я так и сделаю. Считайте, что уже сделала. До свидания, сэр.

Закончив разговор, она со стоном швыряет телефон на диван, как будто он был соучастником в злосчастной цепи событий, приведших к этому моменту.

– Босс, – говорит она. – Патентованный мудак. – Она вскидывает руки вверх. – Он приедет через час, – скулит она. – И что теперь делать с ланчем?

– Кто, босс?

– Нет, – говорит она, глядя на меня как на идиотку. – Джереми.

Я киваю, чувствуя, как на меня накатывает очередная волна джетлага[4].

– Джереми?

– Мой парень!

– Ясно, – говорю я.

– Он воображает, что его тут ждет ланч, как в пятизвездочном отеле, – говорит она. – Воображает, что я шеф-повар высшего класса!

Я бросаю взгляд на обугленную сковороду.

– А вы, как я понимаю, немного на это счет приврали?

Она вздыхает.

– И какой дурак повесил в кулинарном блоге рецепт фриттаты и не сказал, сколько ее готовить?

Я изо всех сил стараюсь сдержать смех. Покойся с миром, дорогая фриттата!

– Теперь ей каюк. И что мне делать?

Она мне сразу понравилась.

– Но ведь всегда есть… еда навынос?

Она мотает головой.

– Нет, нет, нет! Это всего лишь третье свидание. Какая еда навынос на третьем свидании!

– О-о-о, – говорю я, отмечая, что на кухне еще больше растений в горшках, и все они здорового ярко-зеленого цвета.

– Вы не умеете готовить, но явно умеете заклинать растения.

– Похоже на то, – говорит она со вздохом.

Я протягиваю руку.

– Я Валентина Бейкер.

Уголки ее рта приподнимаются: до нее что-то дошло.

– Ого! Дочь Элоизы!

– Ну да…

– Что же ты сразу не сказала?

– Я… как раз хотела. Но ты разговаривала по телефону.

– Ну и ладно, – говорит она, убирая со лба выбившийся локон. – Мне так жаль твою маму. Я по-настоящему любила ее. – Она наклоняет голову. – А ты на нее совсем не похожа. Наверное, вся в отца.

– Ну да, наверное…

– Вот и я похожа на отца, – задумчиво говорит она. – Хотя у папы есть свои достоинства. – Она кладет правую руку на бедро. – Вот, например, я унаследовала его ноги.

Она задирает ногу выше головы, как танцовщица из Rockettes[5]. Я улыбаюсь про себя.

– Нет, постой, – говорит она, наклоняя голову вправо. – Теперь вижу. Твои глаза – у них необычный разрез. Совсем как…

– Послушай, – говорю я, кашлянув. – Я не хочу тебя задерживать. Я просто… надеялась, что мы сможем поговорить о… квартире.

Она кивает.

– О, не волнуйся. Я не из тех, кто расторгает аренду или что-то в этом роде. К тому же мне здесь очень нравится. Конечно, не Букингемский дворец, и зимой жуткие сквозняки, но знаешь что? – Она замолкает и оглядывает свое беспорядочное жизненное пространство. – Ни одно место, где я жила, не нравилось мне так, как это. Так что я, может быть, вообще никогда не съеду.

– Ладно-ладно, – говорю я. Меня услышанное немного удручает. Если у меня и теплилась хоть какая-то надежда продать дом, получится это труднее, чем я ожидала.

– Я Лайза, – продолжает она, протягивая руку. – Слушай, если ты свободна завтра днем, с удовольствием покажу тебе окрестности.

– О, здорово, – говорю я. – Спасибо. Очень… мило с твоей стороны.

Ее минутное спокойствие исчезает в мгновение ока.

– Елки-палки, мне же нужно готовиться. Черт, что бы такое надеть? – Она бежит в спальню и возвращается с двумя платьями на вешалках – одно розовое с ярко-оранжевыми цветами, другое однотонное, голубое, с пояском на талии. – Что скажешь? Не слишком много розового?

Я, улыбаясь, качаю головой.

– Нет, точно надевай розовое. Твой стиль.

– Правда? – Она тут же сдирает спортивные штаны и футболку и влезает в платье. «Молния» заедает, и я предлагаю помочь.

Она разглядывает себя в висящем на стене зеркале в полный рост и пожимает плечами.

– На Новый год я пожелала себе сбросить десять фунтов, но набрала двенадцать.

Я улыбаюсь:

– Выглядишь классно, не сомневайся.

– Ну ладно, – со вздохом говорит она. – Остается только заказать еду навынос и красиво подать, чтобы скрыть улики!

– Удачи, – говорю я и выхожу.

Закрыв за собой дверь, я слышу звон разбившейся тарелки и возглас Лайзы: «Ё-мое!»

Улыбаясь про себя, я поднимаюсь на третий этаж, где столько лет жила мама – без меня. Подхожу к двери – ее двери – и останавливаюсь, вспоминая, как когда-то мечтала об этом самом моменте: снова быть рядом с ней.

Почему она уехала? Почему никогда не писала и не отвечала на мои письма? Я вставляю ключ в замок, чувствуя волнение. Столько лет прошло, а детская боль осталась такой же острой, такой же настоящей.

В детстве я мечтала сбежать в Лондон: вот я появлюсь на ее пороге, и все будет хорошо. Но со временем привычная тоска переросла во что-то другое – обиду и гнев, и ко времени, когда я уехала в колледж, мне больше не хотелось воссоединения с бросившей меня женщиной. Она для меня как будто умерла.

А теперь она вправду умерла.

Прежде чем открыть дверь, я делаю глубокий вдох, чувствуя себя пожарным, прибывшим в дом после того, как он уже сгорел дотла. Бессильной и опоздавшей.