Авиатор: назад в СССР 3 - Дорин Михаил - Страница 10

– Про это нет. Он всё больше о своей дальнейшей службе. Он, кстати, в Москву переводится не на лётную должность, представляешь?

Вот теперь я совершенно не понимаю Граблина. Как можно было здоровому человеку, а у Дмитрия Александровича со здоровьем проблем не наблюдается, отказаться от летной профессии?

– Не представляю. Это из-за дочери? – спросил я.

– Какой дочери?

Вот ты, Серый, оболтус! Если и узнают про Сонечку, то пускай не от тебя. Ты ж обещал Граблину не трепаться языком.

– Ааа, про Соню! – воскликнул Костя, продолжая пытаться стянуть с себя костюм. – Рассказывал, что он один её воспитывает, но ей нужно специальное образование. Она, вроде, вундеркинд. Вот Дмитрий Александрович и переводится на Чкаловский в дивизию на какую-то должность, но не летать.

Обдумать такую новость у меня не вышло. Со стороны штаба полка в нашу сторону бежал Артём. Счастливый, волосы назад, пару раз чуть не упал, но мчался дальше.

– Костян, Серый! Я вам щас такую новость… скажу… ох щас… отдышусь, – сказал Артём, добежав до нас.

– Ну ты и быстроногая лань, – со спины подошёл к нам Макс в расстёгнутом комбинезоне.

– Короче, вы не поверите!

– Поверим. Света беременна, – уверенно сказал я.

– Да ладно! От кого? – удивился Артём.

– Так от тебя же, – хлопнул его по плечу Макс.

– Откуда ты знаешь? – ошарашенно закричал Темыч, сбрасывая его руку. – А я почему не знаю?

Похоже, моё предположение было неверным. Теперь Артём будет сомневаться, пока к гинекологу со Светой не сходит. Внёс, Серый, ты сумятицу в тихую жизнь будущей семьи.

– Тёмыч, а ну, на гашетку тормозную нажми. Я предположил просто. Ты же так бежал к нам новостью какой-то поделиться. А какая крутая весть ещё может быть, как ни рождение ребёнка, – объяснился я, подойдя к Рыжову вплотную.

– Ладно. Не поняли мы друг друга. Короче, не будет приезда шишек. Завтра простые полёты. Ну как простые, экзаменационные и на этом практика заканчивается. Классно, же?

Странная радость у Артёма. По мне так, я бы хотел увидеть вживую главкома ВВС, целого главного маршала авиации. Ну нет, так нет.

– А чего ты такой счастливый тогда? – недоумевал Макс.

– Так… мне теперь не надо бумажки перебирать. И медицину я быстро прошёл. Допущен к полётам.

Я искренне обрадовался за нашего товарища, и хлопнул ему «пятюню». И, правда, хороший сегодня день. Полёт был ровный, ребята все довольные. Только бы ничего его не испортило.

– Родин, ко мне! – крикнул издалека Ребров.

Комэска в очередной раз проводил с одним из техников разъяснительную работу. Как это ни странно, сейчас дело касалось формы одежды.

– Ты в каком болоте ковырялся, Гугичев? От тебя кикиморы даже шарахаться будут, когда ты к ним в поместье угодишь, – указывал Вольфрамович технику на его измазанные какой-то глиной ботинки.

– Товарищ командир, ну нас отправили на яму, в которую курсант приземлился. Туда и кресло упало…

– Да Рыжов чище выглядел, когда вылезал оттуда. А он туда нырнул «щукарём». Отчистить свои штиблеты, чтобы я бриться мог с их помощью.

– Это как?

– Головой об косяк! Отражение, чтобы я мог своё там видеть, и мне доложишь.

Техник Гугичев стартанул с места, чтобы устранить замечание. Ребров, пару раз глубоко вздохнул, прежде чем подойти чуть ближе ко мне.

– Родин, как полёт? Михайлов доволен?

– Так точно. Небольшие замечания есть, но не критичные. Вы меня вызывали?

– Ага. Фух, ну Гугичев! Попался на глаза в таком виде кому-то из начальников. Запах такой, что все вокруг чуть свой завтрак не увидели в переваренном состоянии, – сказал подполковник, протирая лоб от пота. – Переодевайся и дуй в учебный корпус училища.

– А куда именно?

– На беседу. Особист чего-то от тебя хочет.

Рабочий кабинет майора Полякова находился на первом этаже учебного корпуса, не располагая к тому, чтобы контролировать руководство училища. Однако за стенкой была комната дежурного. Оттуда товарищ особист мог черпать нужную ему информацию, быть в курсе всех дел и ставить себе пометки в блокнотике.

– Разрешите войти, Михаил Вячеславович? – спросил я, открывая тяжёлую железную дверь.

Поляков беседовал с кем-то по телефону, поэтому просто кивнул мне и указал на стул перед столом, разрешая тем самым войти.

Я постарался как можно тише закрыть дверь, но ввиду сквозняка этого сделать не удалось. Грохот был солидный. Повернувшись снова лицом к Полякову, он посмотрел на меня, показывая жестом на дверной замок. Мол, чтоб его закрыл. Что-то интересное намечается в нашем разговоре, раз он решил закрыться. На этом меры предосторожности не закончились.

– Минуту, – сказал в трубку особист, подошёл к окну и закрыл его.

Можно было бы подумать, что он собрался меня здесь запарить, устраивая такую баню в самый разгар лета. Однако в кабинете майора оказался самый нужный предмет в это время года, и это не бутылочка холодной минералки.

Поляков включил в розетку огромный пластиковый ящик, который сразу же грозно зарычал. Именно такими были наши советские кондиционеры – надёжные и шумные. Надпись на этой модели гласила БК-1500.

– Продолжайте, – сказал в трубку Поляков, ещё раз указав мне на стул.

Для себя я сделал вывод, что особист любит спорт. В кабинете несколько вымпелов спортивных обществ, а также две интересные газеты, помещены в рамки.

Это было воскресное приложение к еженедельнику «Советский спорт» за 1975 год. На одном большая фотография игроков киевского футбольного «Динамо» и заголовок «Путь пройден до конца». В том году впервые в советской истории второй по значимости европейский клубный трофей – Кубок обладателей Кубков – уехал в Советский Союз. Рядом эта газета того же года, только уже октябрьская. Здесь киевляне забирают себе ещё и Суперкубок Европы, обыгрывая знаменитую «Баварию».

И ведь через несколько лет киевляне снова возьмут Кубок Кубков. Полякову надо сказать, чтоб готовил ещё одну рамочку. А точнее, две. Чуть раньше, в 1981 году, динамовцы из Тбилиси возьмут тот же трофей.

Помимо увлечений футболом, особист явно любил заниматься и силовой подготовкой. В углу стояли две гири по двадцать четыре килограмма и две маленькие гантельки. Турника ему не хватает ещё.

– Понял. И? – спросил Поляков у своего собеседника по телефону. – И? И что?

Немногословен Михаил Вячеславович в разговорах. Такая уж работа. К каждому должен быть свой подход. Этот разговор был закончен им без слов прощания. Просто положил трубку и пристально посмотрел на меня.

– Сергей Сергеевич, как ваши успехи? Давно о вас ничего не было слышно, – сказал Поляков, отклоняясь назад.

– Летаем, учимся. Думаю, вы лучше меня знаете, чем я занимаюсь.

– Такая уж у меня работа. Необходимо всё контролировать. Вы спрашивали, для чего я вызвал вас?

– Я не спрашивал этого.

Какая-то странная беседа получается. Сразу начал мне приписывать слова, которые я не говорил. Пускай и безобидные. Но эти ребята могут и более веские найти фразы.

– Ну, будет вам. А вы неплохо следите за своей речью.

– Слежу.

– Держитесь уверенно.

– Держусь.

– Интересуетесь о многом.

– Интересуюсь.

И ждёт же, когда я устану и начну нервничать. Подцепить пытается, чтоб на эмоции вывести.

– Так вы и не послушали меня. Продолжаете интересоваться делами давно минувших дней? – спросил Поляков, наклонившись ко мне ближе.

– Продолжаю, – ответил я, на что майор снова улыбнулся.

Он полез в стол, и достал ту самую папку с номером 880. В ней когда-то были документы об инциденте с Баля. Сейчас бумаг в ней прибавилось.

– Не пересекались с товарищем Баля?

– Не пересекался.

– А вы всегда так односложно отвечаете? На ученом совете вы произносили более пламенные речи. Я бы хотел послушать более развёрнутые ответы на свои вопросы, – сказал Поляков, перекладывая бумаги в папке и, не сводя с меня глаз.