Предвестник бури (СИ) - Еслер Андрей - Страница 52

Для земель хлебопашцев это было катастрофой и смертельным приговором. Им нечего было продавать, нечего есть самим.

Но как будто этого селянам было мало. Одновременно с неурожаем начались побои от владельца земель — барона, сын которого ждал свежего хлеба на завтрак ежедневно, но весь урожай погиб, селянам нечего было дать, нечем расплатиться.

Но это никого не останавливало. Сын владельца полюбил наведываться в селения вместе со своими столь же высокопоставленными друзьями. За этим всегда следовали показательные телесные наказания. Он любил «воспитывать» своих людей, как барон это называл. Чтобы они не забывали, кому обязаны своей жизнью.

В один из таких приездов они избили девушку на площади за то, что она, проходя мимо них с коромыслом, от изнеможения не удержала деревянное ведёрко и плеснула водой на дорогу. Капли попали на ногу лошади барона, тот дёрнулся, тревожа всадника. И тут же взвился кожаный кнут, щёлкая в воздухе и опускаясь на спину уже сложившейся вдвое в поклоне девушки.

Раздавшийся громкий крик только раззадорил барона и сопровождающего его друга, они, смеясь, хлестали упавшую на землю девушку кнутом, оставаясь глухими к её мольбам о помиловании. Каждый щелчок сопровождался новым криком и очередной красной полосой на спине и руках девушки. И лишь после того, как кроме хрипов от неё ничего нельзя было добиться даже после сильнейшего из ударов, они брезгливо сплюнули на неподвижное тело и продолжили свой путь, возвращая измазанные в крови кнуты на место.

Стоило баронам скрыться из виду, как на площади появились люди. Такие же иссохшие и измождённые как и сама жертва. Их лица были темны и хмуры, в глазах женщин блестели слёзы, во взорах мужчин светилась бессильная ярость пополам с ненавистью.

Но ни один из них не прикоснулся к девушке, не попытался помочь или проверить, жива ли бедняжка до сих пор. Знали, что за подобное вполне можно оказаться на её месте, а то и на виселице, которая украшала центр каждой площади.

Всё, что им оставалось, это упасть на колени и взмолиться богине о помощи и снисхождении. Их губы шевелились в немом крике о чуде.

И словно в ответ на их молитвы вспышка яркого света озарила площадь. В воздухе над раненой девушкой склонился объятый белым сиянием силуэт женщины. Её длинные волосы и полы свободного одеяния плавно колыхались, хотя не было ни единого дуновения ветерка. Белая кожа светилась, глаза представляли собой две ярких звезды. Одного мановения руки было достаточно, чтобы страшные кровавые раны на теле девушки затянулись без единого шрама. Её глаза распахнулись, девушка в восторге пополам с ужасом взирала на явившуюся богиню, чья магия только что спасла ей жизнь.

Сама же богиня выпрямилась, строгим взором обвела склонившихся перед ней людей. Белёсые брови сошлись на переносице, выдавая недовольство высшей сущности. Люди перестали дышать, боясь теперь накликать на себя гнев богини. Но та лишь взмахнула рукой и растворилась в воздухе.

Селяне не спешили радоваться. Спасение одной жизни никак не повлияло на их быт. Боги забыли про них…

Но один исхудалый мальчик в толпе, державшийся за пальцы своего отца, прошептал восторженно, избавившись от накатившего страха:

— Это же была сама Акима… Пап, ты говорил, что она не состоит в первых четырёх по силе, но помогает простым людям, как мы…

— Замолчи, придурошный! — с неожиданной злостью одёрнул его отец. — Не кличь беду! А то четверо великих решат, что ты их принижаешь, и не станут больше помогать! Тогда мы тут все умрём!

Мальчик отвернулся с обидой в глазах, прошептал так, чтобы не слышал отец:

— Как будто сейчас этого не происходит…

Толпа разошлась, сердобольные женщины под руки увели чуть было не погибшую девушку.

— Не стой!

Мальчик получил ощутимый тычок в спину от отца.

— Шевелись, Утик, пока не стемнело, сходи до колодца, набери воды. И не мешанину из грязи, как в прошлый раз! Постарайся!

Шмыгнув носом, мальчик поторопился взять ведро и устремился к выходу из деревни. На территории селения уже всё пересохло, но в дальнем колодце ещё можно было попытать счастья. Правда, за все разы Утику ещё ни разу не удалось набрать воду так, чтобы не зачерпнуть грязи со дна, отец всегда был недоволен.

Таща на себе деревянное ведёрко, мальчик шёл, загребая ногами горячий песок. Он ещё помнил, что не всегда деревня была такой. Когда-то они с отцом вместе ходили на огромную, просто нескончаемую прямо до горизонта пашню. Все деревенские работали на ней день и ночь, не покладая рук. Утик хотел, чтобы отец научил его так же работать серпом, но тот только злился, говоря, что такому слабоумному нечего держать острый серп в руках, только без пальцев останется или другого кого покалечит.

Утик вытер пот со лба, со злостью дёрнул ведро, больно ударившее его по ногам. Он не понимал, почему все вокруг считали его дураком. Да, Утик не мог так быстро считать монетки, как это делал старший брат, а вместо этого мог часами таращиться на летающих птиц. Но ведь они были такими красивыми и так звонко пели…

Но за это он постоянно получал затрещины от отца и прозвище слабоумного и бесполезного.

Утику оставалось пройти всего немного, и он оказался бы за пределами деревни, как вдруг раздалось громкое гиканье, и на дорогу выехали лошади. Бароны, что сидели верхом, с весёлыми криками гнали кнутами бедную собаку, которая петляла по дороге, путаясь спастись от кнутов и копыт одновременно.

Утик бросил ведро и прыгнул в канаву, падая ничком и закрывая голову руками. От ужаса в животе похолодело, стоило только представить, что барон его заметит и сотворит то же, что и с бедной незнакомой девушкой. Сцепив зубы, мальчик мысленно взмолился Акиме, прося сделать так, чтобы сын владельца земель посмотрел в другую сторону от лысой, почти ничем не прикрытой канавы. Пыльная одежда скрывала мальчика, но всё же не прятал полностью. Ему оставалось только ждать.

Несчастная собака с визгом пролетела мимо, а за ней и два всадника. Утик дрожал всем телом, и даже глаз не открыл, пока крики не удалились и не затихли вдали. Только тогда он кое-как на неверных ногах приподнялся, затравленно огляделся, но никого рядом не увидел. На четвереньках обшарив канаву, нашёл брошенное ведро, прижал его к груди, как последнее спасение.

— Акима… — только и смог прошептать он вслух непослушными губами.

Дрожащие ноги плохо слушались, поэтому до колодца Утик смог добраться только в сумерках. Подчиняясь странному порыву, прежде чем возиться с колодцем, мальчик нашёл несколько камешков и сложил из них домик. После чего соединил руки в молитвенном жесте, вознося хвалебную песнь. Текст был традиционным, только на этот раз вместо упоминания четвёрки старших богов, Утик назвал лишь одно имя. Это было страшным святотатством, и отец точно не похвалил бы за такое, но его здесь не было.

И всё-таки, как бы ни дрожали руки, необходимо было набрать воды. При недостатке света было очень страшно крепить ведёрко к крюку. Мальчик не доставал до перекладины, поэтому пришлось найти небольшое полешко, которое обычно всегда стояло рядом, но сейчас почему-то было отброшено на добрых пару метров.

Крутить нещадно скрипящую перекладину колодца в сгущающихся сумерках совсем не хотелось, но между страхом быть съеденным прибившимся к селению хищником, и ужасом от того, что сделает с ним отец, прейди он без воды, Утик выбрал смириться с первым.

Жилы на худых руках вздулись, когда мальчик закрутил перекладину, сил не хватало, но Утик сжал зубы, упрямо продолжая стараться. Вскоре, ещё через несколько витков, наконец раздался удар ведёрка о воду. У Утика никогда не получалось так ловко, как у старшего брата, зачерпнуть воды, при этом не доставая до дна почти высохшего колодца. Мальчик подождал немного и принялся крутить в противоположную сторону, возвращая ведро.

Утик взмок, пот противно скользил по спине, холодя кожу в сумеречном остывающем воздухе. Руки дрожали и грозились выпустить перекладину, но этого никак нельзя было допустить, иначе пришлось бы всё начинать с начала. Вот наконец показалось ведро, Утик закрепил перекладину и еле гнущимися пальцами снял ведёрко.