Махинации самозванца - Романов Илья Николаевич - Страница 93

– Спасибо… Вы как тут? Откуда?

– Гумус попросил, до того, как к наёмникам пошёл…

Я обнял их. Они на полголовы ниже меня, бестолковый романтик и жёсткий циник, но не бросать же их, дураков. Хотя все мы временами тупим. Я сам не особо умный. Спасибо мелкому, видать, мы с покойным Антеро его чему-то научили. Башковитый парень растёт, а не то что я, раззява, забывший подстраховаться.

Кто не понял. Гевур жопой чует напряги. Ивар – непризнанный чемпион нашего полка. Тьфу ты. Хотел сказать тысячи, но суть особо не меняется. Чемпион он потому, что лучший, а непризнанный потому, что родом не вышел, чтобы на чемпионатах выступать. Я так-то за время служения королю тоже не особо родовитым считался, но в турнире выступал, хотя там за меня просили, чтобы меня навсегда успокоить… Просто не люблю громкие слова, они обесценены людьми, что не знают их значения…

– Пойдём уже, – я разнял объятия. – Спасибо, братья…

Уже позже, спустя месяц, Каяр мне сознался по пьяни, что тогда не только меня страховали, но и его. Помню, тогда я матерился. Забыл, что бродячие рыцари и наёмники по сути одна фигня за разницей мнимого звания…

Ночь. Лес. За спиной у строя овраг. У первых трёх десятков в строю недочёты. Там восемь, там девять, там шесть. Ну и у последних десятков тоже потери, но их не так видно в сумраке. Стоят. Молчат. Слышно сопение первых рядов.

Врать, что птицы громче шумели, не буду. Это конечно же не так. Ночь. К тому же, если бы был день, то было бы то же самое. В лесу легко найти человека по молчанию птиц…

– Парни, поздравляю с первым боем. С этого дня можете считать себя не просто деревней, а уже бойцами… – начал я не с того, хоть и сказал саму суть. – Кто-то из вас сегодня потерял приятеля, друга, земляка. Кто-то сегодня впервые убил… Ну или считает, что убил… Запомните это. Если кто-то из вас думает, что всё будет легко и за почётные должности не надо платить своей кровью, то вам к бабам, рассказывать о нашем походе. Я никого не держу. Пусть трусы уходят. Спустя года, копаясь в грядках, они будут жалеть, завидовать соседу по строю. Он смог, а я не сдюжил. Испугался. Зассал…

Я прервался и отхлебнул из кожаного меха Каяра. Блин, как знал, что не надо было начинать бухать. Теперь мой пьяный бред хрен кто остановит. Вы, может, мне что-то и скажете про то, что я не то говорю, но поверьте, я с этой деревней почти месяц провёл. Слышал, о чём они говорят, когда, по их мнению, я далеко от них. Слушал, о чём говорили мои вербовщики, у которых всех привилегий только на бесплатную выпивку по трактиру… Так что к выступлению перед деревней я был относительно подготовлен. Деревня не сбежит, если не сбегут мои бойцы и наёмники. В своих я уверен. Наёмники – отдельный разговор, но и он не такой глухой разговор, как мир с захватчиками…

– Вы можете это отрицать, но среди вас есть трусы! Я это знаю точно! Эти мерзкие животные стоят среди вас и молчат. Им страшно самим убежать в ночи. Они тянут на смерть своих приятелей. Приятель – это не только живой шит, но и двадцать мер мяса, если добыча в лесу будет скудна. Гораздо проще прикрыться приятелем от местных. Лес только выглядит пустым. Все вы видели наших проводников! Наших! Дикие расы не пропустят трусов. Кто не с нами, тот добыча. Так было и так будет. Местные не любят трусов и потому их едят.

Тут, если честно, я начал ходить по грани. С одной стороны, вскрыл гнойник разложения среди своих. С другой стороны, подтолкнул колеблющихся. С третьей стороны, а вот на хрена мне такие бойцы. Пускай лучше единый побег за раз, чем каждую ночь недосчитываться нескольких бойцов. Последние гораздо больше понижают боевой дух, чем одноразовое бегство.

К тому же я почти официально заявил, что орки наши союзники, а репутация у них ниже некуда. Дальше я ещё больше лажанулся. Ну не великий я оратор.

– Вы думаете, а что будет дальше? Будешь жить или не сможешь. А я отвечу всем и каждому. Я не Бог, чтобы решать, кому умереть, а кому жить! Но я могу сказать другое! Я вам клянусь, что не один мой боец не умрёт неотомщённым! Я клянусь, что за каждого одного нашего враг заплатит вдвое! Я клянусь Рарнором, что за каждый труп с нашей стороны враг заплатит вдвое! Мы выжмем из них мир! Их остатки будут убегать! Мы пройдёмся метлой по их деревням! Мы унесём всё, что сможем унести! Впереди нас будут убегать! Позади нас все будут плакать и всё будет гореть!

А вот тут я жёстко сказал. Мало того что упомянул Рарнора, им не клянутся без последствий, тут такая вера, за такие клятвы ад обеспечен. Мне же пофиг, я верю в Бога, а не в божка смерти. К тому же, а чем я поклялся? Всего-то двое за убитого. Мы уже сегодня перекрыли планку за этот бой, а насчёт остальных боев у меня постепенно начинает складываться картина…

Мир твоему духу, Антеро. Ты научил меня главному. Я знаю, на что давить. Наёмники, рыцари, деревня – суть одна. Единый клубок цели, мести, добычи – на этом всегда держится война. Естественно, война на этом держится только среди рядового состава.

– Мы начинаем сегодня! Завтра у каждого из вас будут нормальные доспехи, оружие! Опыт! У нас есть то, чего нет у противника. Мы победим! Не верите?! А ну на хрен, вон из строя, трусы! Трусы, предатели, мерзавцы – вон из строя! Клянусь, я отпущу вас. Говноеды, шаг вперёд из строя!

Тут я ничего нового не придумал. Стандартный утренний и вечерний развод в Российской армии. С учётом деревни и прочих в рядах Российской армии такие посылы работают несколько раз, пока самые дерзкие не образумятся. На самом деле это надо быть офигенно храбрым или больным на голову человеком, чтобы выйти из строя. Именно на страхе перед коллективом держится армия и только во вторую очередь перед сержантом…

Разделяй и властвуй. Именно поэтому настоящих неформальных лидеров сержанты не любят и пытаются завербовать в свои ряды.

Я о чём-то дальше чуть ли не кричал. Озирался по сторонам, приглушал свой крик. Знаю, что крик человека в лесу слышен на двести метров, ночью на четыреста. Знаю, что нас сегодня не будут преследовать, тупой расчёт. Полдня до замка, конные по лесу не пройдут… Но всё же. Я ссал. Я за них в ответе. Это мои руки. Может, мне и похрен на них по отдельности, но пока мы масса – мы сила…

Моё словоблудие прервал боец из четвёртого десятка. Вышел. Низенький, щуплый. Вышел первым. То ли самый слабый, то ли самый трусливый, то ли самый умный.

Вслед за ним вышел парень значительно выше. Великан на фоне местных. Понятно. Первый вышедший был самым умным, а это его хвост или его руки. Потом по цепной реакции вышли ещё двое из других десятков. Походу, с возможными бунтарями всё решено…

– Это все трусы?! Или есть ещё?! – проорал я. – Завтра мы пойдём на врага. Четверть добычи ваша! Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Партизаны… но не суть. Мы станем толстыми партизанами. Нас будут искать, как ветер в жопе. Ветер не поймать! Тут либо сидеть на толчке и не рыпаться, иначе обосрутся, или затычку вставлять и бояться пёрнуть. Сегодня мы убрали четыре десятка уродов. С одними палками вместо мечей! А завтра их всех! – по обычаям армий любых времён и наций я приврал насчёт четырёх десятков. – Разойдись! Десятники, ко мне! Вы четверо! Там пока стойте!

А дальше пошла рутина. Десятники докладывали о настроениях в десятках. Я слушал вполуха. Потом наёмники во главе с Каяром решили перерешать сумму контракта. Наивные. Потом Алёна. Хрен знает, что там ей взбрело в голову, но помирать я точно не собираюсь…

Под конец были четверо из тех, кто вышли из строя. И что мне с ними делать? С одной стороны, надо наказать, да так, чтобы остальные испугались. С другой стороны, а других сторон много.

Я сидел у командирского костра. Рядом Гумус, демонстративно держащий взведённый арбалет. Рядом молчаливый Ивар и в паре метрах от костра раненый Могр, Алёна. Куда без этой язвы…

Музыкант пишет под мою диктовку. Я так и не изучил их «филькину грамоту» из рун вместо нормальных фонетических букв. Ведёт, так сказать, летопись нашего освободительного похода.