Липовый барон - Романов Илья Николаевич - Страница 84

В форту меня долго гнобили за опоздание с разведки, по моей вине весь гарнизон встал на уши. Выслали патрули по нашим следам, в сопровождении одного из которых мы и возвратились. В общем, сотники нагибали меня ещё долго и всячески унижали прилюдно.

Под вечер подтянулись ветераны, позвали с собой и за распитием бутылки приняли меня в свой круг. По их словам, я правильно поступил. Воин воюет с равными, а не со слабыми. Граница давно уже определила, кто – тварь, а кто – достойный.

Как оказалось, у ветеранов есть своя негласная договорённость с орками и прочими племенами – не убивать недобитых. Набег – это одно дело, но детей, баб и стариков стараются не трогать. В ответ орки стараются не делать набеги на сам форт и его ближайшие окрестности. Стараются, потому что среди них нет единства, договорённость с одним племенем ничего не стоит для другого. Нарушителей негласного договора стараются душить внутри своих рядов. Никто не рассчитывал на то, что мы встретим гоблинов – не сезон, слишком близко от форта, да и прочих деталей хватает. В общем, повезло, что я удержал самые горячие головы, и перемирие вроде как продолжается…

Ну они и молодцы! В смысле ветераны. Могли бы и заранее рассказать о «линии партии», а не молчать как партизаны. С одной стороны, понятно – я незнакомая тёмная лошадка, но с другой – могли бы и предупредить меня о своих договорённостях. Их оправдывает только одно: они считали меня чем-то непостоянным, пришедшим на зимний спокойный сезон.

Ветераны меня и просветили насчёт того, что гоблины оставили на снегу. Связка грибов. Двух-трёх хватает, чтобы забыться. На Земле я бы в таком случае сказал: чтобы уйти в астрал, но тут с такими вещами не шутят.

Этих грибов, в отличие от псилоцидов, надо не двадцать-пятьдесят, а хватит и двух-трёх. Незаменимая штука у шаманов, но и маги ими не брезгуют с определёнными оговорками. Прочие нарики их просто потребляют…

Врать не буду, сдал грибы магу. Не из-за того, что решил прогнуться, а просто себе не доверяю в этом плане, ну и до кучи Адрусу.

Ещё через шесть дней, на исходе того, что тут называется зимой, случилось новое событие. В форт прибыл Антеро с тремя тушками его сопровождения. Чего-чего, а его я не ожидал тут увидеть.

– Ты что здесь забыл? – вместо приветствия вырвалось у меня.

– Ты что, не рад мне?! – начал прессовать мой отморозок.

– Да рад, конечно, но чую, что за тобой проблемы привалят…

– Ты не изменился. Где моё золото?

– Какое золото?!

– То, что ты от моего имени получил от Равура на спор, что ты проживёшь два месяца!

– А ты не оборзел ли?! – едва я нашёл слова, чтобы ответить без мата. – Сам же мне завещал свой долг по спору! К тому же давай считаться! Сколько ты мне должен за твоё освобождение из тюрьмы?

– Ну, теперь я точно знаю, что это ты, – усмехнулся бродяга. – Салага, ты долго будешь меня пытать! Где вино?!

Ну что тут говорить, пришлось отпрашиваться со службы у сотника и засесть в таверне…

Если честно, то пить совсем не хотелось, но положение обязывает – не каждый месяц к нам друзья приезжают. Я поначалу подумал, что Антеро каким-то хитрым образом опять перевёлся от границы с Ангаром в эту глушь, но всё оказалось до безумия проще: сбежал из армии бродяга, и эта троица вместе с ним за компанию. Дезертиры! Осуждать их не буду, каждый выбирает себе белые тапочки по вкусу…

После тюрьмы Антеро по-быстрому слился из столицы, присоединившись к отряду наёмников, скачущих к границе. Почти три недели пути, и он отдал документы о переводе в линейную часть – сборную солянку, собранную из всего, что возможно.

Лошадь пришлось продать маркитанту. Можно было, конечно, себе оставить, но ее кормить ещё надо, да и на войне кони дохнут. В бой, опять же, пехота не верхом поедет, а потопает пешком. Оставят коней, у кого они есть, в тылу, а там те ещё ворюги.

На моего дегенерата смотрели как на идиота – перевёлся из столицы на самый цимес в преддверии войны. Ну кем он, по мнению сотников, мог ещё быть? Высшее армейское начальство так же посмотрело на Антеро спустя три дня. Это кем же надо быть, чтобы переводиться в тысячу прорыва?

Для тех, кто не понимает, поясню, это подразделение первым идёт в бой вместе с толпой наёмников, а сзади их подпирают другие тысячи, чтобы не побежали и строй не сломали, как стадо баранов.

К слову сказать, платят в тысяче прорыва больше, но мало кто видит эти деньги. Во всех армиях мира есть такая замечательная традиция – платить что наёмникам, что передовым отрядам уже после боя, то есть выжившим.

С другой стороны, и Антеро можно понять. Относительная столичная вольница на границе была законопачена вконец. Три дня утренних побудок с первыми петухами и уставщины из кого угодно сделают зверя. Наложите эффект морального гнёта на солдат применительно к человеку, который последние десять лет был сам себе хозяин. После этого вы увидите и не такие подвиги. Так что переводу в тысячу прорыва я не удивился.

В ней никто никого особо никуда не гонял. Спят нормально, не голодают, на утреннее построение лагеря приходят самыми последними. В общем, полный кайф до того момента, как из боя будут возвращаться поседевшие от страха единицы.

В новом обществе Антеро сразу себя хорошо зарекомендовал. Зарезал по-тихому старого десятника, что лишку на себя брал по отношению к новоприбывшему, и на следующий день сам стал начальником.

Его сотника тоже надо понять. Одним ублюдком в сотне больше, одним меньше, какая разница? Из первого же боя от подразделения останется едва ли половина, а вот управлять сотней надо здесь и сейчас, пока за её косяки тебя самого не нагнули. Так Антеро стал десятником…

Помню, что постебался над бродягой. Моя подвыпившая голова брякнула что-то из категории: «А что же ты сотника не зарезал? Был бы сейчас сотником». Антеро на это от возмущения даже пиво пролил. Давайте я его маты опущу, но не мог я не схохмить, не удержался…

В новой тысяче жизнь у бродяги началась с чистого листа. К смертникам не приезжают проверяющие и прочие штабные. Тысяча прорыва – это звери, их никто не жалеет, но и они никого…

Антеро быстро установил единоначалие в десятке. Правда, при этом десяток стал восьмёркой, да и то если считать вместе с ним самим. Два трупа списали на пищевые отравления. Но сколько же бумажек бродяге пришлось после этого оформить! И дело не в особо въедливом начальстве, а в особо умном прапорщике, ну или в том, кто за припасы отвечает.

Для непонятливых – пищевое отравление! Надо срочно списать последнюю партию продуктов, пока остальные бойцы не отравились! Ну а если поймают за руку при продаже порченых припасов, то всё равно они шли на списание, так что тут всё чисто, просто отдадут часть за бдительность…

С теми, кто остался в десятке, у Антеро был мир и порядок. Сформировался свой костяк из подчинённых. Собственно, этот он и сидел со мной за одним столом в таверне. Гевур, Лорин, Варун. За каждым – своя история и свои плюшки от жизни.

Варун – на своей волне, спокоен, полноват, если не сказать жирен. Этакий молчун. Сто сорок роста, но вес под восемьдесят, если не больше. Одет в бахтерец явно не под его тушу. Грудные пластины большей частью собираются ближе к солнечному сплетению, понятно, что доспех перешит под него на скорую руку. Из оружия массивный щит, этакая бронедверь, и каролинг.

Лорин – краснобай этой компании. Шутит и байки травит, где можно и где нельзя. Пока мы с бродягой за столом плакались на жизнь, пытался влезть даже в разговоры, ему непонятные. Мелкий, около метра двадцати, если не меньше. Худой, одет в кожаную кирасу по размеру. Кожаные наручи с железными вставками, лёгкий шлем с нашитыми тонкими железками поверх кожи. Он, наверное, подслеповатый. Часто щурит глаза и временами ищет свою кружку на столе. Но его оружие намекает, что он не совсем слепой. Лук – это оружие не для незрячих, а значит, уместно предположить другое. Дальнозоркость, причём не та, когда просто плохое зрение, а другая форма, когда вдаль хорошо видят, а вблизи мало что различают.