Океан для троих (СИ) - Минт Реджи - Страница 53

– Фиши просил узнать, мы будем менять борт, капитан? Если что, он готов.

Дороти открыла рот, чтобы ответить, но Черный Пес ее опередил:

– Нет, у нас нет времени на маневры, и я…

Хиггинс, сохраняя все то же тревожно-озабоченное выражение на худом лице, даже бровью не повел в сторону Морено и спросил еще раз с нажимом, теперь уже выделяя адресата:

– Кэптен Вильямс, будем менять борт? Пушки по левому мы успели зарядить.

– Нет, – Дороти выдохнула. Похоже, все-таки к праотцам она отправится вместе со своей командой, хотя видит Черная Ма, она не этого добивалась. Но почему-то заслужила – пока не ясно чем. Значит, и оговорки Фиши оговорками не были. – Бьем с правого. Передай Бринне, чтобы целили в корму – если боги подарят удачу, подпалим им пороховой склад. Фиши скажи, пусть встанет под углом. У “Свободы” обшивка лучше – топить нас будут долго.

Дороти мельком глянула на Морено, и, наверно, если бы желание отомстить и обида как прежде горели бы внутри, она бы возликовала. Но в груди было стыло, и редкое, как императорский павлин в портовом борделе, выражение полной растерянности на лице Морено удовольствия не доставило.

– Так точно, кэп, – Хиггинс козырять не стал, зато кивнул отчетливо в сторону Черного Пса: – Мистер Морено, – и ушел исполнять приказ, не кинув на своего пиратского капитана взгляда даже мельком.

– Мистер Морено?! Какого дьявола?! – начал тот, но Дороти прервала его, кивнув на “малышку”:

– Сначала дело.

Морено рыкнул, как разъяренный тигр, которому факелом усы подпалили, вырвал из рук лампадку, ткнул в фитиль и, не дожидаясь, пока раздастся выстрел, утянул Дороти за канатную бухту.

Вовремя.

“Изабелла” поймала потерянный руль и встала как на параде.

Залп был чудовищным. Кусок надстройки рядом с Фиши снесло почти сразу, мостик лишился лестницы, а правый борт части ограждения. Паруса на мачте порвало к чертям, а саму ее не срубило только чудом.

До места, где укрывались Дороти с Морено, обстрел не дотянул пяток ярдов.

Когда стих грохот, верхняя палуба погрузилась в плотную пороховую дымку, не дававшую видеть дальше своего носа. Поэтому единственное, что ощущала сейчас Дороти – это горячий бок Морено.

В ушах стоял треск, сквозь который прорывалась черная площадная брань. Источник ее, разумеется, был рядом.

И Дороти прокричала, едва слыша собственный голос:

– Морено, камень у тебя. Твоя сделка отменена. Доставай своего карманного Призрака и уходи со “Свободы”. Иверцы ее в покое не оставят. Тут личные счеты.

Морено ругаться перестал, уставился зло:

– Добро. Выдерну я Призрака. Ты пойдешь с нами к нему на борт?

– Нет, это моя “Свобода”, а я – ее капитан. Меня можно разжаловать, пока я на берегу, но уйти со своего корабля, когда он в беде…

– До чего с вами, благородными, сложно! – ощерился Морено. – Насадили себе правил и лавируете между ними, как между рифами. Живой, дохлый – не важно… Дьявол вас побери с вашими долгами и обидами!

До Дороти дошло:

– Ты звал Призрака, а он не пришел, да? Он вспомнил тебя – и не пришел? Потому что понял, что ты променял его дружбу на… На что? Морено, а?

Морено промолчал, обхватив колени руками, потом резко выпрямился, сплюнул гарь, залил в глотку пойла из фляги на поясе, выбросил ее опустевшую куда-то в пороховую хмарь и кивнул яростно. Поправил на груди цепочку с мерзко пульсирующим Сердцем Океана и сжал кристалл в кулаке так сильно, словно раздавить хотел.

– Ты…

В паузу в разговоре неожиданно вступила “малышка” фон Берга, про которую они успели подзабыть. Свистнуло, грянуло. Палуба “Свободы” дрогнула сильнее обычного. К “малышке” разом присоединились пушки второй палубы – уже семь залпов.

Дороти, пригнувшись, пробралась к борту и выглянула в пробоину. Вместо квартердека, где размещались иверские офицеры, теперь была мешанина из досок. Мачта, в которую метили пушки “Свободы”, опасно накренилась, но выдержала. Таким выстрелом в обычном равном бою Дороти бы гордилась, а канониров обязательно бы наградила, но сейчас на первый план выходили проклятые пушки “Изабеллы”, которых от смерти офицеров меньше не стало. Чертовы пушки!

Если Дороти правильно посчитала – по ним вдарили из тридцати орудий, а десяток приберегли, чтоб пустить в ход чуть позже и дать остальным перезарядиться.

Что чего-то не хватает, она понял не сразу. И только спустя мгновение сообразила: от последнего залпа замечательный подарок сэра Августина разнесло в куски.

Чуть в стороне лежало основание, а кованые кольца, разломанные на части, валялись прямо под ногами.

Дороти вернулась в укрытие. Вариантов оставалось негусто. Либо помогать Фиши, который и без них знает свое дело, либо спускаться к пушкам.

То, что Морено не смог вызвать Призрака на помощь, не удивляло.

О, Дороти хорошо знала и помнила Дорана, тот терпеть не мог двух вещей – когда им пренебрегали и когда его упрекали. И неизвестно, что злило его больше.

Однажды, после того, как Дороти уехала кататься на лошадях с соседским парнишкой, потому что друга задержали в городе какие-то дела, с ней не разговаривали неделю. И еще месяц давали понять, что если подобное повторится – Доран уйдет навсегда. Дороти тогда чувствовала себя виноватой, но стоило ей в ответ упрекнуть Дорана в том, что он-то себе не отказывал в хорошей компании, пока Дороти была в отъезде по делам поместья, как получила еще две недели презрительного молчания. Поверх первых.

Так что Черный Пес еще мог бы дозваться своего Призрака, не будь рядом Дороти. Но зная, что на борту есть она, Доран Кейси, если у него сохранились остатки памяти, точно сюда не сунется. Если в первую встречу, с нахрапа, Дороти была готова простить ему все, то сейчас для Дорана у нее была заготовлена пара неприятных вопросов.

Очень неприятных.

– Морено, я спущусь к Бринне, а ты… Попробуй позвать еще раз. Клянусь богом, у меня нет планов тащить на тот свет тебя и твою команду, потому что если Призрак не приходит, возможно, это из-за…

– Меня, – слишком спокойно ответил Морено. – Я нарушил клятву, и Призрак теперь не придет. Да дьявол с ним! Но вторую побрякушку ты мне будешь должна, слышишь, Дороти? Должна! Чтобы я мог этим тварям с Гряды прищемить хвосты. А сейчас отменим сделку! – он решительно нахмурился.

– Сделку? – непонимающе переспросил Дороти.

– Да. Я же ушлый парень. Самый ушлый в здешних краях. Или ты думаешь, моя команда со мной за красивые глаза пошла? Моя команда, Дороти, моя. И черта с два я дам какой-то леди-выскочке это изменить! – Морено резко поднялся на ноги, рванул с шеи цепочку так, что звенья полопались, взвесил на руке тревожно мерцающее Сердце Океана, прикусил губу, точно решаясь на нечто самоубийственное, и неожиданно легко швырнул кристалл Дороти.

Та едва успела вскинуть руку, чтобы поймать.

Морено же постоял секунду, растирая шею, а на деле еще больше размазывая по ней грязь и пороховую копоть, а потом рявкнул так, что наверняка слышно было даже на “Изабелле”:

– А ну, сукины дети, все наверх! Ставить паруса! Фиши, разворачивай, правь в океан. Прямо! Ходу от этих ублюдков, пусть сожрут свою позолоту, но им достанется от нас только ветер. Все наверх! Живо! Уходим!

И в этот момент “Изабелла” дала залп из всех оставшихся орудий: ядрами, стараясь проломить борта и пробиться к пушкам, у которых уже никого не осталось – команда “Каракатицы”, словно тоже была призрачной, появилась на верхней палубе как-то сразу, а в паруса – даже те, которые не были закреплены по всем правилам или оставались висеть на одном лине – ударил сильный порыв ветра.

Дороти, пошатываясь от перепада силы, поднялась на ноги, намотала на запястье цепочку с кристаллом, разом чувствуя, как утихает боль в спине, а сердце начинает биться чаще и сильнее. Морено, как бессмертный, шагал по верхней палубе к мостику, не обращая внимания на залпы картечи с “Изабеллы”.

И тут Дороти отчетливо припомнила, как когда-то, вроде совсем недавно, а теперь кажется, что тысячу лет назад, она и другие офицеры в личном кабинете еще-не-подлеца губернатора обсуждали поимку “Каракатицы”. Которая морским угрем ускользала из расставленных на нее ловушек.