Океан для троих (СИ) - Минт Реджи - Страница 35

– А ты уверена, что эта гениальная голова не утопит нас вместе с призраком? Не захватит “Свободу”? Не сдаст солдатам?

– Уверена. Августин фон Берг – безумный гений, но не подлец. В день, когда мы познакомились, трое офицеров вызвали его на дуэль. Он попросил меня быть секундантом. Я согласилась. На следующее утро, у руин храмовой стены, где мы сговорились встретиться, он убил всех троих. Сам. Рапирой. А потом упал мне на руки, потеряв сознание, пролежал в бреду два дня. Оказывается, принял какой-то злой состав, для усиление реакции и обострения внимательности. Он мог просто отказаться от поединка: прознай о готовящемся в городе губернатор, вояк, которые вызвали на дуэль ученого-цивила, подняли бы на смех и отправили в карцер. Я ему об этом тогда сказала, но он дуэли не отменил. И выиграл.

– Он тебе нравится?

– Я его уважаю. Если он откажет – мы уйдем на перехват “Каракатицы”. Если согласится – то выманит для нас корабль-призрак во что бы то ни стало.

– Надеюсь, – мрачно проговорил Морено, глаза у него были совсем темные, словно зрачок расплылся, совсем вытеснив ореховую радужку. – Потому что иначе мы потеряем время, за которое могли взять на архипелаге с десяток рисковых парней для абордажа. Под мою команду охотно идут, стоит показать золотой. Правда, показывать пока особо нечего. Надеюсь, твой дружок способен на большее, чем падать тебе на руки, – сказал Морено, вернул перья в вазочку и направился к двери.

– Я тоже на это рассчитываю. Теперь давай о другом. Знать песни, запоминать карты на вид и не выучить буквы – это странно, Морено. Я жду тебя через час.

– Для чего? Я ж не ученый, не умник, не ровня, гнилая из меня компания.

– На Янтарном мы будем к вечеру, и до него у нас достаточно времени, чтобы научить тебя писать собственное имя.

– У меня прекрасная подпись, командор, – сказал Морено и, со свистом вогнав в дверной косяк нож по самую рукоять, добавил: – Во всяком случае, ее очень сложно стереть.

И вышел вон.

Малый Янтарный – второй по размеру остров – был местом красивым, как и все на южных морях. По сравнению с унылыми пейзажами родины так и вовсе выглядел как сад богов.

Впрочем, тут все поражало привыкшее к однообразно зеленым холмам и серому морю воображение.

И в первые годы службы на островах Дороти не уставала восхищаться яркостью, сочностью красок и разнообразием всего того, что ходило, летало и ползало. С годами восхищение поутихло и сгладилось, особенно потому, что все это разнообразие, если рассмотреть его внимательнее, было либо кусачим, либо ядовитым, либо пресным на вкус.

Янтарный мог послужить эталоном. Жизнь тут кишела везде: распускалась бордовыми цветами на лианах, свешивала мангровые корни в болота, плескалась косяками рыб около радужного рифа. Чернела неожиданно глубокими пещерами в прибрежных скалах. Переливалась перламутром на солнце. И была чертовски опасна.

Весь центр острова занимала титанических размеров каверна – память о древнем вулкане, который извергся еще до начала времен. На месте горы остался абсолютно круглый кратер, заполненный яркой изумрудной водой – настолько соленой, что там не выживало ничего. Это мертвое море внутри моря живого являлось интересной научной загадкой, и в том, что она привлечет рано или поздно интерес Августина фон Берга, сомнений не водилось.

После того, как его мягко, но настойчиво попросили из Йотингтона и даже поднесли саквояжи чуть ли не к пристани, он перевез сюда обе лаборатории и весь штат слуг. Душ двести с лишним – привык жить на широкую ногу. Выстроил на берегу защищенной природными волнорезами бухты бунгало. Скромное по меркам фон Берга, но увидь такое губернатор – его бы хватил удар от жадности. И уже без оглядки бросился в пучину экспериментов. Потому что разноцветные попугаи, ящерицы и рыбы кляуз на него не писали, а сносили все фокусы молча.

Августина интересовали любые явления – главное, чтобы они проходили на грани возможного и невероятного. А вот масштаб значения не имел – будь то креветка, способная три часа прожить без воды, или месторождение тайфунов.

Уезжая из Йотингтона, уже в порту, перегнувшись через перила, Астин клялся, что, как только обустроится на новом месте, обязательно пришлет весточку. Не обманул. Только после того, как водонепроницаемый тубус, залитый сургучом, доставил к борту “Свободы” дельфин, у которого на боку красовался вензель из сплетенных букв “А” и “Б”, на Дороти еще несколько дней опасливо косилась вся команда.

Дороти сама не понимала, какие именно отношения связывают ее и фон Берга – дружба, симпатия или взаимовыгода, но Августин всегда вызывал у нее в груди какую-то детскую восторженность, сродни ожиданию чуда на праздник Осеннего урожая. И тот, точно фокусник из бродячего цирка, не уставал оправдывать эти ожидания. Правда, вместо кроликов и голубей из шляп он доставал серебро из свинца, выводил живую мышь из смеси зерна и пыли или пытался запереть в колбу болотный огонек.

Не сказать, чтобы все эксперименты заканчивались с одинаковым успехом – стоит вспомнить хотя бы причину отъезда Августина из Йотингтона, – но оптимизма ученый не терял. Потому что состоял из него целиком.

И если кто-то мог помочь им поймать призрачный корабль и вырвать у него сердце, так это Августин фон Берг.

Они свернули на Малый Янтарный, ушли с глубины на мелководье и обогнули необитаемый Исла де Негро, состоящий из вулканического камня, где жили только морские птицы сверху и ракушки у кромки воды.

К тому времени Дороти успела около пятидесяти раз зачитать пирату алфавит, убедиться в том, что буквы Черный Пес запомнил верно, и начать его мучить, используя для этого книгу света из храмовой библиотеки.

Надо сказать, орудие пыток она выбрала прекрасное, жрецы бы точно оценили, наверно, в глубине души Дороти всегда мечтала стать наставником – и вот сбылось. Потому что Морено хитрил, короткие слова не читал, а запоминал на вид, как очертания островов, и потом выдавал с ходу, путая окончания, а вот с длинными такие фокусы не прокатывали.

После часовых мучений была прочитана первая часть одного из предложений. Буквы у Морено никак не хотели идти по порядку, скорее из-за его нежелания сосредоточиться, чем из-за отсутствия склонности, и будь на месте Дороти кто-то из ее бывших учителей, они бы уже отлупили нерадивого линейкой. Впрочем, такой метод Дороти уже пробовала и предпочитала днем об этом не вспоминать.

– “Опрокинул своим светом демонов в пропасть и ударил молниями, залил серебром и проклял”, – наконец справился Морено. – Экие затейники. В этих книжках что ни слово – то любовь, верно? Помнится, в порте Вейн один веселый парень читал книжицу про похождения девицы Дженни. Книжица была куда тоньше, но забавней. С картинками, – мечтательно добавил Морено, и Дороти не выдержала и рассмеялась.

– Надо было ее прихватить с собой. Думаю, дело пошло бы в разы быстрее.

– Не вышло б. Мне тогда было лет семь. Или чуть больше. А парень был не настолько пьян, чтобы выпустить из виду свою кормилицу.

– Ты родился в порте Вейн?

– Я родился в борделе. А уж где был этот бордель – дьявол знает. Может, в Налландии, может, в Иверии. Меня подсунули под дверь жрецам бога Света, и это был не самый светлый миг в их жизни. Когда мне стукнуло пять, я поджег молельню, а в шесть спер у одного из служек кошель с серебром, рясу, пару вещиц из сокровищницы, мешок жратвы и ушел за ворота.

– Жрецы не учили тебя чтению и счету?

– Они учили смирению. Единственное, что я там всосал, так это то, что если жрец-привратник выпивает больше половины бутыли, то спит крепко – можно спереть у него хлеб с луком и пожрать от пуза. А если меньше – то просыпается от любого скрипа, а синяки от вожжей заживают долго. Считать я научился уже в порту, а читать меня учит целая благородная командор. Я счастливчик. Удачливый малый, да? К слову, на Малый Янтарный мы не заходили давно – он в стороне от основных путей, а воду удобнее брать на Большом – там бухта без горловины, не зажмут. Но на Большом часто трутся иверцы, а с прошлого года там сделали перевалочный пункт специй и мяса. Так что и алантийцев стало много. Уверена, что там не поджидает кто-то из твоих дружков? И почему ты внезапно решила потратить время на то, чтобы обучить меня чтению? Только не говори, что я все узнаю, когда причалим.