Вендетта. Часть I. Том VI - О.Шеллина (shellina) - Страница 4

– Думаю, что дело в лорде Кармайкле, – задумчиво произнесла Анна.

– А мне кажется, что не только в нём. – Мария задумчиво осмотрела оранжерею. – Вот что. Я так давно не получала писем от своих дорогих сестер, наверное, пора бы мне уже им написать.

– И кому же именно вы хотите написать, ваше величество? – Анна сняла перчатки, в которых она помогала Марии в её непростой борьбе с сорняками.

– Марии Амалии, королеве Неаполя и Сицилии. А также Марии Жозефине. В последнем письме от моей матери проскользнули интересные намеки на то, что Марию Жозефину хотят выдать замуж за дофина, якобы в этом случае Франция станет претендовать на Саксонию. Но ведь это невозможно! Потому что Российская империя претендует на Саксонию. В конце концов, я старше Марии Жозефины. С другой стороны, зная своего отца, я могу предположить все, что угодно, – добавила Мария мрачно. – Он вполне мог обещать уже проигранные земли хоть двум претендентам, хоть трем.

– Простите, ваше величество, но во сколько лет ваша сестра вышла замуж? – Анна недоверчиво покачала головой. Она знала, что разница между сестрами не слишком большая. Слышала она и о том, что в Европе девушек могут выдавать замуж очень рано, вот только насколько рано, она пока не представляла.

– Марии Амалии исполнилось четырнадцать, когда ее выдали за Карла. Марии Жозефине столько же. Я была практически перестарком, когда Пётр, наконец, решил связать наши судьбы браком. Мама уже плакала, и говорила, что меня ждет монастырь, потому что синие чулки никому не нужны, – Мария усмехнулась, и ее усмешка в этот момент стала просто чудовищно похожей на усмешку Петра.

– Насколько мне известно, Пётр Фёдорович наоборот ждал, когда вы войдете в разрешенный церковью для венчания возраст, и то, для вас сделали исключение, – Анна забрала грязные перчатки у Марии и бросила их в корзину с сорняками.

– Я знаю об этом, – Мария вздохнула.

– Я вам понадоблюсь в ближайшее время, ваше величество?

– Пока нет, – Мария покачала головой, направляясь к выходу из оранжереи, уже обдумывая в голове, что напишет сестрам.

Анна Татищева же поспешила к галерее, где её ждал Турок. Они очень сблизились в то время, когда практически выкрали из Петербургского дворца Великого князя Павла Петровича, а затем и Марию Алексеевну. Бестужев категорически не хотел отпускать пока еще Великую княгиню, а сама Мария была в тот момент слишком слаба, чтобы сопротивляться.

– Андрей, – Анна подошла к нему, стараясь заглянуть в глаза. – Надо что-то делать. Мария Алексеевна окончательно поправилась, но, её деятельная натура не позволяет ей оставаться долго на одном месте. Она уже придумывает себе различные заговоры и пытается найти какое-то разрешение оных.

– Ничего, не волнуйся, скоро Андрей Иванович приедет и поговорит с ней. Думаю, что он сумеет образумить её величество. Если уж с Елизаветой Петровной получалось, то и здесь получится. – Он улыбнулся. – Аня, я уезжаю. Его величество поручил мне чрезвычайно важное задание, так что… – он развел руками. – Когда я приеду, то планирую поговорить с твоим отцом. Надеюсь, что его величество окажет мне в этом поддержку. – Он поднял ее руки и поцеловал пальцы.

– Ты только вернись, а папеньку я сама уговорю, – Анна теперь очень хорошо понимала Марию, которая места себе не находил в отсутствие мужа. – Это самое ужасное, ждать.

– Ничего, прорвемся, я тебе еще успею надоесть, – и Турок отпустил девушку, направляясь к выходу, где уже стоял оседланный конь. В последнее время Турку начало казаться, что он сросся с седлом, так часто приходилось ездить по делам.

***

Андрей Иванович Ушаков приехал в Ораниенбаум как раз в то время, когда Мария закончила писать второе письмо, и запечатала его печатью. Он прошел прямиком к кабинету Великой княгини, возле которого на страже стояли два гвардейца.

– Извините, Андрей Иванович, но без доклада никак нельзя вас впустить, – один из них перегородил путь Ушакову, а второй тем временем исчез в кабинете.

Охрану в поместье несли те, кто в свое время начинал охранять Великого князя вместе с Назаровым. Точнее, Назаров тогда постигал эту нелегкую науку набивая шишки и вразумляя своих подчиненных. Но в тот раз что-то получилось, и теперь остатки того полка составляли дворцовую гвардию, как назвал их Пётр Фёдорович, вот только дворцовой эта гвардия оставалась лишь на территории бывшего Молодого двора. Зато здесь охрана была поставлена на приличном уровне. По приказу Петра многие моменты помогал решать Турок, который указывал уязвимые места, требующие особого контроля.

Всё это Ушаков отметил, когда шел к Марии. Его несколько раз останавливали, да и на всем протяжении своего движения Андрей Иванович ощущал, словно чьё-то незримое присутствие сопровождает его, отслеживая каждый шаг. Ощущение было неприятное, но, в то же время Ушаков испытывал удовлетворение. Здесь действительно лихим людям было бы сложно прорваться к августейшей семье.

– Можете пройти, Андрей Иванович, только трость придётся здесь оставить, – заявил второй гвардеец, вернувшись из кабинета.

– Вот даже как, – Ушаков протянул ему трость и нарочито хромая пошел к открывшейся двери.

– Времена нынче такие, Андрей Иванович, уж не обессудьте, – попытался сгладить впечатление гвардеец.

– Да я не в претензии. И это хорошо, что государь дворцовую гвардию велел вывести из-под надзора Тайной канцелярии, а то как бы вы у своего начальника сейчас трость забирали? – и Ушаков зашел в кабинет. Дверь за ним закрылась, но не плотно, что тоже не ускользнуло от его взгляда. – Доброго здоровьишка, ваше величество, Мария Алексеевна.

– И вам не хворать, Андрей Иванович, – Мария пристально смотрела на Ушакова и сейчас перед ней стоял только один вопрос, стоит ли доверять начальнику Тайной канцелярии, или он каким-то образом причастен к заговору, который она ощущала всеми внутренностями. – С чем вы пожаловали ко мне?

– Позволите ли сесть старику, ваше величество? Тем более, что мордовороты у ваших дверей трость у меня отобрали. – Ушаков готовился к этому разговору, но сейчас не знал с чего начать.

– Я немедленно прикажу вам ее вернуть, – Мария встала и уже сделала шаг к двери, как Ушаков ее остановил.

– Не стоит, ваше величество. Так вы обесцените всё то, чего добивался Пётр Фёдорович. Он вам точно не скажет за это спасибо, когда вернется.

– Тогда садитесь, Андрей Иванович. Насколько мне известно, вы имели полное право сидеть в присутствии Елизаветы Петровны. Не будем нарушать традиции, – и Мария указала на кресло, сама же села в то, с которого недавно вскочила. – Вы ведь не просто так проделали этот путь, чтобы проверить как обстоит дело с охраной?

– Вы удивительно проницательны, ваше величество, – Ушаков сел, остро сожалея, что у него нет трости, которой он привык манипулировать, как дамы веером. – Скажите, ваше величество, вас не посещал Алексей Петрович Бестужев? Может быть, хотел выразить свои соболезнования в связи с утратой Елизаветы Петровны? Или же еще какие пожелания высказывал?

– Почему у меня появилось ощущение, что вы меня допрашиваете, Андрей Иванович? – Мария обхватила себя за плечи, словно на мгновение ощутив холод Петропавловских казематов. – Нет, вице-канцлер не почтил меня своим визитом. Ни сейчас, ни в то время, когда я болела, и думала, что пришел мой последний час. Меня, кстати, никто тогда не навещал. И вы в том числе, – в её голосе прозвучали явные упрек и обида.

– На то были весомые причины, ваше величество. Вы должно быть не в курсе, потому что лежали в полузабытье, но Давид Флемм, царствие ему небесное, сумел убедит Елизавету Петровну подписать ее последний указ, в котором чётко было сказано, что никто не может покинуть дворец, и никто не может в него войти, пока признаки болезни не пойдут на спад. Ломову с Анной Татищевой с трудом удалось вынести наследника до того момента, как Павел Петрович мог захворать.

– Нужно их наградить, – Мария приложила руку к животу, ощутив внезапную изжогу. Как бы она жила сейчас, если бы с ее сыном что-то случилось?