Авиатор: назад в СССР 2 - Дорин Михаил - Страница 8

Естественно, что об участии наших военных в боевых действиях против США во Вьетнаме нигде не сообщалось. Завеса тайны и хоть какие-то воспоминания попадут в прессу ещё не скоро.

Вот и получится, что людей, выполнявших свой интернациональный долг, награждать будут за его выполнение, а вот признавать ветеранами боевых действий не станут.

По крайней мере, мне известно, что у человека по фамилии Платов есть информация по семье Родина. Может, удастся разговорить Леонида Краснова, когда приеду домой в отпуск. Это будет ой как не скоро! Домой отпустят только в октябре после сессии.

Перед сном моей группе довели очень «радостную» новость – завтрашние полёты я и Макс будем выполнять с Граблиным.

Нестеров приболел и появится только в понедельник. С кем-то нужно будет долетать один лётный день на этой неделе. За неимением свободных инструкторов, а может, просто, желающих не нашлось, шефство над нами взял целый заместитель командира по лётной подготовке.

– Итак, товарищи курсанты, довожу порядок выполнения полета по упражнению номер четырнадцать… Что это за упражнение, Курков? – опрашивал нас Граблин на стоянке около самолёта.

– Полёт по маршруту, товарищ подполковник, – громко доложил Макс, перекрикивая гул двигателя запускающегося рядом Л-29.

– Слабо, Курков. Упражнение называется «Полёт по маршруту на визуальную ориентировку с использованием радиотехнических средств». Именно так и нужно докладывать, – сказал Грабля. Вот любит он придраться к каждому слову!

Дальнейшие его слова было трудно разобрать, поскольку рядом стали проруливать самолёты на предварительный старт. Особенно смущал запускающийся борт. Когда он вырулит, струей воздуха можно будет нас сбить с ног. Но Граблин, похоже, этого не замечал.

– Товарищ подполковник, вас снесёт! – кричал ему Макс, заметив, что борт начинает выруливать со стоянки.

– Курков, слушай меня и запомина… ай!

Самолёт слишком резко вошёл в поворот. Мощным потоком Граблина отбросило к нам на руки. Да и нас самих потянуло назад.

– Номер борта… запомнить и мне доложить после полётов. Выполняйте предполетный осмотр самолёта, Родин. Время уже взлетать, – злился Граблин, оттолкнувшись от нас.

– Как пинка под зад дали, – ухмылялся Макс, когда мы осматривали самолёт. Согласен, что спесь с Грабли сдуло моментально после такого неофициального полёта.

В воздухе он постоянно что-то требовал. Расскажи ему, сколько времени продолжается полёт, показания приборов, что за деревню пролетели десять минут назад, какую пролетим, если введём поправку в курс и так далее. Нет бы просто лететь и наслаждаться погодой!

– Не знаю, Родин, как вам удалось посадить самолёт без шасси в скошенном поле. Вы же ничего не знаете! – сказал Граблин по внутренней связи. Этот вывод он сделал уже на середине маршрута.

Мы как раз пролетали косу Долгую, на которой самые чистые и песчаные пляжи во всём Белогорском районе. Я уже представил себе, как мы с Женей приедем сюда, когда у меня будет увольнение на этой неделе.

– Засмотрелись? Отвлекаетесь ещё и от пилотирования, Родин? – не унимался Граблин. – За такой полёт останетесь у меня в субботу в казарме.

– У меня все параметры в норме. Я веду осмотрительность, – пытался я оправдаться, но подполковник был другого мнения.

– Вам не повредит пару часов дополнительных занятий. Я как раз ответственный в субботу по полку.

Вот чего он докопался до нас? Есть у тебя тёрки с Нестеровым, так и решай их с ним. Нас зачем трогать?

В этот момент в эфире прозвучал сильно встревоженный голос. Это был Артём.

–Восемьсот восемьдесят второй, в зоне отказ двигателя! – доложил он.

В этот момент я совершенно забыл о своём задании и стал переживать за товарища. Только бы не геройствовал и прыгнул, если не сможет вывести. Тем более что сегодня у Рыжова самостоятельный полёт без инструктора.

– Внимание, всем режим радиомолчания! Восемьсот восемьдесят второй, номер зоны и высота? – запросил руководитель полётами, явно волновавшийся в этот момент. В ответ в эфире была тишина.

– Командир, вы тоже слышали доклад об отказе двигателя? – спросил я. Сейчас вообще было не до полёта по маршруту.

– Да, Родин. Это Рыжов?

– Так точно. Почему молчит? – сказал я, прослушивая запросы руководителя полётами. Граблин ничего не ответил на мой последний вопрос.

–Восемьсот восемьдесят второй, пожар двигателя! Высота четыре тысячи! – снова в эфире доклад Артёма. Значит, двигатель запустил, но произошёл пожар. Высоты ему хватает, чтобы катапультироваться. Про себя думаю, что хоть бы сейчас всё обошлось. Двигатель вряд ли будет работать после пожара.

–Восемьсот восемьдесят второй, закрой пожарный кран, «Малый газ»! Примени систему пожаротушения! – давал команды руководитель полётами.

И снова тишина в эфире. РП волновался ещё сильнее. Два отказа на один самолёт в течение двух минут – перебор!

–Восемьсот восемьдесят второй, прохожу дальний, три зелёные не горят, шасси не вышло, ухожу на второй круг, – снова доклад от Артёма. И как это он так быстро на посадку стал валиться?

– Он же сгорит сейчас вместе с самолётом, – сказал я Граблину, нажимая на СПУ.

– Почему он не прыгает, Родин? – спросил Граблин. Судя по голосу, он тоже весьма нервничал. Представляю, каково сейчас Тёме. Третий отказ и всё ещё летит! Не самолёт, а самый настоящий танк!

Пара минут в эфире была тишина, а потом, неожиданно, руководитель полётами запросил меня.

–Восемьсот восьмидесятый, задание закончили?

– Сопка, я Восемьсот восьмидесятый, конечный пункт маршрута, разрешите на привод, далее заход по кругу?

–Восемьсот восьмидесятый, разрешил.

Голос руководителя звучал спокойно, без каких-либо печальных или нервных нот.

– Значит, нормально всё с твоим другом, Родин. Молодец, Рыжов! – сказал Граблин по внутренней связи.

– Выпало же ему испытать сразу три отказа. И самолёт выдержал…

– Выдержал, Родин. Не отвлекайся и пилотируй. И снижение не проспи, а то будешь потом валиться после привода к первому развороту, – перебил меня Грабля. До чего же чёрствый тип! Мог бы и обсудить со мной такой случай. Сейчас опять комиссия приедет, небось. Эх, невезуха какая-то у Доброва с этим полком и нашим курсом!

После посадки я внимательно посмотрел по сторонам в поисках той самой «элки», которая столько пережила с моим товарищем.

К нашему самолёту уже бежал Макс, чтобы помогать готовить его к повтору. Граблин не стал обсуждать со мной полёт, а заспешил к руководителю полётами, чтобы узнать об инциденте.

– Где Тёма? Как он? – спросил я, но Макс смотрел на меня с недоумением.

– Да нормально всё. Пошёл на КДП сейчас. Ты чего так нервничаешь? – сказал Макс, вставляя заправочный пистолет в горловину с левой стороны кабины.

– Как чего? Три отказа у парня, а ты говоришь чего! Как он сел? Ты… ты чего ржёшь? – сказал я, толкая в грудь Макса.

– Просто, я… вспомнил… ой, не могу! – продолжал смеяться Макс. – Вспомнил, как… орал… на него Новиков после… да вон смотри, – указал он мне на дорожку со стоянки, где Ребров вовсю отчитывает Артёма.

– Чего мямлишь, Рыжов? Паровозный гудок ты на Белогорском вокзале, а не курсант! В эфир ты громче говорил, – кричал Ребров на него.

– Виноват, товарищ подполковник. Там аккумуляторы и автомат защиты сети «Радио» были включены. Ну, я ж правильно всё делал…

– Рыжов, ты если балбес, так и скажи. Нечего мне самолёты ломать. Быстро на борт! Устрою я тебе выходные на тренажном самолёте, чтоб ты всё правильно делал! – указал комэска на стоянку самолетов, и Артём сорвался с места, пока ничего нового не узнал о себе.

Макс продолжал смеяться, совершенно не замечая, что к самолёту уже спешит Граблин.

– Забыл… говорит, – не успокаивался Курков.

– Макс следи за топливом. Перельёшь! – крикнул я.

– Да всё я контролирую… вот зараза! – выругался он, когда его обдало вырвавшимся фонтаном керосина. Как раз в этот момент пришёл Граблин.