Дорога императора (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович - Страница 44

И мы двинулись неторопливой трусцой, словно волки, идущие друг за другом. Но как только вышли на перекресток, с вышки по нам ударил мощный луч света. Не иначе, там стоял прожектор, вроде тех, которые ставят на кораблях. Мысленно я материал Вострецова, с его «чувством опасности», которую он чует за километр, а сам пытался привести в порядок мгновенно ослепшие глаза. Но проморгаться, или хоть что-то разглядеть при таком мощном свете не стоило и думать.

Прикрыв глаза, я накинул на себя полог невидимости и едва не на ощупь вышел из освещенного круга.

А ведь мощный удар по сетчатке! Мне понадобилось какое-то время — секунды три, может и пять, чтобы восстановить зрение. Надеюсь, мои товарищи успели зажмуриться?

Когда я мог все видеть нормально, то разглядел, что вокруг моих соратников стоят женщины — человек десять, с оружием, в полувоенной форме — черные, но явно гражданские юбки и военные кителя с нашивками. Головные уборы — пилотки.

— Фрау капрал! Их только что было четверо, — завопила одна из «валькирий»

Капрал — мощная тетка с автоматом ППШ (откуда взяла?) растерянно оглядела мое воинство, которое еще не успело прийти в себя:

— Где же он?

— Да здесь я, здесь, — примирительно сказал я по-немецки, а потом, отдав приказ по-русски: 'Ложись!, дал короткую очередь по прожектору.

Звон разбитого стекла, лязг осколков, осыпавших нас острыми кусочками, но главное — прожектор погас, а разведчики, пусть еще и не успевшие оклематься, дружно повалились на землю, увлекая за собой Анну.

А немки, ошарашенные случившемся, сделали то, что ни в коем случае нельзя делать — открыли беспорядочную стрельбу, не разобравшись — куда палить. Нет, не изучали женщины тактику боя. Нельзя стрелять, если кто-то из ваших товарищей находится на линии огня.

— Прекратить огонь! — орала капральша, но ее возглас сменился криком боли. Кто-то из раздухарившихся подчиненных всадил своей командирше пулю в живот.

В общем, четыре «валькирии» были либо убиты, либо тяжело ранены, еще две ранены легко. Но четверо вооруженных женщин — это не десять.

Вострецов и Недудко, ориентируясь только на звук, принялись драться. Свою лепту внесла и Анна, накинувшаяся на ближайшую женщину. Ну и я, по правде сказать не стоял без дела. Увидев, что капральша, превозмогая боль тянется к своему автомату, просто отобрал оружие.

Через несколько минут все было закончено. Кого-то из «валькирий» убили, кого-то просто «оглоушили».

— Никого не задело?

— Никак нет, — бодро отозвался Вострецов. — Только глаза ни хрена не видят.

Глаза, это да. Но я сейчас всех быстренько полечу и в путь-дорогу. Сколько осталось-то? Километров семь? Ну, это ерунда, по сравнению с тем, что уже пройдено.

Семь километров — это ерунда. А там уже и свои. А свои — это еще и баня, чистое белье, а еще котелок с горячей кашей или похлебкой.

Вот о чем думает русский император, а не о судьбах своих подданных и своей страны. Мне даже стало стыдно за такие мысли, но что поделать, если я еще и человек? А человек, он нуждается и в еде, и в чистоте, и в одежде. Желательно не такой драной, как у меня. Вроде бы, штаны ксендза были целехоньки, а теперь тоже превратились в лохмотья. И, что особо обидно, один из моих сапог запросил каши. Как мог замотал отваливавшуюся часть тряпочкой. А я так радовался, что у меня «особо прочная» и «неубиваемая» обувь. Нет, правы те, кто уверяет, что вечного в этом мире ничего нет.

Но если сказать правду — то мне уже изрядно осточертели и эти холодные леса, и сырость, надобность куда-то бежать, в кого-то стрелять, лупить или резать горло саперной лопаткой.

Нет, я не жалуюсь. Так, стенаю. Понимаю, что многим моим подданным приходится куда труднее. И спят на сырой земле, и едят не пойми что, и воюют. Вот, остался бы в шкуре Павла Кутафьина, пошел бы вольноопределяющимся на эту войну, тоже бы жил не лучше.

Впрочем, лучше не думать о том, что бы было, если бы было.

Семь километров идти не пришлось. Вернее — идти-то пришлось, только уже не по чужому лесу, а по территории, занятой русской армией, потому что когда мы прошагали полторы версты, потому что из-за деревьев выскочили сумрачные фигуры в пятнистых маскировочных халатах, наброшенных поверх формы императорской армии и дружненько взяли нас на прицел, а потом разоружили, отобрав и автоматы, и даже мой пистолет.

— Братцы, мы свои, — попытался объяснить ситуацию капитан Вострецов, но его никто не слушал. — Мы из разведки, бригада полковника Ефимовского… Нам нужно передать важное сообщение.

— Шагай, — подтолкнул его стволом автомата один из бойцов, чье звание было невозможно определить из-за отсутствия погон. — Сдадим вас командиру роты, пусть разбирается.

Судя по манерам и выражению лица, это был командир отделения. Звание, не выше унтер-офицера.

— Руки держать за спиной! Не разговаривать! — строго сказал унтер. — За попытку побега стреляем по ногам. Попытка наброситься на нас — стреляем на поражение. Все ясно?

Вострецов растерянно посмотрел на меня, показывая взглядом — мол, он тут не виноват, на что я только улыбнулся — фанфар при встрече никто не ожидал, а то, что нас встретили «по одежке», так это нормально. Если здесь простые солдаты, то разговаривать не о чем. Нижние чины все сделали правильно — задержали подозрительных личностей, изъяли оружие, а обо всем остальном должна болеть голова у отцов-командиров.

Не застрелили на месте, так уже здорово. Еще спасибо, что нас не заставили тянуть руки вверх, или не обрезали пуговки на штанах. Слышал, что такой способ передвижения военнопленных наши солдаты использовали во время Великой Отечественной. А что, очень удобно. Пуговки срезаны, попытаешься напасть на конвоира — штаны спадут. Поэтому один боец с винтовкой мог вести не меньше десяти-двадцати пленных немцев.

Ладно, не буду подсказывать, а не то и на самом деле срежут пуговицы, придется позориться. Мало того, что штаны драные, но, если станут спадать с императорской задницы — стыдобушка.

Так вот мы и шли гуськом. Впереди Недудко, потом Анна, затем Вострецов, а государь-император шел замыкающим.

Когда мы пришли в распоряжение части, что выказывало наличие техники под маскировочными сетями, сборные домики, множество палаток и часовые, которые уже не скрывались, то унтер-офицер передал нас прапорщику.

— Ваше благородие, — бодро доложил унтер. — Задержаны три подозрительные персоны, а с ними девка. Тоже подозрительная. Документов при них нет, оружие — два автомата ППС, автомат незнакомой конструкции и пистолет. Оружие передано на хранение.

Прапорщик, в отличие от нижних чинов был при погонах.

— Кто такие? — поинтересовался он.

— Разведгруппа, выполняющая особое поручение. Поручик, то есть капитан Вострецов, командир специальной группы. Бригада полковника Ефимовского, — доложился командир нашей группы. Капитан приготовился сообщить чины-звания и прочее, но прапорщик прервал старшего по званию:

— Пусть каждый сам ответит.

Недудко ответил уже более уверенно:

— Капитан Недудко.

— Анна Петрова, вольнослушательница Минского императорского университета, — сообщила девушка.

А я и не знал, что она вольнослушательница. А почему не студентка? Надо будет помочь девушке.

Прапорщик перевел взгляд на меня, ожидая доклада.

— Александр Романов, — сообщил я. Подумав, добавил. — Звание — генерал-майор.

Брови прапорщика превратились в домик.

— Ни разу не слышал о таком генерал-майоре, — хмыкнул прапорщик.

Врет ведь, и не краснеет. Как же так? Прапор не слышал о собственном императоре? Но самое странное, что меня нигде не кольнуло, и не торкнуло. Парень и на самом деле не может связать императора Всея Руси, что носит звание генерал-майора и оборванца, вышедшего из леса. А то, что это Александр Романов, так что такого? Я, в своей жизни (той) был знаком с целой кучей Романовых, среди которых имелась и парочка Александров.