Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри - Перри Мэттью - Страница 42

Итак, вместо того чтобы рыдать, я медленно прошелся вокруг съемочного павильона Stage 24 со своей тогдашней девушкой, которую также вполне уместно звали Рэйчел. (После окончания работы над сериалом компания Warner Brothers переименовала павильон Stage 24 в Бёрбанке в The Friends, «Друзья»). Мы попрощались, договорившись скоро увидеться, как это делают люди, когда знают, что этого никогда не случится, а затем направились к моей машине.

Некоторое время я сидел в машине, стоявшей на парковке, и думал о том, как прошли эти десять лет. Я думал о фильме «L.A.X. 2194», о сумме в $ 22 500 и о Крэйге Бирко. Я думал о том, как последним прошел кастинг, и о той поездке в Вегас, где мы тусовались в битком набитом казино и никто не знал, кто мы такие. Я думал обо всех гэгах и дублях, о братьях Мюррей и о некоторых моих самых известных и слишком близких к правде фразах, например:

«Привет, я Чендлер, я вечно шучу в некомфортных ситуациях».

«До двадцати пяти лет я думал, что единственным ответом на „Я люблю тебя“ будет „Вот дерьмо!“».

«Ну разве может она и дальше быть не в моей лиге?»

Я думал о летних месяцах между восьмым и девятым сезонами, когда находился в реабилитационном центре, а журнал People в это время вынес на обложку сообщение о том, что я «счастлив, здоров и СТРАСТЕН!» («Смешной парень из сериала „Друзья“ рассказывает о слухах, о романах, о „последнем“ сезоне и о своей борьбе за трезвость, — гласил первый абзац статьи. — „Это было страшно, — говорит он. — Я не хотел умирать“) Я действительно провел то лето относительно трезвым и много играл в теннис.

Я думал о первом дне четвертого сезона, когда лето закончилось, а я совершенно открыто отправился в центр реабилитации. Неудивительно, что на первой после перерыва читке сценария все взгляды были обращены на меня. Мой приятель Кевин Брайт, один из исполнительных продюсеров шоу, открыл читку словами: «Никто не хочет рассказать, как он провел лето?» Я решил воспользовался возможностью растопить лед в наших отношениях и громко и отчетливо сказал: «Хорошо! Давайте я начну!», чем разрядил сильное напряжение в комнате. Все разразились смехом и аплодисментами за то, что я изменил свою жизнь и появился на читке свежим и готовым к работе. Наверное, и по сей день эта шутка остается самой умной из всех, которые я когда-либо отпускал.

Я вспомнил о том, как мне пришлось в течение последних нескольких сезонов умолять продюсеров не позволять мне больше говорить так, как Чендлер говорил раньше (я уже не говорю о том, как я мечтал избавиться от этих идиотских жилеток). Эта особая интонация — ну разве может что-то раздражать сильнее? Я наигрался этим до такой степени, что, если бы мне пришлось еще хоть раз поставить интонационное ударение не в том месте, где нужно, я бы просто взорвался. Поэтому в шестом и последующих сезонах я вернулся к обычному произношению своих реплик.

Я подумал о том, как я плакал, когда просил Монику выйти за меня замуж.

А еще я оставался собой, потому меня посещали черные мысли.

Что же будет теперь, когда я больше не буду загружен этой безумно веселой и творческой работой, на которую хочется ходить каждый день?

«Друзья» стали для меня самым безопасным местом, мерилом спокойствия; это они заставляли меня вставать с постели каждое утро, это они давали мне возможность немного спокойнее относиться к тому, что произошло накануне вечером. Это было время нашей полноценной жизни. Мы чувствовали себя так, как будто каждый день получали новые потрясающие новости. Даже я понимал, что только сумасшедший (а во многих моментах я таким и был) мог провалить такую работу.

Когда той ночью мы ехали домой по бульвару Сансет, я показал Рэйчел огромный рекламный щит фильма «Девять ярдов 2». Вот это я, хмурый 15-метровый парень в темном костюме, фиолетовой рубашке и галстуке, стою рядом с Брюсом Уиллисом, который одет в белую футболку, безрукавку и тапочки в виде кроликов. «УИЛЛИС… ПЕРРИ…» — сообщали двухметровые буквы, размещенные над рекламным слоганом фильма: «ИМ НЕ ХВАТАЛО ДРУГ ДРУГА. НА ЭТОТ РАЗ ИХ ЗАМЫСЕЛ СТАЛ ЕЩЕ ЛУЧШЕ». Итак, я стал кинозвездой. (Ну, вы помните, что я говорил про ослиную голову?)

Впрочем, даже без «Друзей» мое будущее выглядело весьма радужно. У меня выходил новый большой фильм; я снялся в двух эпизодах сериала «Элли МакБил» и в трех эпизодах сериала «Западное крыло», так что я повысил актерское мастерство, снимаясь и в серьезных произведениях, и в комедиях (за свои три эпизода в «Западном крыле» я получил две номинации на премию «Эмми»). Я также только что закончил работу над фильмом канала TNT «Триумф: История Рона Кларка». Это была история о реальном учителе из маленького городка, который устраивается на работу в одну из самых трудных школ Гарлема. Во всем этом не было ни единой шутки, все было настолько серьезно, что это просто сводило меня с ума. Поэтому за кадром я создал для себя персонажа по имени Рон Дарк, который был вечно пьян и постоянно матерился при детях. Несмотря на свою серьезность, фильм, вышедший в эфир в августе 2006 года, имел большой успех. Я получил номинации на премии Гильдии американских киноактеров, «Золотой глобус» и «Эмми». (Во всех трех номинациях я уступил Роберту Дювалю — и долго не мог поверить в то, что проиграл такому халтурщику.)

Впрочем, как я уже говорил, фильм «Девять ярдов 2» обернулся для меня катастрофой. Не уверен, что на этот фильм сходили даже самые близкие родственники и друзья. На самом деле, если присмотреться, то можно было увидеть, как на премьере зрители отводили взгляд от экрана. Я думаю, что на сайте Rotten Tomatoes у этого фильма нулевой рейтинг.

И именно в этот момент Голливуд решил больше не приглашать мистера Перри сниматься в кино.

Я специально договорился принять участие в программе «12 шагов Анонимных алкоголиков» на следующий день после записи последнего эпизода «Друзей». Это было сделано с явным намерением начать новую жизнь и ступить на правильный путь. Но, как оказалось, смотреть на чистый холст незанятого дня было для меня очень тяжело. На следующее утро я проснулся и подумал: «Чем же мне теперь заняться, черт возьми?»

А что, черт возьми, я мог бы сделать? Я подсел на буп, а новой работы не предвиделось. И это показалось мне страшно нелепым — ведь я только что закончил работу над самым популярным ситкомом в истории телевидения. Вдобавок ко всему, в моих отношениях с Рэйчел накапливались проблемы как из-за физической отстраненности, так и из-за эмоциональной близости. Куда ни кинь, всюду клин.

А потом я снова остался один.

Без смехотворно высокооплачиваемой работы, на которую можно было бы ходить только для того, чтобы сбылась твоя мечта, без изюминки в моей жизни все быстро пошло наперекосяк. Больше всего это было похоже на падение со скалы. В мой больной мозг снова стал закрадываться страх прихода других, более сильных наркотиков. А вскоре снова произошло то, что казалось невозможным: я начал пить и употреблять.

Слава богу, я никогда не был склонен к суициду, никогда не хотел умирать. На самом деле в глубине души у меня всегда теплилось какое-то подобие надежды. Но если считать смерть следствием того, что я принял нужное мне сейчас количество наркотиков, то получалось, что смерть — это то, что я должен был допустить. Вот как перекосило мои мысли — я смог удерживать в уме одновременно две вещи: я не хочу умирать, но если мне придется это сделать для того, чтобы загрузиться достаточным количеством наркотиков, то что же… Я отчетливо помню, как держал в руке таблетки и думал: «Это может меня убить», но все равно их принимал.

Очень тонкая и очень страшная грань. В пьянстве и наркозависимости я достиг такой точки, что стал пить и употреблять наркотики для того, чтобы забыть о том, сколько я пил и употреблял наркотики. И для того, чтобы вызвать такую амнезию, мне теперь требовались почти смертельные дозы.

А еще я был настолько одинок, что это причиняло мне боль; я чувствовал, что одиночество пропитало меня до костей. Внешне я выглядел самым удачливым парнем на свете, поэтому было всего несколько человек, которым я мог пожаловаться на жизнь без риска услышать что-то вроде «Да кто бы говорил…». И даже тогда ничто не могло заполнить дыру внутри меня. В какой-то момент я купил себе еще одну новую машину, но радостное волнение от этого события прошло примерно через пять дней. Я также регулярно переезжал с места на место. Приятные ощущения от нового дома с еще более шикарным видом из окна тянулись чуть дольше, чем от Porsche или Bentley. Но ненамного дольше… Кроме того, я настолько замкнулся в себе, что для меня стали почти невозможны нормальные отношения с женщиной, когда ты не только получаешь, но и отдаешь. Мне казалось, что в этом смысле лучше всего иметь «секс по дружбе», — только бы никому из партнеров не закралась в голову мысль, что мне этого безнадежно мало.