Зловещие истории (сборник) - Ли Танит - Страница 26

— Неужели это возможно? — подумал Жук. — Не могли же волшебники одарить и этих негодяев! Где тогда справедливость?

Юноша поднялся на высокую крышу, где по вечерам зажигался маяк для богов. После визита к волшебникам Жук уже не жаловался на зрение, его взгляд стал по-истине орлиным. Поэтому он увидел внизу все как на ладони.

Когда священники поворачивали к деревне, один из них — тот, кто вел лошадь с сокровищами, — почувствовал укол в бедро и решил, что его укусила блоха мула. Но сразу вспомнил, что этого не может быть, ведь он ехал не на муле, а на прекрасной лошади. Заходящее солнце било священнику прямо в глаза. Он посмотрел на ближайшего соседа и увидел нечто странное. Или ему показалось, что брат не разодет, как иностранец при королевском дворе, а напротив, сидит на лошади совершенно голый, прикрытый лишь свеже-сорванными вьюнами и грязью? Но священник никак не выразил своего изумления, лишь протер глаза и поспешил взглянуть на Настоятеля.

— Фу ты! Это все солнце. Ведь это сам святой отец, и тоже голый, если не считать нескольких пятен вороньего помета на спине и пояса — уж не дохлый ли это червь? — на котором висит тыква, а в ней… Нет, нет, меня слепит солнце, вот и мерещится!

Священник отогнал эти мысли, решив рассмотреть все хорошенько в обители. Но вдруг увидел, как его собственный толстый живот, абсолютно голый, вздымается к насмешливому зареву заката. И в этот момент его снова укусила блоха, потому что он ехал на своем старом муле, чью уздечку украшали раковины улиток и шарики совиного помета, а на седле под обожженными ягодицами седока лежала крапива.

И розово-каменная деревня навсегда запомнила, как Настоятель и двое его сподвижников из святого братства ехали однажды вечером по улице верхом на мулах в чем мать родила, не считая пучков травы и пятен грязи. А вьючной мул вез за ними тыквы, полные кроличьего помета, сухой коры и испражнений лис и диких кошек. Поэтому деревенские жители и подняли такой шум. Неудивительно, что Жук, увидев все это, поспешил вниз.

Он встретил процессию на дороге перед воротами храма. Голые попы смущенно ежились в лучах беспощадного солнца.

— О, благочестивый отец! — воскликнул Жук. — Что с вами случилось?

С разных сторон летели крики изумления и угрозы, а Настоятель тем временем попытался проехать в ворота, но его собственный мул и Жук помешали. Тут наступила мертвая тишина, вызванная появлением Драгоценного, с которым, как и с его мулом, не произошло никаких перемен.

— Хотите, я все расскажу? — пронзительно закричал Драгоценный.

Деревенские жители, стараясь не смотреть на наготу Настоятеля, попросили Драгоценного рассказать обо всем.

— Я их выведу на чистую воду! — кричал Драгоценный. — Долго я был их слугой и наперсником, но они — порочные создания, и волшебники обнажили их грехи, а благодетельного Жука вознаградили.

И Драгоценный рассказал вот что. В лесу снедаемые скупостью попы встретили двух волшебников. Видимо, из-за их греховности пришельцев удалось без труда заколдовать. Но Драгоценного волшебники пощадили, позволили ему видеть сквозь чары.

— И тогда, — рассказывал Драгоценный, — эта троица разлеглась на грязной земле при свете миллионов светлячков, и позволила украсить себя гирляндами жгучих сорняков и сухих папоротников. Когда же прохвостам предложили болотную воду, они пили ее и умывались ею, потом с удовольствием поглощали тухлые яйца, старые птичьи гнезда и другие гадости. Мне же волшебники дали хорошую воду и съедобные растения. Затем они предложили Настоятелю порассуждать о природе богов, и он болтал пять или шесть часов кряду, изрекая богохульства, подобных которым я не слышал, даже проходя мимо таверны. Он утверждал, что голоса богов напоминают говор гусей и собак, при этом они несут чепуху и создают мир из навоза, а ко всему прочему Настоятель высказал нелепое предположение, будто земля круглая и вертится в пустоте. Во время этой речи один из его приспешников громко храпел, показывая тем самым, что полностью поддерживает богохульника. Когда наконец ужасная проповедь закончилась, двое волшебников удалились. Тут из леса появились три обезьяны и пустились в пляс, а вскоре эти гнусные прелюбодеи, попы, схватили обезьян, повалили в грязь и там вытворяли такое, что я даже не мог на это смотреть. На восходе солнца все трое проснулись в том, что вы на них видите, и пришли в неописуемый восторг. Потом уселись на мулов и всю дорогу хвастались своим успехом. Я, единственный незапятнанный колдовством, тоже вернулся и свидетельствую против них. Виной всему, что с ними произошло, вероятно, недостойная священнослужителей страсть к еде, крепким напиткам и запретное влечение к женщинам и золоту.

Рассказав обо всем, Драгоценный закрыл лицо руками, что позволило слушателям перевести дух. Но затем кое-кто закричал, что святые отцы угодили в тенета черной магии, что праведные служители культа ни в чем не виновны, особенно в происшествии с обезьянами. Драгоценного же просто-напросто обманули.

— Вы думаете, они безгрешны? — воскликнул Драгоценный.

Он схватился обеими руками за свой балахон и разорвал его от шеи до колен. И тут оказалось, что Драгоценный вовсе не послушник, а пухленькая смазливая молодица, вся зардевшаяся от стыда и гнева.

— Они купили меня еще ребенком и с тех пор выдавали за мальчика. Я была тайной наложницей святого отца и его приспешников. Чтобы скрыть правду, они одевали меня, как мальчика, заставляли туго перевязывать грудь и угрожали, если я открою правду, наслать на меня такие проклятия, что я умру в муках. Я могла бы убежать, но куда? Кроме того, у меня были причины остаться, и одна из них — надежда, что боги когда-нибудь освободят от повязки мои груди и позволят оголить их, как сейчас.

С этими словами Драгоценный набросила на свои плечи балахон и убежала. Настоятель и его спутники сидели на мулах ни живы ни мертвы, и тут послышался жуткий смех. Повернувшись на звуки, деревенские жители увидели трех хорошо одетых обезьян, торопливо приближающихся по дороге. Толпа расступилась, и животные прыгнули в руки сопротивляющихся священников, и покрыли их мерзкими поцелуями, сопровождая изъявление своих чувств непристойными жестами и грубыми объятиями. Короче говоря, они вели себя, как заправские шлюхи.

Снова Жук выехал из деревни. На сей раз он держал путь к югу, и на сердце у него теперь было легко, потому что с недавних пор судьба его изменилась.

Но не успел он далеко отъехать, как из-за деревьев появился человеческий силуэт. Это была Драгоценный в простой домотканой одежде, но с цветами в кудрях. Жук ненавидел Драгоценного, пока тот был любимцем священников и подлизой-мальчишкой. Но, когда Драгоценный оказался симпатичной девушкой, Жук переменил свое мнение.

За спиной Жука в деревне священники платили свои многочисленные долги, но Драгоценный не обращала на них внимания. Она смотрела на Жука.

— Я полюбила тебя еще до того, как ты стал таким красивым. Я оставляла свечи там, где ты мог их найти, стащить и съесть, и поливала их бараньей подливкой. Когда ты отправился в лес, я молилась и предлагала жертву богам, чтобы тебя защитили. Я поклялась, что однажды приду к тебе и расскажу обо всем. Но теперь, смотри, я принесла свое приданое.

И она показала серебряное блюдо, украшенное драгоценными камнями, и кубок из чистого золота.

Жук поднял ее на своего прекрасного коня и поцеловал.. Это был самый сладкий поцелуй в жизни обоих.

С тех пор на храме близ деревни не горел сигнальный огонь. Несомненно, и боги, и волшебники забыли про обитель. А Жук с Драгоценным (носившие, впрочем, уже совсем другие имена) поселились далеко, в иной стране. Через год они воздвигли алтарь князю летнего дня и темной госпоже, которую они называли дочерью ночи. Драгоценный, правда, молилась и другим богам, но Жук — только этим. Когда Жук возлагал дары и благовония к ногам дочери ночи, он с улыбкой вспоминал всегда голодного юного послушника и думал о том, какие сюрпризы иногда преподносит человеку судьба.